Эдик из Хашури

своим делам. Через какое-то время приходила и оставалась ждать наравне со всеми.  Так вот, пока Лены не было, стояла толкотня, крики, разборки, взаимные упрёки. Некоторые напирали друг на друга, те, кто понаглее пытались пролезть вперёд. Но стоило в самом начале квартала показаться Лене, как «Лена идёт!» эхом прокатывалось по очереди и сразу же наступали тишина и порядок.


                                  19. Как поступают с пузырями и дылдами

Хлеб только-только подвезли, когда у магазин появился некий,  сытый на вид, налитой коротконогий человек в добротной защитной фуражке по типу военной, только без кокарды и обшитым тканью козырьком. А ещё на нём красовались  новые защитные галифе, широченные в области бёдер и новенький  полувоенный защитного цвета френч, почему-то перетянутым ремнём в районе нечитаемой талии. Даже мальчишки знали, что к фрэнчу ремень не полагается. А этот, сытый на вид, видимо, не знал.  Он был средних лет,  лицо у него лоснилось и от него  так и сквозило хамством и наглостью.

Эдик как увидел этого дядьку, сразу подумал, какой противный, настоящий пузырь! И ро себя стал называть его Пузырём.

Пузырь  подошёл к очереди и со словами «Я здесь стоял» протиснулся в середину.

- Позвольте, молодой человек, вас здесь не было. За мной стоит пожилой мужчина, правда он сейчас отошёл, но скоро будет, сказал Пузырю седой благообразный интеллигентный старичок.
- Я его сын! -  грубо ответил Пузырь.
- У него нет сына, я знаю, он мой сосед.
- Это ты здесь не стоял! – заорал во всю мощь наглый дядька и стал выталкивать старичка из очереди.

Старичок пробовал упираться. Но где ему тщедушному и старому. Раздались робкие возмущения: «Да отстаньте от старика! Он тут стоял!» Но наглец всё-таки вытолкнул старого человека и встал на его место.

И тут появилась Лена. Он подошла к Пузырю, встала руки в боки и молча уставилась на него.
- В чём, в чём дело? Почему так смотришь!» - нервно закричал Пузырь.
- Старика в очередь поставь, а сам выйди и встань в хвост.
-  Да я тут стоял!
- Я с этими людьми уже два года в очередях, тебя вижу в первые!

Пузырь в ответ стал грозить всеми карами небесными и земными. Мол, один только его звонок куда надо, и её упекут по-полной.
Лена послушала-послушала угрозы и вновь спросила:
- Так не будешь выходить?
- Нет!
- Последнее предупреждение!
- Да,  ты кто такая!- завизжал зловредный дядька.
- Сейчас узнаешь, - улыбнулась Лена.

Одной рукой она сгребла Пузыря за шкирку, другой  за ремень в месте предполагаемой талии, подняла как куль, вытащила из очереди и приземлила  на мостовую в метрах пяти.  Раздалось дружное: «Ва-а-а!..» Толпа  с изумлённым охом вдохнула и с неменее изумлённым выдохнула. Такого они её не видывали и не ожидали,  даже от Лены. 

Пузырь сначала оторопел,  потом  скоренько-скоренько отполз на четвереньках несколько шагов, вскочил и даже не отряхивая свой новенький наряд дал дёру. Ох,  как он улепётывал на своих толстеньких ножках! Его галифе, широченные в районе бёдер,  колыхались и хлопали как паруса  на ветру.

Раздалось громкое «Ура!»  Очередь ликовала.

Лена  поставила старичка на прежнее место.  И тут вся толка закричала: «Лена! Лена! Пусть он идёт вперёд, в начало очереди!»  Лена кивнула, подвела старичка к дверям магазина, головные очередники заулыбались, расступились и старичок оказался в самом начале. Как он растроганно прижимал руку к груди и раскланивался людям!

Больше в этой очереди Пузырь никогда не появлялся.

В следующий раз всё тоже произошёл на глазах Эдика.
Магазин  был уже открыт и вовсю отоваривали карточки. Очередь медленно, но всё-таки продвигалась. Эдик стоял в очереди и глазел по сторонам.

Два мальчика лет  шести и восьми вышли из дверей магазина. Старший держал в руке сетку-авоську в которой лежала целая булка хлеба ещё один кусок, такой кусок назывался довесок. Видимо, дети отоварили карточки или на всю семью, или на несколько дней. Они отошли уже от магазина на несколько метров, как их догнали два дылды.  Резким  движением один из них выдернул у мальчика из руки авоську с хлебом. И оба дылды  бросились удирать.

Мальчишки с рёвом кинулись догонять грабителей. Но где им угнаться. Из очереди на помощь малышне ринулись Эдик и ещё парочка ребят постарше, его приятелей. 

А в это время по тротуару к магазину спускалась Лена. Дылды, видать, подумали, мол, что там какая-то  встречная тётка, и продолжали бежать ей навстречу. Они явно  были из другого района. Лена увидела двух мчавшихся с хлебом подростков лет шестнадцати, бегущих за ними плачущих малышей, а следом Эдика и его приятелей.

Лена с ходу оценила ситуацию. Подножка. И тот, с авоськой, уже валяется на тротуаре. Лена выхватила из его руки авоську с хлебом, подняла дылду за шкирку и ногой придала ему ускорение, попав аккурат по месту пониже спины. Несостоявшийся грабитель помчался, запинаясь за собственные ноги. В след ему летел трубный голос Лены: «Запомни – если  у кого-то ещё хоть раз отберёшь хлеб, найду и башку сверну!»

Потом она протянула малышне хлеб, достала, носовой платок и вытерла тому и другому заплаканные мордашки. И молча  подошла к  очереди.

И Эдик понял, что с такой тётушкой ничего не страшно.


20. И грянуло солнце!

Оставшиеся два года до Победы Эдик прожил у тёти Лены и дяди Вано. И их дом  стал и его домом.

А девятого мая в Тбилиси творилось что-то несусветное – это была одна общая нескончаемая ликующая радость.

Май близился к концу. Победный, тёплый и радостный, полный улыбок и возвращений воинов, он наполнял души людей счастьем и вселял надежду, что теперь жизнь вновь возликует, что всё наладится и никогда-никогда впредь войны не повторятся.  И даже те, кто потерял в этой страшной кровавой бойне своих родных горячо любимых людей, тоже радовались, с горечью в сердце, но радовались долгожданному миру.  Радовались за других, за своих детей, за свою землю, за весь выстоявший народ.

Дни были солнечными и ликующими.  В воздухе словно повисло и сияло, и  звучало на все лады, и множилось тысячекратно  самое лучшее на свете слово «Мир!» И каждый день приносил новое счастье – чьё-то долгожданное возвращение с войны.  Возвращение Домой!

Однажды в самом конце мая рано-рано утром скрипнула дверь. Эдик открыл глаза и замер в радостном изумлении.  На пороге стоял папа, худой, седой, в выцветшей солдатской форме, с наградами на гимнастёрке.  Его дорогой Чоджа! Его такой  бесконечно родной и любимый папа!

И грянуло солнце! И  папа стоял в его восходящих лучах и словно светился. И лицо его светилось.  И  всё вокруг утопало в ярком свете.

Тётушка Лена выбежала из комнаты,  всплеснула руками и выдохнула: «Ну,  чисто архангел!»  Потом в кухню  ворвалась Раечка. Эдик вскочил с кровати и повис у папы на шее. А следом за ним и Раечка.

Тётушка крепко обняла папу, расцеловала в обе щёки и усадила на диванчик.  И пока она суетилась, накрывая на стол, папа молча смотрел на всех и улыбался.

Вечером у них были гости: соседи, папины знакомые, друзья дяди Вано. Они праздновали и веселились. И говорили длинные добрые тосты,  так замечательно говорили, что у слушающих слёзы наворачивались на глаза.

Пришло письмо из Кировабада. Макич тоже пришёл с войны! Не зря  же он четыре года назад сказал свой новорождённой дочке: «Ради тебя я вернусь!»

Начиналась хорошая мирная жизнь. Они облазили весь Тбилиси, ездили в Муштаиди и катались там на детской железной дороге, поднимались  к Нарикала, ходили на Куру, и просто бродили по Салолаки, Старому городу  и Авлабару.  Прокатились на фуникулёре до храма Святого  Давида,  зашли в Пантеон, чтобы поклониться могилам великих людей Грузии и Александру Грибоедову, и уже пешком поднялись выше, на плоскую макушку Мтацминды.  И оттуда смотрели на развернувшуюся перед их глазами панораму Тбилиси.

Через неделю Эдик с папой уезжали  домой, в Хашури.  Тётушка Лена наготовила им с собой полную котомку еды, её даже поднять невозможно было. Они всячески отнекивались, но тётя Лена так грозно на них глянула,  так зычно гаркнула, что Эдику и Чодже сразу же расхотелось с ней спорить.

Они ехали на попутке.  Сидели в кузове полуторки и солнце поливало их своими лучами, ветер обдувал лица и приносил на своих крыльях чистую горную свежесть. И  души вновь наполнялись счастьем, таким громадным, что оно переливалось через край и заполняло собой всё на свете.

Отца с сыном ждал их любимый дом,  их любимый Хашури, новая послевоенная жизнь.  Правда, эта жизнь будет уже другой, без мамы – без  их любимой Марии, и без Степана. И  горечь от этой потери останется в сердце навсегда. Но всё-таки жизнь будет!

Эдик ещё не знал, что через некоторое время на пути его папы встретится хорошая женщина, Зина.  И образуется новая семья. И он станет для Зины – любимым старшим сыном.  А  потом у него появятся двое младших любимых братьев – Мераби и Степан. И когда его братья вырастут, у них будут свои семьи и свои дети, а потом и внуки.  Его долгожданные племянники.  И жизнь продолжится.

И сам Эдик вырастет и у него родится дочь, такая же черноволосая, черноглазая и смуглая, похожая на него самого и его маму Марию. А когда дочь станет взрослой – у  него появятся обожаемые внучки.

Это будет,  потом. А пока Эдик ехал домой, рядом с папой, с его дорогим Чоджей, прошедшим всю эту долгую страшную войну и наконец  вернувшимся к сыну. И  не было на свете мальчика счастливей, чем Эдик.