Ранняя весна дышала теплом, звенела трелями птиц в ослепительно синем небе, блестела ручьями, лоснившимися в ложбинках черной и сытой земли, вспаханной ещё с осени. Лесополосы, едва подернутые молодой травой, больше угадываемой, чем видимой, не скрывали меж голых ветвей силуэт человека. Чавкая отяжелевшей от влаги и грязи рваной зимней обувкой, в телогрейке нараспашку, нахлобучив шапку на самые глаза, шел то ли маленький мужчина, то ли подросток. Не разберешь. Шел быстро, в такт шагам пыхая крепкой сигаретой, выдыхая плотный сизый дым, и размашисто двигая руками. Это был Винт, а по паспорту Виктор Александрович Сгибнев, семнадцати с небольшим лет отроду, освободившийся из малолетки, отмотав там полтора года. Попал туда, как куренок во щи, по дурости своей и неуёмной ненависти. Ненависти к благополучным, к сытым, к домашним людям. К тем, у которых по вечерам за столом собиралась вся семья, делилась новостями, радостями и бедами. Винт ненавидел их теплые окна, в которые иной раз заглядывал.
Черт его дернул тогда бить худосочного очкарика, сынка главы поселка. Но вся компания орала и улюлюкала, когда как нарочно очкарик упал ему под ноги и зло глянул близорукими глазами снизу вверх. Винту бы сделать шаг назад, просто отстраниться и тогда ничего бы не было. Так говорил его адвокат. Но все пинали - и Винт пнул. Раз. Потом ещё раз. Увидел на своих ботинках кровь, почувствовал тошноту и лишь тогда остановился. А очкарик уже не шевелился. Винт видел его потом на суде: весь сине-черный, с забинтованной головой, он смотрел всё так же зло, поблескивая новыми очками.
За эти очки и ненавидел его Винт. За новенькую куртку, теплую с мехом, за ботинки, которые не протекали, за брюки со стрелками, за сдобные сахарные булки в портфеле, за пятерки, за толстую, мясистую мать, которая квочкой ходила за очкариком и беспокоилась о сыне. Никто и никогда не ходил за ним, кроме участкового, и не беспокоился. С молодых ногтей Винт был свободным человеком. Порой даже слишком свободным. Никто не интересовался голоден ли, согрет ли, защищен ли. Вот оттого-то и обрастал он коркой безразличия ко всему. К пьяной матери, к лютому отчиму, к слепому младшему брату идиоту, к чужой боли или смеху. И лишь голод и холод были ему советчиками.
Пока парень был под следствием, а потом в колонии, ни единая весть не доходила до него. Да и кто мог её принести? Кому было дело до его судьбы? Не знал он о том, что перепившись мать и отчим рано закрыли печную вьюшку и задохнулись угаром от печи. А утром чудом уцелевший слепой брат хотел протопить промерзлую избу да устроил пожар и все трое сгорели.
-Шибко горело всё! Но никто не кричал, из дома не рвался, видать уже никому не было больно...- вкрадчиво заговорил с ним сосед из-за забора. - Мы с ведрами не управились, а пожарные припозднились. Сгорело всё добро. Жаль.
Винт не ответил. Стоя над пепелищем и разглядывая в обугленном мусоре домашние вещи, он вдруг остро осознал, что кроме того, что у него никогда не было семьи, теперь у него нет и дома.
-Ты б к главе сходил, он может что и придумает, может где поселит... - задумчиво произнес сосед.
-После того, что я с его сынком сделал? - хмыкнул Винт. - Он же меня и упрятал.
-Ну, ты, парень, тоже... Того... Не прав был. - качал головой сосед.
-Да пошел ты! - огрызнулся Винт и отвернулся от соседа.
Шмыгнув носом и размазав по щеке крошечную слезу, решился двигать из своего захудалого хутора в райцентр. Здесь его никто ни то что на постой, даже на работу не возьмет. А в райцентре люди его не знают, да и много там людей, затеряться можно. Только топать далеко. Но это не беда.
Втянув голову в плечи, подросток шагал по тяжелой мокрой земле от одного населенного пункта к другому. Где украдет чего поесть, где купит. Иной раз и на кладбище чем разживался от помянувших. Спал в лесополосах, в старых стогах сена, укрывшись телогрейкой, а воды — вон сколько, со всех склонов журчит, оглохнуть можно. Погода держалась относительно теплой, только по ночам хватал морозец, но на исходе третьего дня небо затянулось тучами и брызнул дождь. Через час дождь обратился в снег, и вот уж к полудню полноценная метель залепляла глаза, пробиралась ледяным ветром под промокшую телогрейку, трепала тонкие штаны, норовила сорвать шапку. Винт устал и обессилил от голода, ходьбы, плохого сна на слишком свежем воздухе и тех бед, что навалились на него. И по всему было похоже, что он сбился с пути, и в этих местах, совершенно не знакомых ему, казалось он ходит кругами.
За короткий срок всё, что успело оттаять и прорасти, поверив в раннюю весну, было заметено снегом. Средь белой мглы Винт разглядел тонкие прутки прошлогоднего рогоза, что рос у небольшой речушки. Парень решил идти по-над ней. Рано или поздно, но на берегу реки должны быть поселки. А в поселках еда, тепло и люди. Не выгонят, чай, в такую метель. Можно отоспаться, отъесться, а там видно будет. Речка петляла и изгибалась, сопровождала быструю воду где илистым берегом, где обрывистым, где песчаным. Парень шел из последних сил. За одним из поворотов капризного русла показалась деревенька. Белые треугольники крыш над темными прямоугольниками изб тонули средь голых веток деревьев, качаемых ветром. Винт прибавил шагу, подбадривая себя и торопясь к столь радостному виду. Но чем ближе он подходил, тем отчетливее понимал, что перед ним заброшенная деревня. Огня нет ни в одной избе, не дымят трубы, не лают собаки, не слышно и не видно ни единой живой души. Не веря самому себе, Винт почти бегом добежал до крайней избы и дотронулся до её обмерзлой, полугнилой бревенчатой стены, заглянул в вышибленные ветром окна, приоткрыл незапертую дверь. Внутри было едва теплее, чем снаружи. Винт пошел к другой избе, ища ту, где были бы целы окна. Но находил лишь провалившиеся крыши да упавшие стены.
Внезапно порывом ветра до него донесся вроде как дымок печи. Винт повертел головой ища источник. Нет. Ничего. Вокруг только почерневшие дома, давно покинутые жильцами. И вот опять — тонкий едва уловимый сладковатый запах горящих дров. Парень метался от одной избы к другой, ловя себя на том, что подкатывающий к горлу крик отчаяния всё труднее удержать, как вдруг дверь одной избы открылась, и на пороге показалась старушка. Лет ей было под сотню, худая, сморщенная, согнутая возрастом и жизнью, она куталась в синюю стеганую кацавейку, а её седые волосы вырывал из под темного платка ветер.
-Степушка! - крикнула старушка Винту. - Иди сюда! Метель какая! Ничего не видно! А я весь день тебя жду! Сердце чуяло, что вот ты сегодня придешь. Или уж завтра точно!
Винт оторопело оглянулся. Он был один. Ему одному старушка махала и приглашала в дом.
«Я Витя!» - хотел было сказать подросток, но соблазн отогреться и поесть был велик. Его совершенно не смущало, что старушка обозналась. Зайдя в сени Винт замер на несколько секунд. Тепло почти обожгло его замерзшие лицо и руки. Стаскивая с себя промокшую тяжелую телогрейку и снимая грязную обувь, Винт с жадностью вдыхал нагретый воздух, впитывал, втягивал, вбирал тепло, чтоб быстрее отогреться. Старушка протянула ему вязаные из грубой шерсти носки:
-Одень, Степушка, поди замерз, пока шел. Садись за стол. Я не ела, тебя ждала. - говорила старушка.- А я всё в окошко поглядывала: идешь, не идешь. На душе чего-то станет неспокойно, загрустится. А я себя успокаиваю: «Жди, Анна Романовна, жди миленькая! Придет Стёпушка, уже скоро!»
Пройдя в дом, Винт огляделся. В углу темноватой комнаты теплилась лампада напротив почерневших икон с едва различимыми святыми и мутно поблескивавшими окладами. Под ними стоял стол с керосиновой лампой. Напротив пара лавок да сундук. Больше ничего и нет. А посредине печка-красавица, жарко пышущая ярким огнем в горниле. В загнетке виднелись два горшка, из которых старушка доставала кашу и картошку в мундирах. Винт ел молча, жадно и быстро. Понимание того, что в любой момент он может быть раскрыт, не давало прийти покою и сытости. Старушка хлопотала возле него: то яичко почистит, то солонку подвинет, то ещё хлеба отрежет. Из большого круглобокого заварника налила ароматного чаю. Винт отхлебнул и ощутил пряные ароматы трав. Так же пахло летом на закате в лугах и в знойный полдень в лесу. От еды и тепла подросток осоловел и ему стало совершенно всё равно узнают ли, что он не Степушка, которого ждала старушка или нет. Глаза слипались, тело ослабело, мысли вязли во сне.
-Милок, - окликнула его старушка. - а лезь на полати. Печку весь день топила, там тепло. До утра тепло будет. Ну, чего сидишь, иди-ка спать!
Винт послушался её беспрекословно.
-На вот ещё укройся, - старушка подала ему наверх большое мягкое одеяло.
-Спасибо вам, Анна Романовна! - еле размежая губы проговорил подросток.
-Потом, потом скажешь. - отмахнулась она.
И, уже окончательно проваливаясь в сон, он внезапно вспомнил, ясно отчетливо вспомнил свою бабушку и себя мальцом лет пяти. Как, нагулявшись вдоволь в морозный день, прибегал в жарко натопленный дом, ел бабушкину стряпню и так же валился спать. Как тогда сладко пахло дровами, травами, сдобой и бабушкиной добротой. Как сейчас.
Проснулся Винт от громкого стука, кто-то топал на крыльце: то ли баловался, то ли снег сбивал. Дверь распахнулась, и на пороге появился здоровенный мужик, чуть не упирающийся головой в притолоку. Одет был добротно, в меховой шапке и теплой обуви. В руках держал небольшой чемодан и сумку с продуктами, в которой угадывались колбаса, консервы, булка хлеба, пачка макарон и бутылка водки. Мужик смело прошел в комнату и поставил вещи на стол. Винт хотел было соскочить с печи и убежать, приподнялся на локтях и, застонав, повалился обратно. Весь мир плыл и переворачивался перед его глазами.
-Кто здесь? - насторожился мужик, быстрым шагом прошел к печи и заглянул на полати. - Пацан! - позвал он Винта. - Слышь, пацан! Ты что тут делаешь?
Винт пытался сказать хоть слово, но ничего не получалось, лишь мычание и стоны. Он дико водил глазами и хрипел. Как странно и страшно ему было! Куда-то подевалась старушка, пропало тепло печи и сытость из желудка, оставив мучительный озноб, голод и страх. Мужик приложил ладонь ко лбу Винта:
-Пацан, да ты же горишь! Давно ты тут? Ничего не пойму, что говоришь, - мужик пытался достучаться до мечущегося в бреду подростка. - Будь здесь! Слышь? Никуда не уходи! Я хозяин дома, не обижу! А тебе помощь нужна. Не сбегай. Понял ли? Если понял скажи... Скажи хоть что-нибудь!
-Старушка... Старушка, Анна Романовна... Старушка...- шелестел Винт.
Мужик как-то странно поглядел на подростка и молча вышел из дома.
[justify]Сколько времени прошло Винт не помнил. Как во сне
