– здрасьте, пожалуйста, совсем укрываем от Владыки?
Дело твоё, Люцифер, но что ты творишь?
–Может быть это опрометчиво…– бормочет Азазезль.
Ага, не меня одну это насторожило! Вон, даже пёс твой верный и то погавкивает. Правда, интонация его не вопросительная, а такая, смутённая, но и то – даже до него дошло, что это уже как-то странно.
Даже по нашим меркам странно.
–Не будет, – Люцифер обрывает мятеж в самом начале. Он знает, что надо обрывать не только вражеские нападки. Но и дружеские. Знает он и то, что никому, даже подданным, даже слугам, нельзя позволять говорить о себе и о своих решениях. Причём не только плохое нельзя говорить, но и хорошее – это решения Его, а не их. Это их Хозяин так решил, так какое может быть обсуждение?
Но я Смерть. Я служу не только ему. Вернее, кому я только не служу, потому я могу спросить:
–Это вообще кто?
Смертный как смертный. Ну в возрасте. Пожухлый, помятый. И что?
–Я же сказал, – Люцифер отвечает спокойно, – оккультист, мистик, алхимик…
Я смотрю на него, с трудом сдерживаясь от ехидства, он не отводит взгляда (ещё бы!). Он знает, о чём я думаю.
–Твоё право, – соглашаюсь я. – Итак, если ты берёшь на себя ответственность, я, конечно, всё сделаю.
–Без боли, - уточняет Люцифер, как будто бы у меня у самой эта тяга есть. А её нет, да и быть не может – я не виновата, что служу всем. Такой меня создали.
Я вхожу в людской мир, даже не отзываясь на последнее замечание Люцифера. Человек не удивляется мне, он остаётся спокойным и только садится на подушках прямее.
–Я не могу встать, чтобы вас поприветствовать, – извиняется он.
–Зато я могу к вам подсесть, – люблю людей, которые лишены истерики. Правильно! Я уже тут, какой смысл бросаться на меня с мечом и проклятиями? Я не отреагирую никак или разозлюсь, если будет пятница – ненавижу пятницы и сама не знаю почему.
Но, полагаю, каждый имеет право выбирать, что ему ненавидеть.
Я заканчиваю быстро. Я всегда всё делаю быстро. между мгновениями Подземного Царства, Небесного и Людского, есть ещё и мои мгновения. Хотя у меня нет царства. Я сама по себе.
Человек обмякает на подушках. Я выжидаю миг, затем распрямляюсь. На Люцифера не смотрю – он приближается сам, выступает из ничего, которое грозит нам всем однажды.
–Всё?
–Разумеется.
Отступаю. Его душа больше не принадлежит мне. Я своё дело сделала, по-хорошему, если бы всё мы делали так, как надо, то душа отправилась бы сейчас дорогой мёртвых, со мною, но эта душа почему-то нужна Люциферу.
Значит, она не моя. И спроса с меня за неё нет. Есть вероятность что в Канцелярии когда-нибудь будут проводить инвентаризацию и спохватятся, но я вас умоляю – местный бардак превосходит по масштабу и бездарности любой другой бардак любого из трёх миров.
Люцифер протягивает ладонь в сторону, я не сразу успеваю заметить, что и Азазель уже стоит подле него. Верный пёс всегда идёт за хозяином!
Азазель протягивает ему флакон, вкладывает в его ладонь, укрытую почему-то перчаткой. Настолько не хочет оставлять следов? Или так ему проще для самого себя остаться незапятнанным?
Ах, к чему эта забота о репутации?
–Ко всему, – отзывается Люцифер на мои мысли. – Этот человек заслужил почесть, но не заслужил огласку посмертия.
А?
Оборачиваюсь за поддержкой, хотя, конечно, нашла у кого её искать – у Азазеля цвет лица меняется со скоростью света, он не может определиться в чувствах и мыслях.
–Тьма с тобой, Светоносный, – отмахиваюсь от бесполезного Азазеля, киваю Люциферу. Он же занят своим делом, скрупулезно перетягивает нити души умершего в свой флакон. Сейчас он вытащит всё подчистую, унесёт в своё Царство и выпустит там.
И будет, очевидно, с ним вести беседы…
–Он ещё и музыкантом был, – ехидничает Люцифер, отстраняется от тела, в котором совершенно точно ничего не осталось кроме ненужных органов, требухи и костей. – Всё.
Флакончик в его руках загадочно посверкивает алым. Что меня всегда поражает – душа прозрачная, невесомая, но взаперти она обретает цвет. Может быть, в цвете души и есть суть?
–И неплохим, – добавляет Люцифер, но серьёзнеет, – Азазель, открой наш ход. Пора.
Азазель покорно торопится исполнить приказ друга и господина, Люцифер замечает мне:
–Знаешь сколько у меня достойных собеседников? Миллионы. А знаешь, сколько из них действительно интересны? Вот и собираю. Это ничего, мелкий каприз, никто и не заметит.
–И всё же…– безжизненное тело позади меня, но меня это не тревожит, как давно не тревожит моё бытие Смерти. – Всё же кто это?
Кого ты выбрал в свои собеседники? Кого тянешь в свою долгое Царство, называя его другом?
–Его людское имя тебе ни о чём не скажет, а его деяния тебя не касаются, – отзывается Люцифер, но всё же снисходит до меня: – если кто спросит, скажи, что это Сен-Жермен.
–А? а имя?
–Сен-Жермен. На этом всё, – Люцифер отходит от меня, Азазель уже ждёт его у пасти вечно голодной тьмы, услужливо образовавшей коридор своему повелителю. – Сочтёмся.
Он исчезает, прихватив с собой душу какого-то человечка. Исчезает как исчезал всегда. А я остаюсь у мёртвого тела, которое мне ни к чёрту, ни к ангелу не сдалось.
–Ну отлично! – я смотрю на незначащее тело мгновение, пытаясь представить что это был за человек, раз им заинтересовался Люцифер. У меня получается плохо, вернее, совсем не получается, но это помогает хоть как-то развлечься.
Впрочем – пора уходить.
Я уже собираюсь идти, когда тьма распахивает жадную пасть и выпускает Люцифера.
–Забыл сказать, – извиняется он и глаза его остаются ледяными, – надеюсь, ты понимаешь, что это между нами?
Ему не нужен мой ответ и он снова исчезает. На этот раз наверняка. А я остаюсь, не веря в его забывчивость – Люцифер никогда не забывает ничего, в этом можно не сомневаться. Как и он не сомневается в том, что я никому ничего не скажу.
Во-первых, меня всё равно никто ни о чём никогда не спрашивает.
Во-вторых, всегда, испокон веков, всё, что было и всё что ещё только будет, ляжет только между нами. У нас будет война, великая война, последняя война, но даже в ней я не солгу и не скажу ничего лишнего.
Как не скажу ничего Владыке и архистратигу.
Как точно не скажу людям. и как не скажу Люциферу о том, что есть ещё «между нами», среди которых я заперта, среди которых сама себя закручиваю точно в своём лоскутном туннеле всех эпох и надежд.
«Между нами» – это темница.
«Между нами» – это обещание.
«Между нами» – это не ложь, это молчание, а молчание, как известно, это высшая форма разговора.
(Рассказ принадлежит к вселенной рассказов о трёх царствах: Небесном, Подземном и Людском. На сегодня готов один сборник «Их обугленные крылья – 1», в процессе второй. Все рассказы в свободном доступе в сети)
