Пятница 3

Выбрались из под размашистой ёлки  на тропинку. Мужики  похоронной команды, собрали  инструмент и пожелав нам счастливого пути,  быстренько скрылись за ближайшими  ёлками . Странно,  как будь то кинули.  Возможно, спешили по особо важным делам . Мы выстроились  в том же порядке,в каком добирались до этого места . Гальцева  строго оглядела  присутствующих и сказала:  «Кто будет отставать и задерживаться , ждать не буду . Сами будете выбираться. Немаленькие».  Лица провожающих, приняли необходимое,  скорбное выражение,  и мы тронулись в путь.  Гальцева выглядела  где-то на 60 . Высокая , статного сложения женщина с мягкими чертами лица,  на командира не похожая.  Я спросил у Николая :  « А как зовут  эту  строгую женщину»? Николай  ответил не сразу, покопался в памяти, пригляделся к Гальцевой из далека и  неуверенно  произнес : « Слушай, точно не помню, по- моему, Анна Михайловна»,-  и  замолчал,  вспоминая о чем-то, затем продолжил,- « Сашка не был мне  другом, отношения у нас  были скорее приятельские.  Для  дружеского общения у  него была своя компания.  С ними он работал , с ними и дружил. Кстати они все уже здесь лежат.  Он последний,  из  этой компании, «последний из могикан».  А с женой  он  в разводе состоял. Она уехала  2 года назад к дочери в город,  купила квартиру , там и  обосновалась .  В  город он не поехал.  Может и не звали, кто его знает?  Остался  в своём  доме, при своём интересе.  После её отъезда,  как-то  сразу переменился.  Хозяйство забросил , принялся водку пить. Вокруг него засуетились любители  халявной выпивки:  весёлые, неунывающие  вдовушки ,  не работающие мужики  всяких возрастов и пошло веселье. Через  год  он их всех разогнал. Стал жить отшельником. Соседская бабка за ним приглядывала. Продукты покупала. А он  потерял интерес  к жизни. Лежал на печи и смотрел в окно». « Это же, от куда  такие подробности»?, - спросил я.  « Так ведь не в  городе живём.  В селе .  Да и не чужие люди были», - ответил Николай.
    Миновали кладбище дружно, без окриков и остановок. Все были послушными, шли нога в ногу.  Желающих остаться на экскурсию  и погулять по вечернему кладбищу, не нашлось.  Подошли к машине. Мать с дочерью устроились в кабине. Мы с провожающими разместились в будке. Машина тронулась, и зашуршали сумки, забулькала и полилась  по стаканам водка. Тёплые, душевные разговоры, начали свой неторопливый разбег . Выпили и помянули  какого - то Степана , утонувшего прошлым летом.  Погрустили  о Марии .  Вспомнили про Ивана.  Всплакнули и выпили два раза за Зиночку.  Александра Васильевича  не упоминали.  По всему  было видно , что сегодняшние похороны  их мало беспокоили. Гальцева они,  возможно, не знали совсем  или же имели весьма и весьма далёкие представления о нём. Машина неожиданно притормозила возле автовокзала. Народ испуганно притих.  Бутылка, стаканчики  и закуска испарились  в мгновении ока. Лица провожающих приняли необходимое скорбное выражение.  Глаза  затуманились печалью. Какое быстрое и мастерское перевоплощение, подумал я, да они, наверное, фору дадут какой-нибудь  трагикомической труппе . Только где же она их откопала? Дверь отворилась , в будку заглянула Анна Михайловна и объявила : « Мои  приглашенные, со своими вещами, на выход». Интонации  в  голосе были строгие и не терпели возражений.  Приглашенные явно не ожидали , такого вот конца. Они с удивлением переглянулись между собой.  В  печальные глаза проникла неподдельная грусть.  Общее скорбное выражение, приобрело твердый, суровый  оттенок. Медленно , медленно собирались и очень не торопливо выбирались из будки. « Да поживей  вы!»,  - заворчала  Анна Михайловна, - «Чего такие не живые? Как будь-то, на необитаемый остров вас высаживают. Жизнь на вокзале не заканчивается. Автобусы ходят в вашу сторону через каждые полчаса.  Давайте- ка все по домам ». Дверь захлопнулась, и как будь-то, закрылся занавес.  Представление  закончено. Актёры и зрители  разъезжаются по домам. В окошечко было видно , как  Гальцева  расплатилась с  провожающими,  и направилась к машине. Высаженная компания выглядела растерянной, подавленной и смахивала на брошенных собак.

  Подъезжали к дому Гальцевых. Уже темнело. В  домиках засветились  окна.  С белых крыш  к  небу  потянулись серые струйки дыма,  длинные, стройные, словно  удлинённые статуэтки, поддерживающие на темнеющем  небосклоне  светло-серое облако.  Промаргались  и  загорелись  уличные фонари. Их было всего два.  Два  одиноких столба с лампочками, издали походившие на высокие  торшеры. Освещения они не давали. Желтый свет фонарей был  настолько слаб, что вся световая мощь уходила на освещение самих  себя. Улочка  с домиками уходила вдаль и растворялась  в белых бесконечных полях, поля  терялись в сумерках, сумерки в бесконечности.
  Анна Михайловна пригласила нас в дом. Дом был крепок  и высок.  Резные ставни на окнах. Широкое крыльцо.  Холодные просторные  сени и монолитный без скрипа пол. Всё по -  старинному, на века. Шагнули за порог, и в  нос ударили благовония, вперемешку с  букетом  разнообразных, приятных и неприятных  запахов. В  холодной, полуосвещённой комнате, горели свечи.  Стоял большой накрытый стол.  Две женщины в черном ,  у окна,обернувшись, показали свои строгие , грустные  лица и неуверенно,  чуть  слышно поздоровались.  В  дальнем, левом  углу, освещённые лампадкой,  светились образа, излучая  тревожный,  красно-желтый свет. На стенах,  в разброс  висели  черные  квадратики семейных фотографий в рамках.  Громадное зеркало, размерами с небольшое окно, было  занавешено  светло-серым покрывалом. На подоконниках стояли горшки с  засохшими  цветами.  В темнеющих окнах отражаясь,  трепетали  свечи.  Но, кто-то    зажег  полный  свет и  пугающий таинственный  полумрак  исчез.  Всё стало обыкновенным. Стол, свечи, женщины у окна, приобрели  свой  натуральный,  естественный вид. Пожилой мужчина, сидевший на диване, привстал, сдержанно  поздоровался и предложил  присаживаться, указав на длинный ряд стульев у стола.  Раздевшись, мы осторожно присели  к  столу. Женщины гасили свечи  и  синее дымчатое облако, отделившись от свечей,  повисло под потолком .
    Анна Михайловна  с дочерью ещё не подошли. С присутствующими в комнате мы  не были  знакомы .  Возникла неловкая пауза. Одна из женщин, нарушив молчание, озабоченно спросила : « А где же остальные »?  Николай  обычно терялся в незнакомом  обществе, но после принятого , был смел и решителен, и уверенно дал ответ:  « А  Анна Михайловна  распустила их всех по домам». « От чего же? Что-то пошло не так?» ,- спросила удивленно  женщина.  Николай поразмыслив, уклончиво ответил : «  Не корректно  повели себя на кладбище».  Но женщина всё поняла , усмехнувшись заговорила : « Анька  наткнулась на них  у Костенко.  Лидию Ивановну то же ведь, сегодня хоронили,  попа приглашали на отпевание. Анька пошла за попом, ну  а  эта компания там песнопения  распевала – певчие значит, из соседней деревни. Поп к нам в дом, они следом за попом  и притопали. Поп значит, два раза кадилом взмахнул и отъехал  восвояси.  А этих Анька оставила. Гнать не стала.  Пели справно, слезу вышибало.  Ихние  мужики и гроб вынесли. Бабы следом  шли, слёзы вытирали, всё честь по чести». Николай, дослушав до конца, добавил: «Да , да чувствовался в них широкий размах. Ещё бы чуть-чуть и запели прямо на кладбище, но уже  чего-нибудь,  такого, залихватского». Зашла  Анна Михайловна с дочерью.  Представила нас, как коллег по работе. Назвала Николая Васильевича, на моём имени запнулась. Николай  услужливо продолжил:  «Александр, просто Александр. Наш  молодой коллега, член профкома, передовик производства». Передовиком  я,  конечно, не был, передовиков и без меня хватало. В  члены профкома меня никто не выбирал.  Стало как-то неловко. Но положительная, многообещающая характеристика,  моментально  была услышана. Все присутствующие  разом посмотрели на меня.  В их глазах  я, наверное, сразу значительно вырос  и окреп.  Мне показалось неуместным разубеждать их  в  обратном.