Часовщик

качнулся бы  в обратную сторону. Главное качнуть маятник обратно. Понимаешь?  В этом вся соль! Качнуть в другую сторону!

Алан не верил своим ушам.
— Качнуть Солнце обратно! Неужто мастер сам качнулся в другую сторону? Это был бы ужасный конец.

  Нехорошие мысли множились.

- Солнце, конечно, сдвинуть никому не  дано, но  часы – другое дело.  Подчинить не только механику, но и само время, пусть лишь на мгновение —  вот вершина мастерства!

—  Но ведь, как ни качни маятник, стрелки все равно вспять не повернутся,—  вдруг вырвалось у Алана. Он не только не понял, как  это случилось, но даже не узнал свой голос.

—  Кружевные стрелки в часах  –  детали второстепенные, —  последовал ответ теперь уже потухшим голосом.

По лицу старика пробежала еле заметная грустная улыбка. Он шумно сглотнул слюну и снова погладил горло, теперь с нажимом.

—  Я так и думал: замечание подмастерья. В любом деле вершина мастерства – это всегда чудо.

Молодой человек  бледный и испуганный заерзал на стуле.

—  Обратить время вспять. Хозяин сошел с ума, не иначе! – ужасная догадка начала обретать реальные очертания.

—  Мое сумасшествие – достичь заветной вершины, —  словно прочитав мысли помощника, прохрипел мастер.
—  Ты не понял главного! Жаль! Я надеялся на тебя, а ты оказался таким же, как все —  просто механиком, правда, хорошим. Ступай, работай! У нас очень много дел. Очень!

Алан на мгновение замялся и опять попытался что - то сказать, но тут раздался колокольный звон.
Мастер и помощник  вздрогнули, словно  ежедневные полуденные удары в колокол  вдруг стали для них  неожиданными и пугающими.  Подмастерье сейчас же перекрестился (то ли во славу Девы Марии, то ли в знак окончания тяжелого разговора). Мастер тоже осенил себя Крестным знамением, пробормотав нечто невнятное очень-очень тихо.

— Постой, Алан!

Хозяин, крайне редко называл помощника по имени, и почти всегда это ничего хорошего не сулило.

— Конечно, стрелки не повернутся назад, и люди тоже  задом наперед ходить не будут. Суть времени  в другом. Быть может, со временем ты поймешь.

Невольный каламбур слегка оживил взгляд старика. Он выпрямил спину и властным жестом приказал помощнику остаться.

—  Однако сделать часы с обратным движением  стрелок все же необходимо – таково  одно из условий великого поворота. Ты, наверное, думаешь, что  для этого достаточно лишь добавить один  колесик? И ты прав! Но  расположение колесиков должно точно повторять созвездие, под которым  родился – это второе условие. Третье условие: в созвездие должен войти ретроградный Меркурий, только тогда  в день  рождения от часа рождения    до полуночи можно качнуть маятник обратно. И ртуть времени в радиусе вытянутой руки в эти часы потечет назад.

  Старик многозначительно погрозил пальцем. Теперь глаза его горели. Желтизну на щеках сменил заметный румянец. Словом, все лицо, вся фигура словно получили жизненный импульс. Даже мрак комнаты как будто слегка отступил от стола.

—  Я не знаю часа своего рождения, — голос в одночасье  зазвучал глухо  и тише, – знаю только, что случилось это на закате, так говорила матушка. А разве это имеет какое-либо значение? Разве сумеешь повернуть жизнь?  Главное подчинить время, пусть и на мгновение. Вот подлинное мастерство  часовщика!

Он снова погрозил пальцем, словно его ученик был в чем-то виноват.

— Астролог предсказал, что  такая возможность  выпадет дважды и первый случай будет уже в следующем месяце. Я решил сейчас же сделать простенькие часы,  но, знаешь, после работы с Жаке—Дро я уже не мог творить простенькое… такая вот незадача.  А затейливое делать для себя – глупо. Да и не успел бы.

Мастер самодовольно заерзал на стуле, отодвинул вглубь стола пустую кофейную чашку, хотя она и так не мешала.

— И вот теперь выпадает второй шанс! Видимо проведение вновь проявило благосклонность, позволив мне  так долго коптить небо.

Он на мгновение поднял  голову, посмотрел куда-то ввысь и вновь осенил себя Крестным знамением.

—  Заказчик и не подозревает, какую штуку я придумал. Об этом никто не знает и знать не должен. Хотя никому, кроме меня, воспользоваться тайной не дано. Сокровенные тайны у каждого свои.

Старик резко  подался вперед к Алану  и чуть было ни схватил его за руку, но, не дотянувшись,  также резко отпрянул и, не спуская пристального взгляда, стал приглаживать волосы, от чего они лишь растрепались.

— Клянись спасением души, что тайну эту сохранишь до гроба!

Это был гром среди ясного неба.

— Неужто мы мастерим часы, руководствуясь предначертаниями чернокнижника… если не сказать хуже?  Этого только не хватало! О каком спасении души можно здесь говорить? –  жуткие мысли неслись с бешеной скоростью.

Алан судорожно нащупал крестик, поцеловал его и, убрав обратно за пазуху,  с силой прижал его к груди.

— Не может быть, чтобы мастер поддался искушению, продал душу. Нет, это  слишком жестоко, чтобы быть правдой. Он верный католик. Здесь что-то другое, должно быть другое.

  И Алана вдруг поразила одна деталь: требование принести святую клятву с одновременным деревенским приглаживанием волос пятерней. Такое сочетание, казалось бы не сочетаемых действий. Вот оно – другое. Он ухватился за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку. Теперь перед ним сидел старик  с почти детским восторженно-умоляющим  взглядом, жаждущим всецелого участия в фантазиях, именно фантазиях и ничего более.  Жаждущего, но знающего, что  это невозможно.  Алану стало ужасно жаль старика... и очень страшно.

— Клянусь. — проговорил он медленно, машинально перекрестившись,  а про себя подумал: — Проболтаешься – святой инквизиции не избежать.

—  Вот и славно!

Мастер,  вальяжно откинувшись на спинку стула, облегченно вздохнул, словно избавился от какой-то ноши. Распахнутый ворот, растрепанные волосы, легкий румянец, добрый взгляд преобразили старика – от прежней искусственности не осталось и следа.

— Для поворота надо будет лишь переставить колеса на часовой платине, сняв недостающие с платины боя. Потом все  восстановить. Чертеж платины получишь позже. А теперь ступай. Я что-то устал.

Старик небрежно махнул рукой и закрыл глаза.

— Да, чуть не забыл, — встрепенулся он, — завтра навести краснодеревщика, присмотри, чтобы он фантазиями не увлекался, все должно быть строго по эскизам, никаких излишеств.

  Алан поклонился и словно оглушенный услышанным,  не чувствуя ног, поплелся в мастерскую. В голове все путалось.

— Что это все значит? Неужто старик и вправду надеется обратить время вспять? Или все же у него не все в порядке с головой? Ну как может умудренный опытом мастер верить в такой вздор? Такое позволительно лишь юнцу.
Ах как хочется  крепкого кофе!
Седовласый гений свято верит в недостижимое – безрассудно и страшно! Но быть может это одно из непременных условий  высшего мастерства: верить в возможность достичь в своем деле предела совершенства?  И разве не  это  мне только что пытался втолковать мастер?

Алан, пораженный этим открытием, в нерешительности остановился перед дверью мастерской.

— Неужели  я никогда не попробую свежесваренный кофе?