пареной репы. Он, ну вы понимаете о ком я, повязал Троцкого на проспекте Сахарова и выслал его куда, ну?
– Неужели в Нижний Тагил?
– Правильно. После чего Ленин мог встречаться один, без сопровождения демона революции, с кем угодно и где угодно, даже на Красной площади рядом с Мавзолеем.
– А Крупская как же?
– А та днями просиживала в смартфоне и ничего не замечала.
– Вот что хотите со мной делайте, но ни о каких смартфонах в те времена даже не слыхивали. Но пьесу вашу мы всё равно толкнём, куда надо. Обещаю.
– Не обещайте деве юной, как говорят у нас на Арбате.
– Кстати, а где рукопись? – спросил исторический просветитель. – Вы мне даже не показали её.
– Какую рукопись? – успел вымолвить начинающий драматург и повалился набок. Хорошо, кресло было глубокое.
Помощница просветителя вызвала скорую. Приехали быстро. Пока приводили старого человека в чувство, проверили его портфель. Никакой пьесы там не оказалось. Зато нашли социальную карту москвича и персональное приглашение от «Московского долголетия» в танцевальную группу. По ним и определили, что никакой он не Пантелеймон Будуаров, а просто Пётр Бурлаков.
– Два в одном, – поделился с хозяином кабинета доктор. – И склероз и деменция. Ему же сто лет почти. Но вы не волнуйтесь, мы сами доставим дедушку домой в целости и сохранности.
* * *
Горчица с икрой
Новогоднее застолье. Семья Громовых с улицы Новая Басманная пригласила в гости давних своих друзей – семью Гиршиных с улицы Старая Басманная. Громовы считали себя русскими, хотя кого только не намешано было в их родах и по жене и по мужу. А Гиршины считали себя евреями, хотя в целом по предкам, даже со стороны жены, со стопроцентным доказательством это тоже не подтверждалось. Дети их выросли и отмечали праздники уже сами по себе.
– Холодец у тебя сегодня просто бесподобный, – похвалил вдруг жену Василий Петрович.
– Куда ж ты столько горчицы положил? – удивилась она.
– А я люблю её и могу сколько угодно съесть.
– Прямо без мясного, в чистом виде, – шутливо добавил Арон Шаевич.
– А что, целую столовую ложку запросто съем и даже не поморщусь.
– Не верю.
– Спорим?
– Спорим. На что?
– На банку икры.
– Согласен. Дамы, вы свидетельницы.
После этого Василий Петрович действительно взял ложку, выдавил на неё из тюбика приличную горку горчицу и, театрально причмокивая, съел её. Конечно, ему было ужасно плохо, во рту всё заполыхало, глаза заслезились, но… спор есть спор.
– И где ты деньги на икру возьмёшь? – спросила жена Арона Шаевича.
– Не вижу ничего особенного, – вместо прямого ответа заявил вдруг её муж. – Я тоже так могу.
– Попробуй, – предложил Василий Петрович.
– И пробовать нечего, – сказал Арон Шаевич и в точности повторил всё то, что сделал с горчицей Василий Петрович.
Когда прощались, то перед самым уходом жена Василия Петровича спросила жену Арона Шаевича, да так, чтобы мужья слышали это:
– Сара, а ты не знаешь, зачем наши умные мужчины по ложке горчицы съели?
– Откуда я знаю, Наташа, – пожала плечами жена проигравшего спорщика. – Главное, что никто никому ничего не должен.
* * *
Допрос
В кабинете отдела полиции Китай-город двое, молодой полицейский и пьяный гражданин пожилого возраста.
– Ну что, мужик, давай поговорим?
– Давайте, только сначала выпьем.
– Нет, давай поговорим, а потом выпьем, может быть.
– Да кто же так в Москве работает?
– Я так работаю.
– А наоборот не пробовали?
– Не твоё дело.
– А, если не моё, чего тогда говорить?
– Для протокола.
– Так вы писать будете?
– Буду.
– Ну, пишите.
– Итак, что ты сказал потерпевшим?
– Сказал, что мужик сказал-мужик выпил.
– А потом?
– Сказал, что мужик выпил-мужик сказал.
– И что ты сказал?
– Сказал, что все говорят.
– А что все говорят?
– А то вы не знаете.
– Не знаю.
– Сказал, что они говорят.
– Кто они?
– Мужики.
– Какие мужики?
– Которые говорят, что мужик сказал-мужик выпил.
– А потом мужик выпил-мужик сказал, так что ли?
– Так точно.
– Ты уже это говорил.
– И ещё скажу.
– А я ещё раз спрашиваю, что ты сказал потерпевшим?
– А то вы не знаете.
– Не знаю, скажи.
– Так я же уже сказал.
– Да что ты сказал-то?
– Давайте выпьем, потом скажу.
– А без выпивки не скажешь?
– Не скажу.
– А что я в протокол должен записать?
– Не знаю. Я уже столько наговорил, а вы не пишете.
– А чего писать-то, хрыч старый?
– Это вы уже сами должны знать.
– Что я должен знать?
– А вы не понимаете?
– Не понимаю.
– А поговорить хотите?
– Хочу.
– Ну вот, когда работать научитесь, тогда и поговорим.
На том допрос и закончился.
* * *
Весёлое утро
Суббота. Обычная московская квартира. За утренней трапезой дедушка, бабушка и Гришка, их шестилетний внук, которого в пятницу вечером на вкусные выходные доставили им постоянно занятые его папа и мама. Бабушка и дедушка – молодые пенсионеры, бывшие школьные учителя с навечно сохранившейся привычкой кого-нибудь чему-нибудь поучить.
– Ну как у тебя дела в садике? – спрашивает внука дед.
– Хорошо, – отвечает Гришка.
– А, если конкретно, чего ты там совершил выдающегося?
– Я с первого раза мячом точно в кольцо попал.
– Молодец! А ты знаешь, как называется тот, кто метко бросает, кидает или стреляет? Вот прицелился и попал прямо туда, куда надо.
Гришка, с маленькой котлеткой на вилке, слегка призадумался. Проходит минута.
– Ладно, я тебе подскажу, – не стал томить дорогого внучонка дедушка. – Слово это начинается с буквы «с».
– Стрелок что ли? – тут же спросил Гришка.
– Почти верно, – соглашается дед. – Только стрелок это вообще тот, кто просто стреляет. Все стреляют, значит, все стрелки. А вот как называют того, кто всегда попадает с первого раза точно в цель? Как ты, например, в детском садике.
Проходит ещё минута. Гришка молча жуёт котлетку и думает. Правда, не очень усердно, зная, что дедушка всё равно сам назовёт нужное слово.
– Подсказываю дальше, – говорит дед. – Снай?..
– Снай… – повторяет Гришка. – И кто такой этот снай? Дайте ещё подумать.
Прошла третья минута неглубоких детских раздумий. От котлетки ничего не осталось. Гришка беззаботно выбирает кусок шоколадного торта с цветочком и подносит его ко рту.
– Пер, – не выдержав ожидания правильного ответа и поставив недопитую кружку чая на стол, вдруг решительно произносит бабушка.
Дед чуть не подавился от смеха. Бабушка тоже громко расхохоталась, поняв, что вторую половину слова она высказала с явным опозданием, да ещё с мягким звуком «е», а не «э». И Гришка рассмеялся над смешным словом, так и не разобравшись пока, кто же он – снай или пер.
* * *
Героический шутник
1951 год. Таджикистан. Утро. Аэродром. Самолёты на приколе. Рядом здание штаба. У входа чёрный лимузин с дремлющим шофёром. В помещении, похожем на школьный класс, лётчики. Почти все – боевые офицеры. Каждый сидит за отдельным столом.
За последним столом посередине сидит майор с глубоким шрамом на лице и золотой звездою на кителе. Пробивающийся сквозь окно солнечный луч будто специально падает на эту звезду, добавляя ей ещё больше блеска и значительности.
За «учительским» столом стоит пожилой генерал из Москвы, чуть позади от него, прислонившись к двери – адъютант. Генерал говорит уже целый час. И всё о стоящих задачах по укреплению и защите южных границ. При этом он с особенным акцентом произносит фразы типа: «Перед нами стоят задачи», «Мы обязаны выполнить стоящие перед нами задачи», «Поставленные перед нами задачи требуют от нас…» и тому подобные. Раз сто уже сказал в полной тишине про эти самые задачи, которые всё стоят и стоят. И вдруг с последнего ряда раздаётся удар кулаком по столу.
– Вы с чем-то не согласны, товарищ майор? – спросил генерал офицера со шрамом и звездой.
– Согласен, товарищ генерал, – не вставая, как этого требует устав, ответил майор. И тут же продолжил, изображая важную озабоченность. – Только я вот о чём думаю. Вот бы у меня член так стоял, как перечисленные вами задачи!
Такого громогласного хохота горячая таджикская земля не слышала ещё, наверно. Генерал тоже разразился смехом и, закрыв лицо руками, плюхнулся на стул. А, когда слегка успокоился, повернулся к адъютанту и, кивая на рассмешившего всех майора, сказал по-доброму:
– И ведь ничего не сделаешь с этим шутником. Он же Герой Советского Союза.
* * *
Врать уметь надо
Сидят на скамейке в парке два очень пожилых соседа по дому, два деда, можно сказать. Один неторопливо, по глоточку, отпивает пиво из бутылки. Идут трое полицейских, при полной амуниции, видно, что на дежурстве. Останавливаются перед дедами.
– Почему нарушаем? – спрашивает сержант с планшетом на боку, не иначе как старший по наряду. – Распивать спиртные напитки в общественных местах строго запрещено. Такой порядок. Придётся штраф заплатить.
– Я не пью, – говорит один дед и, показывая на товарища, отодвигается на край скамейки. – Это он нарушает. Я его предупреждал, что нельзя.
– Ребята, родненькие, простите дурака старого, – виноватым тоном заговорил другой дед. – Я вообще не пью. Но сегодня день танкиста. А я в танковых войсках служил. Вот и решил отметить.
– Всё равно не положено, – говорит сержант и берёт в руки планшет. – Предъявите ваши документы.
– Да какие документы, помилуй, сынок, – искренне недоумевает нарушитель порядка. – Я же просто погулять вышел.
– Тогда назовите фамилию, имя, отчество. Я запишу, и вы всё получите по почте.
– Канделябров Давид Мордехаевич, – не раздумывая ни секунды, представился дед с бутылкой.
– Ну и данные у вас, – удивляется сержант, записывая их на листок бумаги в планшете. – Необычные какие-то, редко встречаются.
– Да уж какие от родителей достались.
– А фамилия через «о» или через «а» пишется?
– Через «а», конечно. И в отчестве тоже через «а». Не ошибитесь, пожалуйста.
– Мардехаевич, что ли?
– Нет, третья гласная «а» после «х». Другую гласную тут ставить нельзя, а то некрасиво получится.
– Ладно, записал всё красиво, как вы сказали. Теперь адрес?
– Москва, улица Адмирала Кутузова, дом тридцать один, квартира тринадцать, – опять же без промедления ответил дед и бросил недопитую бутылку в стоящую рядом урну.
– Две чёртовы дюжины, одна против другой, – с улыбкой заметил сержант. – И как вам по такому адресу живётся?
– Нормально. Почти полвека уж обитаем с женой в этом доме.
– Хорошо, – подытожил сержант. – Я всё записал. Ждите квитанцию.
– А вы всё правильно записали? – забеспокоился дед. – А то пришлют не мне и не туда.
– Не волнуйтесь, гражданин. Ваши данные я зафиксировал точно.
Когда полицейские отошли на почтительное расстояние, всё время сидевший до этого молча второй дед, воскликнул:
– Ну ты даёшь, Петрович! Да ещё имя моё присвоил. И ни в какой армии ты не служил, сам же рассказывал. И жены у тебя нет. И дом у нас новый. И номер у него не тот. И квартира твоя две шестёрки. И никаким адмиралом Кутузов не был. Одно правда, что день танкиста сегодня.
– Это ты даёшь, трус несчастный! – возразил Петрович. – Я бы другое имя придумал, если бы ты не испугался и в сторону не отскочил. И про
