Выстрел

что я не продавал...  Все товарищи, светлая им память, полегли, а я остался живым... Да, что я тебе говорю, чай не забыл, что у балки было?
- Помню...
-Решили, что я Иуда... Ну, и без лишних разговорчиков и сантиментов кончили...  Вот дела! Да, что там баить!  Время-то, какое было? Брат на брата... Эх, ма!..
- Выходит, не спас я тебя, а погубил?
- Бросьте, Ваше благородие! Чего сюсюкать. Я бы на их месте тоже кончил... Чего там! А вот мысли стали меня одолевать: почему человек на человека-то, а?

Капитан неожиданно испытал странное чувство: внутри все похолодело и в голове мелькнуло, словно обожгло: «Он же мертвый!».
- Не о том вы, Ваше благородие! — Тихо, но выразительно сказал Комиссар, будто прочитал его мысли.

Капитан вздрогнул, словно его застали за нехорошим делом, в голове пронесся чей-то крик, словно табун проскакал перед глазами - неожиданно  стало ясно: он незащищён перед этим человеком, с его невероятной уверенностью в правоте своего дела.

Уверенных в себе Капитану приходилось видеть еще в Германскую, но здесь было, что-то  другое.  
Этот пёкся обо всех, стремясь сделать всех счастливыми, не жалея своей жизни, а ведь он, Капитан, не был таким, он жалел только своё прошлое, к которому привык, без которого не мог и не хотел жить.
- А... вот сейчас ты веришь, что ваше дело было правильным? Что все загубили не зря, а?
- Да... Но вот мутит... Не дает покоя, как оса жужжит - почему  же
человек на человека восстал, а? Это чей-то злой умысел?
- Не знаю... Но одно я знаю твёрдо, поверь мне, пройдёт время и все  вернётся на свои места...
Как говорится: на круги своя!  
Всегда кто-нибудь хочет, чтобы у нёго было лучше, чем у остальных. Нельзя изменить природу человека, его историю, где эгоизм остается главным, а ведь чтобы наступило то, что вы провозглашаете должен родиться другой человек, не похожий на нас.
Это уже другая эра...
- Чего вы говорите такое, а ещё боевой офицер! - воскликнул Комиссар.
- Причём здесь это?
- Да притом, что, когда на Германской были, чай, по кустам не прятались или    ошибаюсь?    
- Что?! - Кровь ударила Капитану в лицо.  
- То-то же. Другого не ждал. Так, значит, там была одна цель, - изгнать врага       ненавистного, а здесь надо перешагнуть через себя, через то, что мешает, ведь это тоже враг. Надо посмотреть на мир другими глазами и превозмочь то поганенькое, что таиться в уголках души... Тяжко - дело ясное, но ведь надо. Как иначе? Иначе никак! Это дело такое.
- Но ведь не все так думают.
- Тех, кто не так думает - шлепнуть!
- Как у тебя  всё просто, если кто не понимает, - шлёпнуть! Больше у тебя ничего нет? Раньше помню, ты пел о людях-братьях.
- Гады,  мне не братья!
- Но, ведь все - люди!
- Ох! Вот то-то  и оно! Мне не понятно, почему человек на человека пошёл…. договориться, что ли  нельзя? – Комиссар пожевал губами,  посмотрел куда-то в сторону  и продолжил,- а с другой стороны - как договориться, коль скоро вот тебя, а ты человек не дрянь, как ко дну прошлое тянет и, нет сил перешагнуть, а? Почему?
- Ничего нельзя изменить... Вы смените нас... Лучших из вас, таких как ты, как ты говоришь - шлёпнут, а вот дрянь - всплывёт. Она всегда скрывается, когда   есть опасность, но потом всплывёт и  присвоит то... за что оплачено кровью и повернет всё к  к свои узкокорыстным интересам.
А страшнее то, что у них будет одно  правило - под себя и под одеяло, а там, чавкая, давясь, будут жрать то, что нахапали за день.
Всё на круги своя...
Как в Писании...
Всё уже было и будет ещё.

- Может быть и так... Оно-то тебе видней, ты грамотный. Я - нет. Но появится человек, который превозможет и тебя и меня и тех... свиней, о которых ты говорил.
Это точно...
Ради него и принял...
Он грядёт…
- Блажен, кто верует!
- Верую! - Рявкнул Комиссар и добавил тихим  голосом-, я знаю вначале перечеркнут всё, за что мы погибли. Придут лукавые и всё будут разрушать, страясь разрушить всё до основания….
Но!
… Он грядёт…
- Вон как?! - искренно удивился Капитан.
- И не иначе. Мы за человека... Может не за этого... Может быть ты и прав... время не подошло. Но лиха беда  начало.
Путь не прост...
Мне попик в детстве говорил, хороший был человек, что Христа  предали богатые, что он против них был...
Точно.
Он за бедных, за тех, кто презрел имущество, кто ради духа - на казнь, на растерзание. Вот за это и принял смерть...
Путь не прост.
Идёшь, идешь, вроде ровно, хвать, - ямка под ногами. И не успеешь опомниться - мордой о землю. Больно!
Но другие-то увидят, что там опасно, обойдут... вот и мы... чтобы другие обошли... Ведь Христос-то он тоже...
Чтобы  другие знали, что делать и куда идти…
- Ты же в Бога-то не вернешь?  
- Да причём здесь это! Бог - выдумка... Это тот, там... далеко…,- Комиссар неопределенно махнул рукой, - а Христос по-людски страдал. Попик сказывал, боялся он... Значит человек.
И страдал.
Как мы - страдал.
Значит за нас, за людей...
Вот оно что!
Если упал, встань, кровь – вытри, и иди, а, ежели смеются, не обращай внимания.
Иди!
Вот и превозможешь.
Но!
… Он грядёт…


- Ну-ну! Тебе виднее... Вон ты уже получил в награду... Может  другим чего достанется.
- Не разобрались...
- Это неразбериха еще долго будет продолжаться. Ох, как долго! И столько еще пуль найдут в хороших сердцах покой.
- Если строить, надо место расчистить.
- А освободившееся место усеять человеческими жизнями?
- Это ты зря... Всему своё время. - Упрекнул Комиссар.
- Мне бы такую уверенность, - с тоской прошептал Капитан.
- И что бы ты с ней стал  делать?
- Определился бы к вам на службу, и вёл бы тихую и незаметную жизнь маленькой гаечки большого коллектива, проводя время в строительстве и в мыслях о нём... Что вы там строите?  Новую жизнь? Hу, вот... её бы и строил, хотя, если быть честным, построит такую жизнь нельзя...
- Ну, валяй, что мешает?
- Хм... Оно, конечно, так, но есть одно обстоятельство, о котором поэт сказал: «привычка свыше нам дана, замена счастию она».
Это память привычек.
Память, ты - знаешь, мил человек, её никто не отменял. Её не отменишь, не запретишь как там, у  вас, мандатом? И порой, хотя бы вот сейчас, хотелось бы от нее убежать, да ничего не получается, нет сил! Бежать  некуда, да и чудище держит цепко. Не вырваться. Оно о себе напомнит в самое неподходящее время. Никто на этой земле не поможет. Эта тварь  в нас разворачивается, независимо, хотим мы этого или нет, как пружина, кольцо - за кольцом и не спастись от этого, не переменить.
Всё предрешено и только безумная воля может это перечеркнуть. Возвыситься над всем, и парить в свободных эфирах, могут только отдельные люди. А остальные... Это мы с тобой. Отбросы человечества, только с разных сторон, а суть, впрочем, одна.
- Складно поёшь. Но не верю я тебе... Ничего ты не понимаешь. Испугался ты жизни! Запутался в своей одежде, а главное - не веришь в себя, вот и хватаешься за старое, зато свято веришь в  прошлое...
Эх, не то ты накопил!
- Может, ты накопил? - С издёвкой спросил Капитан.
- Ничего, прав... - Комиссар не договорил и стал прислушиваться.
Казалось, что он как бы пытается что-то рассмотреть в себе в каких-то неведомых, неизвестных глубинах.
- Ну, будь здоров.
Моё время пришло.
Пора. Бывай! - Комиссар повернулся и медленно стал удаляться, и через мгновение исчез в неизвестно откуда наступивших сумерках.
Стало прохладно.
Капитан попытался встать, но не смог этого сделать.


9


Солнце исчезло, посылая последние прощальные лучи, и в них он различил фигурку. Капитан напряг зрение, пытаясь рассмотреть, но так ничего и не увидел.
Темнота становилась плотнее.

Вдруг, ни с того ни с сего,  вспомнилась лошадь.
Её глаза.
И следом -  мелькнули глаза Возницы, потом появились огромные тараканьи усы, надвигающиеся на него, и казалось, что ещё немного, и они коснуться его.  

Как выстрел, неожиданно, неизвестно откуда появились

глаза Волка.

Глаза
…Лошади
…Возницы
…Волка
то появлялись, то исчезали.
Они дразнили, звали его.                                

Протирая глаза, Капитан силился понять, что было несколько минут назад - сон или явь? Перед ним была все та же комната, тогда он встал, движения были четкими, даже немного резковатыми, как много-много лет назад, и казалось, что сейчас в его сознании созрело единственно правильное решение, которое нельзя ни отменить, ни запретить:  

оно ставило всё на свои места.

Он – человек прошлого и ему не хватило место в настоящем.  

Взяв в руки пистолет, посмотрел в дуло, и всё, что было до этого решения - грязное и чужое, что окружало его,
стало растворяться  в последнем желании.

Лёгкая грань, разделяющая явь и сон исчезла и он, поднёс пистолет к виску и  уже палец устремился к пусковому  крючку, как вдруг,

 Капитан услышал голос матери, который он смог бы различить из тысячи голосов:  

- Володя, ну, что ты там  замешкался,  иди же скорее,  

мы ждём тебя!

Его время пришло!