В ожидании ноября

Фокс был зол. Зол и подавлен. В общем-то, учитывая все произошедшее и его собственное состояние, это настроение стало для него привычным, но...
Сегодня, именно сегодня существовало некое «но», придающее тупой злобе последних дней некоторую...
«Ну. осмысленность, что ли...»
Фокс поднял воротник своего плаща, достал сигарету и попытался закурить. Сигарета выпала из его дрожащих пальцев. Он выругался и достал новую. Сделав глубокую затяжку он закашлялся, и вот уже вторая сигарета упала на мокрый асфальт.
-Черт! - вновь выругался Фокс. - Ну почему это должно быть так сложно!
Он начал курить примерно пару недель...
«Двенадцать дней, восемь часов и сорок три минуты...»
...назад, как только смирился с потерей жены.
-Черта с два  я смирился!
Она умерла прямо у него на руках, в приемных покоях Госпиталя, пока он тщетно пытался выторговать для нее очередную дозу лекарства.
-Выторговать... Дозу... Ха!
События того дня снова воскрешались у него в памяти, пока дым от самодельной сигареты затуманивал окружающее пространство и разум...

Двенадцать дней, девять часов и семнадцать минут...
-...назад!
-Чего? - на несколько секунд Фокс погрузился в свои мысли и потерял связь с реальностью. Это было похоже на клиническую смерть.
-Прошу вас, отойдите немного назад. Вы мешаете проходу. - вещал санитар с квадратным подбородком, обращаясь к толпящимся у входа людям. К Фоксу и его жене это не имело никакого отношения.
-Ты чем-то расстроен, дорогой? - теплый, мягкий, нежный, боже-как-я-его-люблю голос. Голос Дианы.
-Нет, нет, дорогая. Ну то есть да, но... Вся эта...болезнь, процедуры, паника... Ты же понимаешь...
-Понимаю, дорогой. Но ты не переживай. Все буде хорошо, правда. Пожалуйста, поверь мне, - в ее голосе зазвенели умоляющие нотки.
-Верю. Конечно верю, милая! - поспешил ответить Фокс и обнял жену. Она расслабилась в его объятиях.
-Знаешь...я люблю тебя... - прошептала Диана.
-И я тебя. Видит Бог, я тоже тебя люблю! - отвечал ей Фокс, с удовольствием ощущая приятную тяжесть ее головы на своем плече. -  И знаешь что? Когда мы выйдем отсюда сегодня, - а я клянусь Богом, это случится скоро — то я закачу дома самый романтический из всех романтических ужинов в мире! Я сделаю свою фирменную курицу — ну, ту самую, которую ты обожаешь, салаты — три разных салата, разрази меня гром! И я даже вина достану, слышишь? Разрази меня гром, если я не достану бутылку самого лучшего вина в этом чертовом городишке! Я все сделаю, черт меня побери!
Здесь Фокс осекся, поняв, что переборщил. Диана не любила, когда он ругался, и в этот раз он перегнул палку, причем совершенно без причины. Но Диана, как ни странно, никак на это не отреагировала. Это насторожило Фокса. Взглянув в лицо жене, он обомлел.
Она сидела с раскрытым, скривленным от судороги ртом, закатив глаза. Спустя секунду она остервенело вцепилась в руку Фокса и...
...Господи, дай мне сил забыть это...
...завыла. Фокс был бы счастлив сказать, что она заплакала, но это был именно вой. Это было похоже на стенания мучеников. «Или грешников» - пронеслось где-то на задворках сознания.
Прошло еще мгновение, и Диана задрожала, задергалась в самой настоящей конвульсии. Фокс пытался удержать ее, но его мысли замедлились от страха, он и сам был в оцепенении.
...с ней такое было впервые...
...им впервые не хватило...
...времени...
Дальше все произошло больше «на автомате», чем под чутким руководством разума Фокса. Он вскочил со стула и тут же сел рядом с лежащей женой.
«Язык. Язык. Язык» - крутилось в голове.

«Языкязыкязык»
«Язык-язык-язык»
«ЯЗЫК! ЯЗЫК! ЯЗЫК!»

-Она же проглотит свой чертов язык! - Закричал Фокс.
Открыв Диане рот, он попытался зацепить ее язык, чтобы она не проглотила его. Она билась в конвульсиях. Ее ногти царапали бетонный пол приемной. Фокс и тогда, и сейчас, был уверен, что она кричала, но никто почему-то этого не слышал.
Резким движением бывалого фокусника, Фокс достал из внутреннего кармана ручку, словно кролика из шляпы, и заложил ею рот Дианы. Ее челюсти сомкнулись на корпусе ручки, он затрещал, но выдержал.
Но не выдержал сам Фокс.
-Ей, вы, с...! - заорал он на всю приемную. Галдеж у входа прекратился, все с недовольством взглянули в сторону говорившего. Вид лежащей на полу дергающейся женщины вселил в них новую порцию страха и они стали кричать и галдеть еще громче.
Но Фокс заметил.
Заметил глаза санитара, буквально горевшие безумной паникой.
И тут простая и очевидная до невозможности мысль пронзила его разум.
«ОНИ НЕ ЗНАЮТ, ЧТО ДЕЛАТЬ!»
«Они в большинстве своем добровольцы...» - пришло вдогонку, но уже было поздно.
Фокс заплакал, все еще продолжая попытки сдерживать конвульсии Дианы. Санитар вдруг словно очнулся и, грубо расталкивая всех, пробрался к ней.
-У НЕЕ ПРИСТУП! - что было сил заорал Фокс, хотя санитар был всего лишь на расстоянии вытянутой руки от него. Санитар кивнул и потянулся к своему поясу. Внезапно глаза его расширились от удивления, когда руки, не чувствуя в своей хватке знакомую тяжесть цилиндров, натыкались на пустоту.
-Я...пуст... - с отчаянием в голосе сказал санитар.
-Что?! - крикнул Фокс так громко, что санитар вздрогнул. Полы его халата встрепенулись, обнажая висящую на поясе кобуру.
«Да он же вооружен!» - промелькнуло в голове. В этот момент Фокс понял, что гвалт прекратился, и в приемной повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь тихим, ужасающим звуком мучений Дианы.
Сердце Фокса бешено стучало, нервы были на пределе. Не выдержав, Фокс сорвался. Он рванулся вперед, повалил санитара и, выхватив у него из кобуры пистолет, поднялся на ноги.
-Мне нужно лекарство!
Побледневший санитар попытался отползти назад, глядя расширенными от страха глазами в черное дуло пистолета.
-Мне нужно лекарство! Понял, ублюдок! Тащи этот гребаный шприц или что у вас там... ВЫ! - крикнул он, направив пистолет на толпу у входа.
Повисла тишина. Люди молча стояли, парализованные страхом. Кто-то стоял, закрыв глаза, кто-то закрыл голову руками, но все молчали.
Все молчали.
Все.
Повисла тишина.
Абсолютная...
Медленно, боясь увидеть правду, Фокс обернулся...
Диана не двигалась. Совсем. Она лежала, изогнувшись под ненормальным углом, словно бы в своей предсмертной конвульсии она пыталась переломить себя пополам.
Не в силах ничего сказать, Фокс отбросил пистолет, рухнул на колени и подполз к телу жены. Осторожно коснулся лица Дианы и, окончательно осознав ее смерть, не смог сдержать слез. На секунду он позволил себе эту слабость, но затем, испугавшись, что разрыдается на глазах толпы, резко встал и, не говоря ни слова, пошел прочь из приемной.
Когда он проходил сквозь толпу людей, кто-то предложил ему сигарету. Фокс, кивнув, принял ее и, воспользовавшись протянутой следом зажигалкой, закурил.
Первый раз в жизни.
С тех пор прошло...
...двенадцать дней, восемь часов и пятьдесят восемь минут.
Фокс докурил сигарету и щелчком отправил ее в ближайшую лужу.
«Это все политиканы», - подумал он. - «Это их рук дело. Не знаю, зачем им это, но это они виноваты во всем!
Громкий лай, донесшийся откуда-то справа, отвлек его от мрачных мыслей. Фокс посмотрел туда, откуда доносился этот звук. В узеньком переулке, справа от него, возле разворошенного мусорного бака сидела дворняга. Она смотрела на Фокса своими большими, добрыми глазами и весело виляла хвостом.
И тогда Фокс, относящийся ко всем собакам с опаской и даже некоторым презрением, сделал то, чему не сможет дать внятного объяснения в будущем...
Он побежал навстречу собаке в надежде взять ее с собой, не подумав о том, что бегущий человек может спугнуть пса. Дворняга, однако, не сдвинулась с места, и лишь когда Фокс добежал до нее, пес подбежал к нему и принялся облизывать его ладони.
-Кто ты, друг? - спросил Фокс и заметил потрепанный кожаный ошейник с подвеской.
На ней была написана кличка собаки.
Пса звали Ноябрь.

* * *

Странные они все. Нет, ну правда.
Высоченные, но на двух лапах. Так же даже бегать не удобно! Правильно они нас боятся. Я бы тоже всех боялся, если бы был таким. Поэтому они все и злые.
Хотя вот это, кажется, хороший. Только грустный. Интересно, что случилось?
Хотя, я наверное даже знаю. Я уже видел таких же грустных. У них есть такие люди... Как их... «Саматары»... Нет, «сотатары»... Тьфу, не помню! Ну, неважно. Так вот, когда эти люди приезжают в своих белых коробках, они забирают из домов лежащих людей, засовывают их в свои белые коробки и уезжают. И тогда другие люди грустят, прямо как вот этот.
Как его кстати зовут? Странно, а чего они не носят ошейников с именами? Как же они тогда знакомятся? Я вот знаю — меня зовут Ноябрь. Не знаю, что такое ноябрь, но мне нравится имя. Люди очень часто повторяют его теперь в своих разговорах, но не обращаются ко мне. Наверное, «ноябрь» - это что-то, связанное со временем. Не знаю. Но мне нравится. А вот как его зовут, я не знаю. Ладно, нет смысла выдумывать, буду звать его Хозяином.
Интересно, куда он идет?
А, это место я знаю. Это площадь. Люди почему-то называют ее Площадью Четырех, но я не знаю, почему.
Говорю же, странные они.

* * *

Они были на Площади Четырех.
Фокс пытался осмыслить это новое «они», поглядывая на Ноября и перекатывая в голове эту мысль, словно глоток хорошего вина на дегустации.
Они были на Площади Четырех.
И это было хорошо. Во всех смыслах.
Сказать, что на площади было много людей, это то же самое, что назвать «Джоконду» детским рисунком. Фокс еще никогда не видел такое количество людей, собравшихся в одном месте. Да, это должно было стать всенародным митингом, оглушительным криком в лицо Четырех, после которого они либо придут в себя и прекратят эту кутерьму с лекарствами, либо наоборот, впадут в ступор и позволят народу действовать самостоятельно. Это должно было быть мощно.
Это должно было стать началом.
Фокс потрепал пса по голове.
-Ну что, дружок, пойдем, посмотрим, что они нам приготовили.
Ноябрь весело завилял хвостом и пошел вслед за хозяином.
Пытаясь пробраться к первым рядам, поближе к сцене, Фокс снова удивился масштабности мероприятия. Почти все люди держали в руках цветастые буклеты и листовки. Фокс отлично помнил эти листовки — их раздавали тайком, что называется, держали «под прилавком» и хранили, как зеницу ока, как свои самый страшный и в то же время самый прекрасный секрет, ожидая пришествия того дня, когда произойдет событие, обозначенное на этих ярких листах звучным «День Солнца».
И вот они здесь.  Кто-то призывно свистит и кричит, кто-то обсуждает насущные вопросы со своими соседями, а кто-то просто стоит в ожидании.
И вот это, наконец, произошло.  
На сцену вышел человек в строгом черном костюме. Его лакированные ботинки блестели на солнце так, что их было прекрасно видно даже издалека. Почти минуту он стоял молча, почти не двигаясь, только лишь оглядывая собравшихся сквозь черные стекла своих очков. Весь он излучал какую-то холодную уверенность, собранность и спокойствие, но стоило ему заговорить, как Фокс понял, что под этой маской скрывается с трудом сдерживаемая ненависть.
-БРАТЬЯ И СЕСТРЫ! - взревел голос незнакомца, отраженный динамиками. - ВСЕ МЫ ПАЛИ ЖЕРТВАМИ! КАЖДЫЙ ИЗ ВАС ПОТЕРЯЛ КОГО-ТО — ДОРОГОГО СЫНА, ВЕРНУЮ ЖЕНУ, ЛЮБЯЩУЮ МАТЬ! ИХ ВСЕХ ПОЖРАЛА ЛЕТАРГИЯ! НО ВОТ ЧТО Я ВАМ СКАЖУ —