4. О чем плачет философ

Черный городской плащ, аккуратный воротник белой рубашки, классический галстук и шляпа-котелок. Лицо можно убрать или подставить любое другое. Человек из толпы. «Сын человеческий» (1964).  «Как все и каждый»  - говорил о себе Магритт.  

Непритязательный в быту он сторонился светских мероприятий, примерный семьянин и домосед. Соседи и не подозревали, что рядом с ними живет известный художник. Он принципиально не имел собственной мастерской, у него в доме даже не было отдельного кабинета, а очередную картину он легко мог написать в гостиной. 

В первую очередь Магритт был иллюстратором идеи, а не материи. В то время, как  коллеги постоянно искали новые оригинальные формы, он оставался равнодушным и к лирической, и к экспериментальной абстракции. Можно было вообще предположить, что живопись не особенно его занимает. В те моменты, когда Магритту никак не удавалось перенести на холст идею с эскиза, он мог все бросить и пойти в известное брюссельское кафе с удовольствием играть в шахматы. 

Знакомые художника то ли шутя, то ли вправду говорили, что его вполне устраивало просто увидеть репродукцию какого-либо известного полотна в печатном издании, вместо того чтобы куда-то ехать и специально посещать выставку или музей. Когда же отказаться от поездки по каким-то причинам было невозможно, то, стоя перед оригиналом, он мог без особого восторга выдать: «-Ну, да. Что-то подобное я себе и представлял.»

Магритт почти всегда оставался верным себе и не экспериментировал в технике. (Я намеренно поставлю тут флажком «почти», потому что период резкого перехода в импрессионизм у него был, и я обязательно хочу эту тему позже затронуть). Он использовал живопись только как инструмент. Я бы вообще назвала его стиль -  графически-философский импрессионизм. Потому что через графику он транслировал, как мне кажется, свое впечатление от философии.

«Размышления зацикленного и рассеянного философа могут затянуть его мысли в замкнутый нематериальный мир, подобно курильщику, который становится рабом своей трубки» Р. Магритт

Картина «Философская лампа» (1936) состоит из двух абсурдных сцен: замкнутый круг «нос-курительная трубка-рот», образующий некое единство, и горящая свеча, ствол которой расплавляется и подобно хвосту змеи без видимого конца сползает вниз. Магритт иронизируя разбивает фундамент привычного порядка. С брутальной простотой он переворачивает аксиомы,  подчеркивая свою позицию, что нет таких философских понятий, которые нельзя было бы подвергнуть анализу.  Магритт намеренно перегружает образы, чтобы их неуловимая тайна, мистерия, сама выходила на свободу, а он, художник, оставался практически анонимным.

Еще раз говоря о технике, Магритт руководствовался принципом: чем проще, тем лучше. Такая простота и конкретика привлекала и маркетологов. Однажды, уже после смерти художника, к его жене обратились с просьбой власти Италии использовать работу «Вкус слез» (1948) в рамках кампании по борьбе с курением. Жоржетта Магритт на просьбу ответила отказом, подчеркнув, что ее муж «не имел ни малейшего намерения своей работой ограничить людей в курении». 

 Притягательная лаконичность образов, гротеск и магическое воздействие на зрителя, конечно, не оставили в стороне плагиаторов, которые ничем не гнушались, чтобы увеличить продажи того или иного продукта. Метафизика живописи Магритта была столько раз скопирована и использована в самых примитивных коммерческих целях, что поэзия художника оказалась девальвированной и новому поколению ненужной. Именно на нее, на поэзию в понимании Магритта, мне хочется обратить внимание этим циклом. 

 «Вид срубленного дерева - одновременно удовольствие и повод для грусти»

 Р. Магритт 

Закончу сегодня на минорной ноте, но очень скоро вернусь с ключами к мечтам, словами без образов и перевернутой русалкой.

 Спасибо!