Этим летом кругом, во всём мире, жара, полыхают пожары даже, а у нас – ни два ни полтора. Вроде бы и не холодно, но и тепла, летнего, настоящего, которым так любо наше лето, тоже нет. Будто набирает, набирает июль силу, а тут – бац, и дождик пошёл, под каплями которого всё сразу остывает и возвращается в исходное положение: в весну, то есть.
И как быть – не ведаешь, не знаешь. Хотелось бы уехать из большого города куда-нибудь в лес, на берег речки или озера, ну, чтобы там костёр, гитара, а под утро уже – душный мрак палатки, но включается пресловутый разум, который говорит словно: «Ну какой там лес, какой костёр, какая палатка, в конце-то концов! Представляешь, только приехали, а тут опять дождь. И сидим мы, как мокрые куры в курятнике, распустив крылья и сопли, и начинаем ненавидеть друг друга. И ненавидеть именно за то, что каждый из нас словно бы подсмотрел друг за другом в тот самый момент жизни, когда человек особенно некрасив, убог и нищ в своей злобной или тоскливой беспомощности, а что предпринять, не знает.
Это временно, конечно. Потом мы собираемся и начинаем жить дальше. Но в этот-то самый момент особенно не хочется, чтобы хоть кто-нибудь, даже самый близкий, видел слабость твою и пустоту нерешительности и нерешённости…
Вот Саня и идёт к отцу, потому что тому, якобы, нужна поддержка – мама два месяца назад умерла, и старик всё понять не может, как ему дальше жить. Да и нужно ли дальше-то…
На самом деле Сане самому плохо. И Ленке, жене, тоже плохо. Он это чувствует. Она – тоже. Только молчат, не признаются друг другу в том, что всё, «любовная лодка разбилась о быт», и любви не стало. Кажется, совсем. И как быть в такой вот выморочности, Саня сам решить не может, ибо внешне-то всё как будто и не изменилось, а вот внутри… тихо и пусто, как в мокром, залитом дождём лесу…
Пришёл Саня, дверь своим ключом открыл. И пошёл, зная куда, - на кухню. Отец там теперь всё время обитает. У окна сидит и во двор смотрит, словно маму с работы или из магазина дожидается.
Вошёл Саня, а отец даже не встрепенулся. Сын постоял, помялся на пороге, потом говорит:
- Здорово, батя… Ну, ты как сегодня-то? Ел или нет чего? А то давай вместе и пообедаем – поужинаем… Я, кажется, даже и не завтракал нынче.
Отец встрепенулся, дернул плечами, голову чуть повернул на голос и сипло как-то, тускло ответил:
- А-а-а… Ты это, сынок. А я и не слышал, как ты вошёл. Задумался что-то… Ты ел сегодня? Я, кажется, нет ещё… Или ел? Забыл уже… Посмотри там, в холодильнике, может, найдёшь чего…
И снова к окну отвернулся. И замолчал снова.
И Саня молчит, потому что не знает, как тут быть. Отец, так же неожиданно, как замолчал, говорить начинает, словно бы продолжая вслух то, что мгновение назад было его мыслями:
- Я вот всё Аню (опять чуть повернулся к сыну) – маму твою, всё спросить хочу, а теперь уж нет, наверное, не дождусь ответа…
И опять замолчал. Надолго. Через «надолго» Саня отвечает:
- И я, пап, тоже Ленку всё хочу спросить, да как выразить, чтоб поняла, не знаю: как нам дальше-то с нею быть? Если устала она от меня, то, может быть, того… эт самое, значит, разводиться с нею будем…
Отец с ответом не медлит, реагирует тут же:
- А я Ане и говорю: «Ты, наверное, устала от меня, голуба? Наскучил я тебе с грязными всегда руками, с борщами, которые люблю и даже ночью есть готов. А ты ведь всё мне про какую-то свою книжку рассказать хотела. Так какую же, Нюрочка? Рассказывай, а я тебя слушать стану…»
Очень Сане это понятно, а потому он подхватывает:
- Вот и я, пап, Ленке говорю… Нет, не говорю, то есть, а всё хочу сказать, да как-то не получается всё. А спросить вот о чём: «Ты же знала, Леночка, за кого шла. Я ведь со школы ещё с отцом в гараже пропадал всегда. А ты: пойдём да пойдём к реке, там красиво и радостно сердцу…»
Отец выслушал, подумал и отвечает:
- Закурю, наверное. Ты-то куришь, нет ли, сынок? А то я забыл уже…
- Ага, и она забыла, Ленка моя, как я за неё дрался с ребятами, чтобы даже подходить к ней не смели…
- А мать моя всегда говорила: «Не вяжись ты с этой Нюркой, она чокнутая какая-то. Всё книжки да стишки на уме. Плохо это. Для жизни плохо…» А я ей: «Не, мам, она и готовит вкусно, и чисто у неё… Да и плохо мне становится, когда долго её не вижу…»
- Вот ты говоришь, бать! А мне, думаешь, легко бывает, когда она замолчит сразу. И – вся. По спине вижу, что обидел я её, а чем – понять не могу.
- Не-е-е, сынок, - говорит отец, потом закуривает, затягивается долго-предолго. И они оба с сыном наблюдают, как огонёк сигареты тлеть начинает. – Мы с матерью ссориться и не ссорились будто. Это на словах. А так-то… Кто его знает, что у неё на уме было-то. Так-то она - так, а потом – р-р-раз, и эдак. Чёрте чо, сынок. Дурок папка-то у тебя: в одиночестве мамку держал всегда…
Саня тянется к карману, чтобы сигареты достать тоже. Потом будто раздумал и из отцовой пачки взял. Закурил, и тоже, как отец, длинно:
- Я вот щас шёл к тебе и подумал: может, с ребёнком откладывать не надо? А? Ты как считаешь?
- Кто ж его знает, сынок, как тут быть было. Аня-то мне всё говорила, что вот ещё бы девочку родила. А я и не знал, что ответить. Молчал всё и, как сейчас вот, всё закуривал и в гараж уходил… Вроде как и не мне это решать было.
Саня понимающе кивает отцу и отвечает:
- Может, ей не нравится, что я курю в доме? Так на балкон же выхожу. Зимой даже.
- Ой, сынок, точно: разговаривать с нею больше надо было, а не отмалчиваться и закуривать. А девчонку ещё, ну, так ведь и я тоже хотел, чтоб на Аню (косится слегка на сына), мать, тоись, похожа была. Ты вот когда родился, я даже расстроился маленько, что не дочка… Но ты у нас с Нюрой ничего получился…
- Точно, бать, говоришь! Ребёнок нам с Ленкой нужен. И – разговаривать! Да почаще!! Да подольше!!! Ладно, бать, ты давай, не хандри тут. А я побежал домой: с Ленкой поговорить надо…
Отвечает отец уже в спину сына:
- Вот и хорошо, что пришёл. Поговорили, мать вспомнили. Ты почаще ко мне наведывайся да Леночку свою приводи. Я когда на неё смотрю, Нюру свою вспоминаю… Вот, значит…
И снова к окну отвернулся. И смотрит уже в чернильную пустоту июльского вечера, который опять застучал по подоконнику крупными каплями дождя…
И всё равно дождь лучше, чем пожары от жары.
|