ПОМОГИ БЛИЖНЕМУ СВОЕМУ... (из серии "СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ")Олесин младший братик, вопреки всем желаниям родителей, умудрился в свое время жениться на девочке из очень неблагополучной многодетной семьи. Которая жила, по словам Олесиной мамы, просто в жуткой бедности. Их отец был алкоголиком; он много лет не работал вообще, и они все честно жили на деньги мамы - пенсионерки. Один из старших братьев по молодости занимался чем-то сильно противозаконным и, очевидно, связался не с тем, с кем надо, - поскольку в какой-то момент попросту сгинул без вести. Найти его тогда не удалось. Правда, двадцать лет спустя, он вдруг обнаружился где-то в Прибалтике, удачно женившимся и на тот момент уже вполне благополучным. Он сам однажды вышел на связь, сообщил, что у него все хорошо, - и, в принципе, этим его вмешательство в дела своего семейства и ограничилось.
Еще один из братьев был честным вором, реально жившим по принципу “украл, выпил, сел”. Поэтому на зоне он проводил куда больше времени, чем на свободе, и с этим все давно уже тоже смирились.
Третий братик - самый старший - поначалу оказался довольно удачливым. У него было хорошее образование и весьма неплохая работа. Он даже умудрился жениться на дочке главного архитектора города, что очень даже благоприятно сказалось на его карьере, - а также принесло квартиру, машину и прочие дотации. Но в какой-то момент в нем что-то “перещелкнуло”. Очевидно, правильно говорят, что гены пальцем не размажешь… И он тоже начал пить, буянить, дебоширить, - а потом и воровать. Пару раз отсидел, - немного, но неудачно, - на зоне отморозил ноги так, что ступни пришлось наполовину ампутировать. И, в довершение ко всему, - словно этого мало!.. - он совершенно осознанно решил стать бомжом. Из родительской трехкомнатной квартиры его никто не выгонял; мать, разумеется, жалела его и была готова помогать и ухаживать за ним. Но он сам почему-то решил, что на улице жить лучше.
Четвертая сестра у них была инвалидом детства с целым букетом психических проблем. Они долго мучались с ней, пытались как-то лечить и поддерживать, но, в конце концов, вынуждены были признать ее недееспособной и определить в психбольницу на постоянное место жительства.
И только лишь младшенькая, Анечка, - разумеется, самая любимая, - оказалась без явных изъянов. К счастью, ее удалось более или менее удачно выдать замуж. И это было большим облегчением для ее родителей, поскольку ее мама, вдобавок к собственному весьма и весьма буйному семейству, воспитывала сама еще и двоих внуков от своих неудачных старших детишек.
Но речь сейчас, в принципе, идет даже и не об этом.
А о том, что Олесина мамуля, - добрейшей души человек, особенно, правда, почему-то именно по отношению к другим людям, - тут же кинулась им помогать. Ну, и Бог бы ей в помощь, - но вот только делать это она почему-то неизменно пыталась за чужой счет. И в данном случае, разумеется, за Олесин. А кто же еще, если не она, Олеська, поможет всем бедным, сирым и убогим?..
И в первую очередь мама чуть ли не силой заставила дочь собрать все старые вещи, - от практически не ношенных до тех, которые даже уже и на помойку-то вывесить не решишься. И, под предлогом того, что “...там совсем нищета; они и этому рады будут!..” - мамочка отправила все эти баулы с подарками новоявленным родственникам в качестве гуманитарной помощи.
Олеся тогда даже шибко и не противилась. В конце концов, действительно, - надо же помогать своим ближним!..
Правда, через пару лет все это рванье зачем-то вернулось к Олесе обратно, - да еще и с “довеском” из их собственных старых вещей. Очевидно, это уже была материальная помощь самой Олесе со стороны добрых и заботливых родственников… После чего все эти гуманитарные дары благополучно перекочевали на помойку, где и нашли место последнего упокоения…
За это время Олеся уже узнала, что Анькина мама, Тамара, на самом деле является жуткой шмоточницей. Дома шкафы у нее буквально ломятся от одежды, и ей действительно впору самой помогать нуждающимся… К тому же, Олеся поняла, что это семейство на самом деле не такое уж и бедное, - несмотря ни на что, Тамара, невзирая на некоторое присущее ей мотовство, тем не менее, жить умела и вполне приспособилась содержать свою семью на те, на первый взгляд, весьма скудные средства, которые у нее были.
После того, как у Олеси открылись на все это глаза, с идеей помощи “бедным родственникам” она, разумеется, благополучно завязала. Да у нее и у самой тогда как раз настали такие тяжелые времена, что впору самой было просить милостыню…
А вот ее мама, - которая, вроде бы, видела все то же самое, - с идеей “творить добро” никак расстаться не желала. Она ведь у них была очень добрая, милосердная и свято верующая в Бога. Поэтому, чуть только в разговоре с Олесей речь случайно заходила о том, что у той пришло в негодность что-то из одежды, и необходимо задуматься о покупке нового, мама тут же, ни капельки не переживая об отсутствии шмоток у самой дочери, начинала, в буквальном смысле слова, вопить:
- Вот и хорошо!.. Вот и отдай это Тамаре!.. Они же там голые ходят!.. Им вообще носить нечего!..
Голыми в той семье, к счастью, никто не ходил, и Олеська прекрасно знала об этом. Ее подачки нужны были Тамаре еще меньше, чем прошлогодний снег. И Олеся так прямо и говорила маме. Но та вообще не желала ее слушать. Кроме того, Олесину милую мамулю почему-то просто сводили с ума “скупость и жадность” дочери, и она тут же начинала вопить, уже не выбирая выражений. А со временем, по мере прогрессирования у нее, как заподозрила Олеся уже гораздо позже, некоторых психических отклонений, истерики мамы по этому поводу начали принимать просто гротескный оттенок и весьма напоминали какой-то нелепый фарс.
Например, как-то Олеся случайно, - по великой глупости, не иначе!.. - обронила в разговоре, что у нее совсем разорвались кроссовки, и ей надо срочно куда-то выбираться и покупать новые. Окончание фразы мама, разумеется, благополучно пропустила, зато начало услышала и тут же буквально заверещала в трубку:
- Вот и отдай их Эдику!.. Ему же совсем ходить не в чем!..
Мамина неадекватность давно уже в последнее время ставила Олесю в тупик, и она не совсем понимала, как ей следует на нее реагировать.
- Мама, - недоуменно, но очень осторожно возразила Олеся, - кроссовки вообще развалились! Полностью! Их уже невозможно носить, они дырявые!..
- Вот и отдай их Эдику!.. - Мама просто, похоже, упивалась счастьем от возможности еще хоть чем-то помочь той семье. - Ему же все равно!.. Он же у них бомжует!.. Тамара рассказывала, что он у них сейчас прямо в песочнице около дома живет!.. Вот и отнеси их прямо сейчас Ане; пусть она ему их передаст!..
- Мама, - снова, в полном шоке от ее слов, осторожно возразила Олеся, - ты подумай сама!.. Зачем взрослому мужику, - каким бы бомжом он ни был, - мои кроссовки тридцать шестого размера?.. На что он их натянет?.. Они же ему не налезут, - даже дырявые!..
Ответ мамы заставил Олесю просто выпасть в осадок.
- Так у него же все равно ноги ампутированы, - вот они ему как раз и подойдут!!! - радостно закричала мама. Какая-либо логика в ее словах отсутствовала напрочь. - Отдай ему их прямо сейчас; ему ходить не в чем!.. Я сейчас позвоню Ане и скажу, что ты принесешь ей кроссовки для Эдика!..
Разумом Олеся тогда уже начинала осознавать, что все это уже просто не совсем нормально. И она попыталась деликатно объяснить маме, что вот прямо сейчас бросить все и кинуться с кроссовками к Ане, - это, мягко говоря, не совсем реально. В конце концов, ей еще элементарно необходимо хоть в чем-то дойти до магазина, чтобы купить новые.
- Так ты же сказала мне, что они у тебя совсем рваные?! - от возмущения резко перешла на визг мама.
- Да, совсем рваные, - подтвердила Олеся, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие, хотя уже тогда было понятно, что ничем хорошим это не закончится. - Но ведь босиком-то я все равно не смогу идти в магазин! Хоть в чем-то мне до него еще дойти надо!.. Да и до Ани!..
В глубине души у Олеси еще теплилась тщетная надежда, что к тому времени, когда она действительно сможет добраться до магазина, мама уже забудет про этот их разговор. Она уже миллион раз успела пожалеть о том, что опять случайно затронула эту тему, - потому что нечто подобное у них уже происходило, и не раз. А сейчас надо было хоть как-то разруливать эту ситуацию и закругляться…
- Дойдешь в чем-нибудь!!! - проорала любимая мамуля в трубку так громко, что Олеся, наверное, смогла бы услышать ее и без телефона. С другого конца города… - Отнеси их Ане прямо сейчас, Эдику вообще ходить не в чем!!!
На улице, - это так, между словом, - хлещет почти тропический дождь, - явление не такое уж и частое для их климатической зоны. Хороший хозяин собаку из дома не выгонит, - как говорят… А мама, между тем, все настойчивее требует бросить все и вот прямо сию минуту рвануть к Ане…
В голову Олеси тогда уже закрадывались не очень хорошие мысли о том, что кто-то из них двоих, вне всякого сомнения, безумен. Но она была настолько хорошо вымуштрована суровым воспитанием и жестокими реалиями жизни, что пока еще даже про себя не смела обвинить в этом маму и с ужасом полагала, что это у нее, наверное, имеются какие-то психические проблемы, мешающие ей видеть данную ситуацию адекватно.
Наивная, - что тут еще можно сказать?..
Поэтому Олеся, - устало, даже изможденно, уже явно из последних сил, - снова попыталась объяснить маме свою проблему:
- Мам, но мне даже до Ани сейчас не в чем будет дойти!..
- Так они же у тебя разорвались, - как же ты собираешься идти в них в магазин?! - рявкнула на нее мама так, что заложило уши.
Олеся почувствовала, что у нее просто руки опускаются от всего этого. И она проговорила, оправдываясь и уже чуть ли не плача:
- Господи, мама, но другого-то выхода у меня все равно нет!.. Босиком-то я, согласись, уж точно дойти не смогу!.. Мне нужно сначала купить хоть что-то на замену, а потом уже отдавать!..
Если она надеялась таким вот образом воззвать к маминому разуму, то ее затея с треском провалилась.
- А-а-а-а-а!!! - резко перешла на ультразвук мама, которая от охватившей ее ярости, похоже, потеряла последние остатки разума. Этот ее “переход”, хоть и вполне предсказуемый, тем не менее, всегда происходил неожиданно и до сих пор пугал Олесю просто до безумия и до полной потери дара речи. - А-а-а-а-а!!! Так значит, носи их сама!!! Я хотела, как лучше, но ты будешь носить их сама!!! Вот и носи тогда их сама!!! Я-то пыталась тебе помочь, но ты будешь носить их сама!!! Ну, и ладно!!! Ну, и живи тогда, как хочешь!!! Ты же будешь носить их сама!!!
Если послушать весь этот бред со стороны, то любой нормальный человек останется в замешательстве, наверное, так и не сумев понять ту особую, свойственную лишь Олесиной маме, женскую логику, связавшую весь этот набор почти случайных фраз между собой. Уже одно только это могло бы вызвать сомнения в разуме и адекватности человека, выкрикивающего нечто подобное, - и одним только лишь приступом ярости это не объяснишь…
Повторив все эти несколько фраз раз сто в самых различных вариациях и интерпретациях, добавив напоследок, разумеется, что Олеся ей больше не дочь, прокляв ее и одновременно с этим пожелав ей счастья и удачи такими словами, которые обычно не употребляют в приличном
|