- в следующей, фиолетовой комнате, объединяет мудрость и любовь, равнодушие и жестокость; тон этого зала заключает в себе нечто угасшее, и может означать покаяние, искупление и мученичество. Все шесть вышеперечисленных комнат переполнены гостями, никого нет лишь в самой дальней – убранной чёрным бархатом, с кроваво-красными стеклами высоких узких готических окон в готическом стиле. Чёрный – отрицание всех цветов, символ зла, небытия, одиночества и несчастья. Гости страшатся ступать на территорию траура и смерти; внушают страх и контрастные окна – кажется, будто это глаза самой Чумы, наблюдающей за неуместным и жестоким весельем внутри аббатства.
Рассуждая в 1846 г. об американской драме, Эдгар По писал: «Драма сегодня не получает надлежащего внимания, потому что она его не заслуживает. Мы должны сжечь или похоронить старые модели. Нам необходимо Искусство, а что такое искусство, мы только сейчас начинаем понимать: место абсурдных условностей должны занять принципы, основанные на Природе и здравом смысле».
Эдгар По «обнажение приёма» в романах Эжена Сю сравнивал с марионеточным театром, где «шарниры не только не спрятаны, но намеренно выставлены наружу, вместе с марионетками, чтобы зритель восхищался и тем, и другим». А в «хрестоматийной» статье «Философия творчества» рассуждал об «отличительных свойствах литературного гистриона» (курсив По), среди которых: «подъёмная машина, чьи блоки создают перемену сцены», «лестница со ступеньками», «дьявольские трапы», «петушиные перья», «красная размалёвка» и «белые наклейки».
«Маску красной смерти», без колебаний, можно назвать самым «театральным» рассказом По. Во-первых, повествование здесь ведется не от первого, а от третьего лица; история принца Просперо и его поединка со Смертью поведана безличным, всезнающим и вездесущим повествователем — случай для По чрезвычайно редкий.
Во-вторых, к театру отсылает само название рассказа — Маска Красной смерти; её центральным эпизодом становится маскарад принца в осаждённом «чумой» аббатстве.
И, наконец, в рассказе есть прямые аллюзии сразу к трём известным пьесам — «Буре» и «Кориолану» Шекспира и «Эрнани» Гюго. Шекспировские аллюзии у По встречаются нередко (как во всей американской романтической прозе); например, сюжет «Сердца-обличителя», невероятно сложной для постановки прозаической «монодрамы», недвусмысленно возвращает нас к «Макбету». И потому упомянутая в «Маске» современная Эдгару По пьеса Гюго «Эрнани» («Там было много блеска, мишуры, остроты и фантасмагоричности — немало от того, что впоследствии увидели в “Эрнани”») интереснее для нашей темы: на По произвела впечатление не пьеса, которую он, по всей вероятности, не читал, а её постановка, которую он видел в Филадельфии год написания рассказа (1842-й).
Условность рассказа, не раз отмечаемая читателями и критиками, это условность, разумеется, сценическая, театральная, за которой, наподобие палимпсеста, скрывается не текст пьесы, но её постановка — зрелище, поражавшее зрителей своей эффектностью и, ко всему прочему, дороговизной: принц Просперо безмерно богат, он приглашает в аббатство знатных рыцарей и дам своего двора, оставляя всех прочих простолюдинов умирать снаружи. Финальный поединок принца с Красной смертью не только воспроизводит дуэль дона Гарси с чёрным домино, но и напоминает одноактную пантомиму: «Он занёс обнажённый кинжал и приблизился, стремительно и грозно, на три или четыре фута к удаляющейся фигуре, когда та, дойдя до конца бархатной залы, внезапно повернулась лицом к преследователю. Раздался пронзительный крик — и кинжал, сверкая, упал на смоляной ковер, где через мгновение, мёртвый, распростёрся принц Просперо».
Однако, если театральность «Маски Красной Смерти» не вызывает больших сомнений даже при самом поверхностном чтении, антропологический аспект рассказа далеко не столь очевиден. Притчевый сюжет — смерть появляется как незваный гость на балу «во время чумы» — чаще всего принимается за единственный смысловой уровень рассказа, тогда как тема болезни и её телесного переживания, обычно заключается в скобки. Даже такой авторитетный исследователь нарратива тела в культуре, как М.М. Бахтин, отказывает рассказу По в телесной составляющей. Бахтин выявляет в «Маске Красной Смерти», а также в «Бочонке Амонтильядо» и «Короле Чумы» (“King Pest”, 1835) гротескные элементы, например: «смерть — шутовская маска (смех) — вино — веселье карнавала (carra navalis Вакха) — могила (катакомбы)». Однако, если у Рабле или у Боккаччо элементы объединены «здоровым объемлющим целым торжествующей жизни», в случае с По речь идёт лишь о «голых», статичных аллегорико-литературных контрастах: «За ними, правда, чувствуется какое-то тёмное и смутное забытое сродство, длинный ряд реминисценций о художественных образах мировой литературы, где были слиты подобные элементы, — но это смутное ощущение и реминисценции влияют лишь на эстетическое впечатление от целого новеллы». Образ тела в такой интерпретации сравним с образом зловещего гостя в финале рассказа, под «зловещими одеяниями» и «трупообразной личиной» которого в конечном счёте не обнаружено «ничего осязаемого».
С самого начала повествования болезнь с зловещим названием «Красная Смерть» представлена как абсолютное, метафизическое зло.
Биографы связывают написание «Маски красной смерти» с рассказом о бале в Париже во время эпидемии холеры в 1832 г. Холера в XIX в., как и чума, это мор, синонимичный массовой смерти, и вместе с тем конкретная реалия времени: современники По пережили две серьёзные эпидемии. Стремительность протекания болезни напоминает молниеносную или «сухую» форму холеры, когда коллапс наступает ещё до появления характерных симптомов. Больной иссыхает, задохнувшись от крови, выделяемой кровеносными сосудами, и умирает в судорогах.
Принц Просперо, спасаясь от эпидемии, приказывает окружить аббатство каменной стеной с железными воротами: «Придворные, войдя, принесли кузнечные горны и увесистые молоты и заклепали болты изнутри». Попытка спрятаться от заразы за стеной с железными затворами созвучна стремлению тела во время эпидемии закрыться от внешнего мира, закупорить свои отверстия: «входы» и «выходы», прежде всего дыхательные: нос и рот. Тело как крепость, осаждённая болезнью, — метафора, типичная для западной культурной традиции.
Как уже было отмечено выше, окна в седьмой зале аббатства, как и пятна на лице и теле больного, красного цвета (“scarlet stains” / “scarlet panes”). Сама комната, предназначенная для маскарада, буквально надевает (натягивает) на себя костюм Красной Смерти: “The seventh apartment was closely shrouded in black velvet tapestries”. К проекции кожных знаков добавляется образ чёрного савана (shrouded in tapestries), метонимия трупа.
Не случайно именно здесь, в седьмой зале, происходит финальный поединок Просперо с незваным гостем.
ОТ ПАКТА РЕРИХА К ЛЕДЯНОМУ ПАКТУ
Пакт Рериха защищает музеи и библиотеки, школы и университеты, театры и научные учреждения, церкви, мечети и соборы, пирамиды и античные храмы — словом, все, что посвящено искусству, образованию, науке и религии. Рерих полагал, что слово «культура» состоит из двух корней: латинского «культ» (почитание) и санскритского «ур» (свет).
Академия художеств и юридический факультет Санкт-Петербургского университета, посещение лекций на историко-филологическом факультете, постоянное самообразование дали Рериху тот синтез знаний, который необходим для новых открытий и прозрений в будущее.
К 1929 году Николай Рерих окончательно сформулировал свою идею международного договора об охране культурного наследия человечества. На языке современного права идею Рериха помог оформить Георгий Шклявер, доктор международного права и политических наук Парижского университета.
В 1930 году проект Пакта Рериха был представлен на рассмотрение в Комитет по делам музеев при Лиге Наций, который, одобрив проект Пакта, передал его на рассмотрение Международной комиссии интеллектуального сотрудничества. В 1931 году Камилл Тюльпинк, член Королевской комиссии по охране памятников Бельгии, предложил сделать старинный город Брюгге центром для распространения идей Рериха и основал Международный союз Пакта Рериха (покровитель — М. Адачи, председатель Международного суда в Гааге).
В поддержку Пакта Рериха высказались многие известные деятели: Томас Манн, Герберт Уэллс, Морис Метерлинк, Ромен Роллан, Рокуэлл Кент, Эптон Синклер, президент Франции Раймон Пуанкаре, президент Чехословакии Томаш Масарик, римский папа Пий XI, кардинал Йозеф Эрнест ван Руй, лауреат Нобелевской премии индийский поэт Рабиндранат Тагор, испанский министр народного образования Хосе Кастильо и другие уважаемые лица. Также Пакт широко поддержали женские организации, университеты, музеи, библиотеки, академии из разных стран мира.
Президент США Ф. Рузвельт уполномочил министра сельского хозяйства Генри А. Уоллеса подписать Пакт Рериха от США. 2 сентября в Харбине (Маньчжурия) был образован Комитет Пакта и Знамени мира.
7 января 2023 года, суббота
ЛЕДЯНОЙ ПАКТ ПРОТИВ ДОГОВОРНЯКОВ, СМЕРТЬ ВИАЛЛИ ОТ ОНКОЛОГИИ
Друзья!
В связи со смертью от онкологии Виалли я вот о чём бы хотел поговорить, о договорняках.
Никакой информации у меня, что Виалли играл договорняки, у меня нет. Хотя в Италии их играли и, по всей видимости, играют до сих пор.
В Ватикане футбольных договорняков нет, в итальянских лигах есть.
Не секрет, что в рамках кинокомпании "Вещий Олег" я снимаю документально-художественные расследования, включая и про договорные матчи в российском футболе.
Интервью Канчельскиса Матч ТВ показывает, какого огромного размаха достигают деньги за договорняки. Втянуты и крупнейшие букмекерские конторы.
Договорные матчи приносят миллионы, миллиарды евро наличными. Этот нал идёт на организацию и финансирование сетей торговли наркотиками, коррупцию, работорговлю и торговлю органами.
Специфика этой преступной деятельности такова, что с ней чрезвычайно трудно бороться.
Профессионально разбирается в футболе и занимается противодействием договорным матчам в России по сути только бюро журналистских расследований Трезвого Петрограда под моим началом.
Транснациональные преступные группировки, которые находятся под контролем бильдельбергеров, занимаются одновременно наиболее доходными видами криминальной деятельности,включая организацию договорных игр в футболе.
Важно понимать, что приобретённые незаконным способом на договорных футбольных матчах миллиарды евро наркомагнаты и наркокартели вкладывают в секретной план трансформации всего евразийского пространства в наркогосударство по образцу самопровозглашённого Косово, этноцид европейской цивилизации.
Поэтому я, как политический лидер, и устанавливаю связи, укрепляю их с римо-католичеством, что отлично понимаю: без вмешательства на уровнях духоном, сакральном, эзотерическом не обойтись... Футбольная организация Ватикана, имеющая национальную сборную, не входит в ФИФА, которая запятнала, осквернила себя и дискриминацией, и коррупцией... ФИФА уже не может позиционировать себя в
