Дорога к небесам. Глава первая - пограничная. "Таможня и добро"

было найти гостиницу и хоть немного привести себя в порядок. Да, со временем было совсем туго. «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Итак, даже если я быстро пройду таможни, даже если и не очень опоздаю, то поспать будет некогда. Гульванить, конечно же, будем до утра. После двух бессонных суток и дороги в почти две тысячи вёрст… Не то, чтобы меня это пугало, я привычный и не к таким кульбитам, но вот смотреться плохо перед девчонками-одноклассницами не хотелось. Ненавижу выглядеть неопрятным. Я досадливо потер подбородок. Щетина уже давала о себе знать. Напрягала ещё одна мысль, но я усиленно гнал её из головы, чтобы не тревожиться ещё больше. Этого «корейца» я купил всего за две недели до поездки и успел накатать на нем от силы тысячу километров. Брал хоть и в автосалоне, но подержанную. Как поведёт себя машина в столь дальнем путешествии? После любимой и обожаемой, но уже откатавшей свое «Хонды», я смотрел на это авто несколько скептически и взял только «на передержку» – на полгода-год. Правда, руководил тем салоном мой давний, хоть и не очень близкий приятель, которому в этом вопросе я доверял всецело и, по идее, барахло он мне продать не должен. Ладно, не буду об этом думать. Бог не выдаст, свинья не съест. Прорвёмся!
В мечтах и тревожных раздумьях, перемежающихся с короткими перемещениями в направлении шлагбаума, прошло ещё некоторое время, и к шести часам утра я уже был на украинской стороне, успев к тому времени отдать настырной меняле пару тысяч рублей за местные гривны. Всучив мне две двухсотенные бумажки, женщина удовлетворённо отстала от меня.
…Круглый как бочонок и перепоясанный ремнём, как стальным обручем, украинский таможенник заглянул в багажник моего авто и, не обращая внимания на чемодан и сумку, ткнул авторучкой в пакет с канистрой:
– Цэ шо?
– Бензин.
– Не положено.
– Как это? Почему?
– Кажу не положено, значит, не положено.
– И что мне с ним делать?
– Заливай в бак.
– Некуда. Он полный, под завязку.
– Це нэ моя справа.
Он заглянул под пассажирское сиденье и посветил там фонариком.
– Откройте бардачок.
Я открыл. Небрежно оглядев содержимое и поворошив внутри авторучкой как кочергой в печи, прапорщик выстрелил привычной очередью:
– Оружие, наркотики, драгоценности, предметы старины, валюта, товары, продукты питания, предметы запрещённые к вывозу или требующие таможенного декларирования, есть?
– Только бензин, сало и валюта.
– Сало тоже не положено!
– Да там того сала – кусок грамм на двести! Перекусить в дороге. Хлеб и пара помидоров.
– Фитоконтроль хочешь проходить?
– Из-за пары помидоров и шматка сала? – возмутился я.
– У закони про це ничого не сказано, – таможенник был непоколебим как вросший в землю огромный валун.
– Да имейте же совесть! Почти восемь часов тут торчим! Я сейчас это выброшу в мусор или съем прямо при вас. Лучше скажи, что с горючкой делать? – понизил я голос.
Прапорщик внимательно посмотрел на меня.
– Ось там, у виконци сыдыть гарна жинка. Порадуй йии чим-нэбудь и провэзэш свою канистру. – Он указал своей пишущей указкой на будку, в которой находилась жрица погранконтроля.
– Виконце бачиш?
– Вижу. А что её может порадовать?
– Сам думай!
Таможенник отошёл к следующей машине, которой оказался тот самый, белый владимирский Ленд Крузер.
Я, чертыхаясь, поплёлся к будке со светящимся окошком. Отдавать двести гривен или тысячу кровных рубликов за канистру бензина мне как-то не улыбалось. А других купюр не было, всё отдал задорной рыжей меняле. Лихорадочно пошарив в бумажнике, я наткнулся на сложенную вчетверо сотню рублей, затерявшуюся среди старых визиток. Разгладив ее, вложил в паспорт, затем приклеил на лицо самую слащавую улыбку и, подобострастно извернувшись, всунул голову в окошко.
– Доброе утро!
– Документы!
– Какие?
– Все!
Первым делом она раскрыла мой паспорт.
– Это что? – на меня смотрели строгие усталые глаза.
В маленькой будке женщина была одна, за моей спиной тоже никто не стоял, и я пошёл напролом:
– Ваш коллега порекомендовал мне вас чем-нибудь порадовать.
– С какой это радости? – удивлённо спросила она, глядя на меня поверх очков.
– У меня канистра с бензином, кусок сала и пара помидоров.
Пограничница посмотрела в сторону указанного мной коллеги. Я тоже оглянулся. На него орал толстяк Коля, зачем-то размахивая своей барсеткой. Вид у таможенника при этом был совершенно невозмутимым.
– Распишитесь здесь и здесь и ждите у машины, – «гарна жинка» отвлекла меня от созерцания зарождающегося международного конфликта.
– А бензин?
– Распишитесь и ждите!
Я в растерянности подмахнул две бумажки и поплёлся к своей ласточке. Поутихший владимировец, матерясь сквозь зубы, опустошал свой громадный багажник. Гора из сумок и чемоданов была уже довольно внушительной, но и салон был ещё далеко не пуст. Чуть в стороне стояла его жена, к которой испуганно жались заспанные детишки. Круглолицый таможенник с нескрываемым удовлетворением наблюдал за пыхтящим, потным мужиком.
– Порадовал? – неожиданно обратился он ко мне. Я недоумённо пожал плечами.
– Освобождайте, освобождайте! – поторопил прапорщик владельца внедорожника и направился к будке. Через минуту он уже шел обратно, неся кипу документов в руке. Обойдя несколько машин, он подошел ко мне.
– Езжайте! – он протянул документы.
– Можно?! – я не верил своим ушам.
– Доброй дороги!
Я проверил, всё ли на месте и запрыгнул в машину. Неужели всё? И всего-то около семи утра… Впереди меня ждали сотни километров радостной свободы, освещаемой ярким утренним солнцем. Я отметил, что мятого стольника среди возвращённых мне документов не было.
– Стой, стой! Эй! – услышал я и тут же раздался резкий свист. Ну что ещё? Я ударил по тормозам и сдал немного назад. Оказывается, я на радостях проскочил мимо пограничного шлагбаума.
– Куда так торопимся? – разбитной старший сержант в камуфляже и в берете, чудом державшемся на его светловолосом затылке, заглянул в машину. – Талон на выезд есть?
– Это он? – я протянул погранцу клочок бумаги с невнятным оттиском бледно-малинового цвета.
– Он.
– Можно ехать?
Сержант влез в окно чуть не по пояс:
– Не поможете, чем сможете лучшему пограничнику заставы и окрестностей?
Я тут же вспомнил этого парня. Год назад я уже видел его здесь же. Он был таким же разбитным, его берет точно так же держался непонятно на чем и слова были те же, что и сейчас. И я тогда одарил его полтинником.
– Я помню тебя! Год назад. Только ты ефрейтором был.
– Хороших людей всегда помнят!
– Ты меня тогда за полтинник предупредил о гаишниках.
– Так оно и было!
– Сейчас нет ничего. Тысячу не дам, а в гривнах у меня только по две сотни, – я открыл бумажник, показывая содержимое.
– Ладно! В другой раз. – «Лучший пограничник» широко и почему-то радостно улыбнулся. – Через одиннадцать километров пост ДАИ с радаром. Будьте внимательны!
– Спасибо, друг!