Это он гонит холодный пот по горячему лбу Савандея, стекает ручейками между лопаток, стоит ему задуматься о предстоящем деле. Это он гонит парня по просёлочной дороге в соседнюю деревню, где живёт девушка, недавно ставшая сиротой.
Похоронив родителей, умерших один за другим из-за непонятной болезни, она осталась совсем одна. Были родственники в дальнем селе. Жили своей жизнью и к себе не звали.
Вечерело. Девушка тоскливо бродила по дому, пытаясь найти себе занятие, но всё валилось из рук, обычно ловких к любой работе. Она присела за прялку, но нить всё время рвалась в ее пальцах. Оставив веретено, она пересела к окошку. Какая странная тишина. Даже птиц не слышно. Хоть голос бы чей услышать.
- Улька́!
Девушка вздрогнула.
- Кто это меня зовёт?
- Улька́! Я это, - под окошком стояла Эрни, соседка из дома напротив. - Открывай!
Улька метнулась в сени, отодвинула щеколду. Эрни ввалилась в избу, будто за ней гнались. Соседка приткнулась на край лавки и зачастила:
- Слышала, Лявук-богач из Старого Серёжкино водяную мельницу построил? Теперь хочет большой праздник устроить на всю округу, зарезать барана - жертву Керемету принести, чтобы тот мельницу не ломал. Лявук человека прислал, тот приехал сейчас, зовёт помочь готовить шурпу. А тут у коровы желудок встал, съела что-то не то. Как я поеду? Как оставлю всё на Ильмуху своего непутёвого?
Ты поезжай! Ты хоть молода, но мастерица готовить. А за кур не переживай - покормлю, козу подою утром и вечером, а там и сама вернёшься. И подзаработать сможешь. Поезжай, Улька.
Говорила, а сама шарила глазами по избе, пытаясь уйти от прямого взгляда девушки.
- Сейчас ехать надо?
- Он за воротами, ждет. Собирайся быстрее.
Улька и рада заработать. И подругу повидает, которая в Старом Серёжкино живет, давненько не виделись. Как на сенокосе увиделись, так и потянуло друг к другу. Улька, улыбаясь своим мыслям, открыла сундук, достала платок, чистое платье, полотенце. Закрыла крышку сундука, расстелила платок, аккуратно сложила платье, а поверх него полотенце. А на нём по краю узор. "Помнишь, Улька, как мама его вышивала и песенку тебе пела про птицу. Вспомни эту песню. Вспомни, Улька..."
- Эй, что с тобой? Ты чего застыла? Собирайся, ехать пора! - соседка обеспокоено затормошила девушку.
Улька очнулась. Как во сне, свернула платок, завязала в узелок и вышла из дома. Эрни шла следом, закрыла дверь сеней, проводила девушку за ворота.
Савандей стоял около лошади, запряженной в телегу и бил хлыстом по изгороди, отгоняя назойливые думы. От каждого удара плетью вздрагивала черемуха, растущая вплотную с забором, вздрагивала лошадь и в свою очередь била хвостом по потным бокам, отгоняя назойливых мух. Вздрогнули ворота, выпуская Ульку. Вздрогнул Савандей, увидев хрупкую девушку, почти подростка, с маленьким узелком в руках. Не помня себя, он шагнул к ней в порыве остановить. Хотел крикнуть, чтобы оставалась дома. Но Эрни, увидев какими глазами парень смотрит на Ульку, заговорила умильным тоном, обращаясь сразу ко всем:
- Как хорошо, что Лявук мельницу построил! Как хорошо! Одна мельница у нас на восемь деревень. У каждого мука своя будет, хлеб будет в доме всегда. Теперь уж не надо будет за сорок вёрст лошадей гонять, чтоб муки намолоть. Своя мельница есть теперь!
Савандей вспомнил, что дома семья голодная. Мама болеет. У сестры ребенок недавно умер. Ослушается хозяина – тот другого отправит за Улькой. А без работы остаться – страшно.
Он помог девушке усесться, сам тоже вскочил на телегу и хватил вожжами по бокам лошади. Та, сорвавшись с места, помчала по дороге. Эрни, торопливо прикрыв ворота, зашагала к своему дому. В отличие от Савандея, она не испытывала никаких душевных переживаний.
- Судьба у неё такая, ничего не поделаешь, - подумала она про Ульку. И тут же забыла.
А Улька вспомнила. Вспомнила песню мамы.
"Птица весёлая пела о звонкой весне,
Солнышко грелось средь пёрышек белых и черных,
Птицу любили и пели всегда вместе с ней
Травы, деревья, цветы средь колючего тёрна.
Хищная птица холодною тенью за ней,
Даже ветра забывали разбег и движенье
Средь её перьев, что черной облавы черней,
В той темноте задохнулось навеки везенье.
Что ей подвластно - когтей удушающий плен,
В них очутилась весёлая легкая птица:
- Дай мне удачу, дай солнышка теплого плед,
Дай мне везеньем твоим от напастей укрыться."
Дорога ушла вправо, а лошадь продолжала бежать прямо. Улька испуганно вскрикнула:
- Куда мы едем? Серёжкино в другой стороне!
Савандей не оборачиваясь, подстегивал лошадь.
- Ах Тура, куда ты меня везёшь? Останови, прошу! Послушай!
Савандей молчал. Его окаменевшая спина всё объясняла. Но Улька не хотела понимать.
Она решила спрыгнуть на полном ходу, но вдруг ее кто-то схватил. Девушка дёрнулась, но вырваться из цепких рук не получилось.
- Сиди смирно, птичка... Куда собралась? - придушенно прошептал ей на ухо Ильмуха, муж Эрни.
Среди мешков, сваленных на телеге, он спрятался под мешковиной, вот Улька его и не увидела.
Она задрожала. Ночь скрывала дорогу, лица людей. Ночь сегодня стала их соучастницей. Слева потянуло влагой, видимо ехали к реке. Вскоре девушка услышала жуткие звуки. Будто лопаты, много лопат, вонзались в землю. Земля их отталкивала, не хотела пропускать в свои недра. А они с настойчивостью жалящих насекомых осаждали её плоть. Так звучала земля, когда копали могилу маме и папе.
Звуки лопат перемежались ругательствами и плевками тех, кто рыл яму.
- Тпрууууу, приехали.
Саванде́й притормозил лошадь прямо у ямы и спрыгнул с телеги.
- Сторожа привезли?
Телегу обступили люди. Или нелюди. Улька не поняла. Она искала человеческий взгляд, но не находила
- Сторожку... - Ильмуха́ стащил ее с телеги и толкнул к ожидающим.
Улька отшатнулась и попыталась бежать, но ее обступили плотным кольцом.
Вперёд выступил один из них.
- Тебе, девушка, выпала редкая награда. Будешь покровительницей мельницы. Ты будешь охранять ее от всех напастей. Ты принесешь удачу. Согласна?
- Нееет!!! Нет, прошу вас, нет...
Удар страшной силы пришелся прямо по лицу, она упала, но ее тут же подняли на ноги.
- Согласна?
-Нет...отпустите, прошу...
Ещё удар, в этот раз ногой в живот. Она согнулась пополам и долго не могла вдохнуть. Кровь, пошедшую из носа после первого удара, она пыталась остановить узелком, который всё еще держала в руке.
- Мама, мамочка... , - всхлипывала она.
- Мама ждёт тебя, иди к ней, согласна?
- Согласна? Согласна? Согласна?
Удары сыпались со всех сторон. Разъярённые её молчанием мужики били всё яростней. Не выдержав истязаний, она еле слышно выдохнула:
- Да.
В одно мгновенье она оказалась в своей келье. В последний раз мелькнули звёзды над её головой и наступила ночь. Тяжёлые жернова закрыли ее в сторожке навсегда.
Избитая, измученная Улька лежала на дне ямы, свернувшись калачиком. Вымазанный кровью узелок с платьем и вышитым полотенцем грел маминым теплом. Улька вспоминала её песенку:
Птица весёлая больше уже не поёт,
Больше не греется солнышко в пёрышках пёстрых,
Хищная птица, удачливей стал твой полёт,
Больше добычи трепещет в когтях твоих острых.
Савандей шёл по полю. Шёл к реке. Он знал, что скоро дойдёт. Там кто-то есть. Кто-то ждёт, зовёт, шепчет, просит. Теперь он слышал этот шёпот всегда.
- Саван, саван, саван, принеси,
Белый-белый-белый свет гаси,
Савандей, спаси меня, спаси...
Жернова на мельницу снеси...
Я устала, больше нету сил,
Савандей, спаси меня, спаси....
Спаси меня, спаси...
Спаси меня, спаси...
Он резко проснулся. По крыше шелестел дождь. Это его шепот он слышал во сне.
Хотя говорят, что она ещё жива и кричит, просит о помощи, плачет, хочет пить. Дождик идёт. Просочится ли он в ее келью? Если просочится, то наберется ли лужица, чтоб она попить смогла? Лявук охрану поставил. Самых равнодушных выбрал. Они не пустят к сторожке никого. Никого. Она одна.
Спасибо Вам!