когда у Веты в обычное для неё время сна глаза буквально сами собой стали закрываться. Мама уложила её пастель и оставалась сидеть на стульчике у кровати, пока не убедилась, что дочь погрузилась в глубокий сон. Сама же долго не могла заснуть, часто поднималась с пастели и, стараясь передвигаться тише, бродила по дому. Анатолий Михайлович какое-то время конечно слышал её шаги, но лишь улыбался про себя. А перед тем как самому заснуть, ему вдруг подумалось: «Наверно и правда существует в этом мире справедливость! Пусть не везде и не всегда, но в принципе существует!»
Утром он поднялся первым и, полагая, что Мила заснула совсем недавно, зашел к Вете предупредить об этом. Но ей всё же очень сильно хотелось увидеть маму хотя бы спящей.
- Наю! – позвала она про себя, - Ты тут?
- Иди, загляни к ней, - отозвался он. – Она не проснется.
- Спасибо! – поблагодарила она. – Ты настоящий друг!
Когда Анатолий Михайлович отвез её в школу и вернулся, Мила ещё спала. Заглянув в кабинет, он увидел там Наю.
- Я не покажусь ей на глаза, - предупредил тот, - пока Вета не вернется из школы. Пусть она меня с ней познакомит.
Анатолий Михайлович закрыл дверь, теперь уже не удивляясь, что ответы на свои вопросы получал до того, как их задавал. Направившись в кухню, принялся наводить порядок после завтрака с внучкой. Вскоре дверь открылась и вошла Мила в домашнем халате.
- Это и на самом деле не сон! – проговорила она, ещё не до конца проснувшись. Подошла вплотную и, обняв его, повисла на шее.
- Всё хорошо! Теперь всё будет хорошо! - поглаживая её по спине, приговаривал он, вновь ощущая пережитое вчера волнение.
- Дочка в школе! – немного успокоившись, Мила отстранилась от него и села на стул.
- Да, она и так вчера пропустила день. Ничего, теперь вы много времени будете вместе, ещё надоедите друг другу, - и он рассказал тот случай, когда внучка интересовалась его отношением к ней.
До самого обеда они проговорили, рассказывая друг другу все пережитое за время столь долгой разлуки. Странное дело, но ни тот, ни другой даже не вспоминали, каким таким чудесным образом она была вызволена из тюрьмы. Скорее всего, тут без Наю не обошлось, ведь он вполне мог оставить обсуждение этого вопроса на потом, то есть разговору с его участием. Перед тем как ехать в школу, они вместе приготовили обед и договорились, что в дальнейшем этим будет заниматься только Мила.
Когда Вета, взбежав по лестнице, обнималась в прихожей с вышедшей к ней навстречу мамой, дверь со двора открылась, и зашел Наю в своем неизменном балахоне.
- Познакомься мам! – воскликнула она. - Это наш Наю!
Он как всегда без эмоций на лице и полным безразличием подошел к дивану и сел. Мила была несколько обескуражена столь бесцеремонным поведением незнакомого юноши и равнодушным его отношением к её с дочерью радостным переживаниям.
- Не думай об этом, - предупредила Вета, - он всегда такой. Ты постепенно привыкнешь.
- Он разве не вместе с вами приехал? - обратилась она к присоединившемуся к ним Анатолию Михайловичу, всё еще ощущая неприязненное отношение к столь странному гостю. – Или он где-то рядом живет, что зашел в эти двери?
- Он у нас живет, - пояснила она за дедушку и, взяв маму за руку, направилась к дверям столовой. – Пойдем обедать, я есть хочу.
Мила в совершенной растерянности пошла с ней, но по ходу оглянулась на улыбающегося Анатолия Михайловича.
- Тебе многому теперь предстоит удивляться в этом доме, - заметил он. – Я сам ещё не ко всему привык.
Когда стол был накрыт на троих, и они начали рассаживаться, Мила по-прежнему пребывала в недоумении относительно молодого человека, а точнее - его взаимоотношениям с Анатолием Михайловичем и дочерью.
- Почему вы его не приглашаете обедать, - спросила она.
- Он никогда не ест с нами! – ответила Вета.
- Живет в доме и ничего не ест?
- Я же говорил, - с улыбкой напомнил Анатолий Михайлович, наливая при этом ей и себе по полстопки водки, - много удивительного и странного тебе предстоит узнать. Начиная с того, каким образом ты вообще оказалась дома. А теперь выпьем за твоё возвращение, и ешь, набирайся сил.
В этот момент дверь открылась, зашел Наю и сел на один из свободных стульев за столом. Как и говорила Вета, он ни к чему не притронулся и только наблюдал по очереди за каждым. Обед подходил к концу, Анатолий Михайлович по привычке принялся разливать чай.
- Ну, хотя бы чай с печеньем предложите ему! – продолжала настаивать на своем Мила.
К её уж к которому по счету немалому смущению, дедушка с внучкой только усмехнулись в ответ.
- Ничего ненужно, - произнес, наконец, Наю. - Я столько времени наблюдаю за этим процессом и всё время пытаюсь понять, для чего вы принимаете столько малополезной пищи?
- Ничего не смогу сказать относительно малой полезности того, что мы едим, потому как далек от этого предмета, – решил ответить на его вопрос Анатолий Михайлович, – но знаю точно, что мы утоляем голод, так как этого требует наш организм.
- Ты попробуй хоть раз, - заметила со своей стороны Вета, - и сам узнаешь, как приятно есть вкусную пищу.
- Если я правильно понимаю, то приятным у вас называется то, что пригодно для использования в пищу, – сделал вывод Наю, - а вкусным то, что вызывает ощущение утоления голода. Ничего нового тут нет, это всё нам хорошо известно.
Все переглянулись, пока ещё не сообразив, что можно сказать по поводу такого его понимания.
- У нас есть некоторые предположения на этот счет, - продолжал он, - но всё же хотелось знать наверняка, для чего вы едите не только малополезную, но даже вредную для плотной формы пищу.
- Плотная форма? – поинтересовался Анатолий Михайлович. – Не о том ли схематическом изображении человека ты говоришь, что мы рассматривали в книге о Египте?
- Тогда я не предполагал, что нам придется в деталях рассматривать этот вопрос, - пояснил Наю, - и потому сказал, что то является изображением человека вообще. Теперь могу уточнить, соглашаясь с вами, что там на самом деле изображение нашей с вами плотной формы.
- Что касается отображения человека в том или ином виде на схемах, рисунках, фотографиях и прочее, то, прежде всего это тело, - в свою очередь пояснил Анатолий Михайлович.
- А что тогда есть организм, который требует питания? Или у вас он лишь другое название тела?
- В общем случае да, - подтвердил Анатолий Михайлович. – Только под организмом мы подразумеваем как бы внутренне содержание тела, а под телом некую нашу внешнюю оболочку.
- Правильней было бы назвать это формой, - уточнил Наю. – Но я и Вета уже знаем, что представление нашей плотной формы как некой совокупности рук, ног, головы и прочего, что вы называете телом, является лишь интерпретацией вашей системы восприятия, которая не дает вам видеть реальность. Ваши пращуры видели и воспринимали ее, так же как и мы сейчас, чему свидетельствует схематическое изображение в той книге. Ну а как на счет ещё одного понятия – человек. Как это понимается вами? Или человек, по-вашему, всего лишь ещё одно название тела и организма?
- Наверно всё же нет, - задумчиво проговорил Анатолий Михайлович. – Тело или организм лишь составляющая часть человека, который ещё обладает разумом, сознанием….
- И не только, - согласился Наю. – Есть и другое, что свойственно человеку, но об этом поговорим в другой раз, так как сейчас разговор о пище. Так вот, мы пока не знаем почему вопреки разуму, который вполне убедительно говорит о бесполезности того или иного продукта и даже вредности его для плотной формы или организма по-вашему, вы продолжаете его употреблять. Но другой причины мы пока не видим кроме той, что каким-то образом тело заставляет вас это делать.
- Себе во вред? – решил уточнить у него Анатолий Михайлович.
- И это для нас так же непонятно, - снова согласился с ним Наю. – Почему ваше тело вредит себе, тем самым сокращая время своего существования, а быть может даже старается побыстрей убить себя.
- Почему тело? – с недоумением полюбопытствовала Вета. – Мы сами это делаем.
- А мы это что? – зная, что она не сможет ответить на его вопрос, всё же спросил Наю. – Считая, что тело есть внешняя оболочка организма, но как только что сказал дедушка, присутствует ещё разум и сознание. О воле и всём прочем пока не говорим, потому что это основное. И что на самом деле из перечисленного заставляет вас питаться вредной для вас же пищей? Вполне возможно, что в этом каким-то образом участвует ваше сознание, которое почему-то может быть несовершенным или что-то другое. Пожалуй, именно этот вопрос является для меня первостепенным, чтоб мы смогли решить поставленною задачу.
- Кто это вы? – наконец осмелилась поинтересоваться Мила, пристально вглядываясь в Наю.
Вета повернулась к дедушке, он в ответ посмотрел на неё.
- Мам…! - начала было объяснять она.
- Подожди! – остановил её Анатолий Михайлович. – Пусть сам расскажет.
- Нет, - возразил Наю, - пусть рассказывает, я буду ей помогать, если что не так. Мне ещё трудно объяснить всё на словах, ведь я не все их могу произносить.
- Тогда я кое-что поясню для начала, - решительно заявил дедушка. – Думаю, будет правильным начать с последнего события, а потом уже рассказывать всё от самого начала. Так ей будет более понятно.
Мила только вертела головой, бросая взгляд с одного на другого, пока ещё совершенно ничего не понимая.
- В таком случае, - в свою очередь заявил Наю, - будет лучше, если Вета теперь пойдет в свою комнату и займется уроками. А потом мы её позовем для дальнейшего разговора.
Мила, уж в который раз очень удивилась, когда дочь, ничуть не возражая, поднялась и вышла из столовой. Она была в полной уверенности, что та должна сильно противиться этому. В чем состояла причина такого непривычного поведения, ей предстояло понять, как раз из последующего разговора.
- Почему он зовет её Вета, - повернулась она к Анатолию Михайловичу.
- Об это позже, а теперь расскажи нам, что ты помнишь из вчерашнего дня, с того момента как шла на свидание с мамой.
- После вечерней поверки мне сказали, что мама уже в комнате свиданий и повели туда. Когда я зашла, она стояла напротив у стены возле кровати. Не знаю почему, мне захотелось выбросить все привезенные ею продукты.
- Скорее всего, для того, - как бы размышляя вслух, проговорил Анатолий Михайлович, - чтобы в дальнейшем это воспринялось как ссора между тобой и мамой.
- Какое-то время мы оставались в таком положении, - продолжала Мила, - что меня почему-то совершенно не удивляло и не тревожило. Затем поменялись одеждой, и когда после этого я посмотрела на неё, то она уже была я.
- И тебя опять это не удивило, – констатировал он.
- Да! – согласилась Мила. – Но я как бы ничего не могла с собой поделать, как будто я вовсе не я.
- Интересно, если б ты тогда посмотрела в зеркало, то увидела бы в нем вместо себя свою маму? Но это так, риторический вопрос. Так вот, всё это его рук дело, - он кивком головы указал на Наю. – Впрочем, как я понимаю и не рук вовсе, а черт знает, чего ещё.
Мила удивленно посмотрела на их гостя, но теперь уж далеко не столь неприязненно, чем до этого.
- Нет, не моих, - возразил он. – Но не суть важно. Пусть продолжает, если на самом деле есть необходимость. Хотя мне кажется, что это совершенно ни к чему.
- А кто же тогда всё проделывал!? – удивился Анатолий
