Супруга неведомым образом достала доски и попросила мужа заколотить трещину, но он в пьяном кураже обменял их на веселящий напиток и гудел потом неделю. Да столь усердно, что ему стали мерещиться птеродактили.
Однажды утром выяснилось, что саблезубый тигр выкрал через трещину жену. Впрочем, некоторые поговаривали, будто бы её умыкнул какой-то холостяк. Всё может быть! Истина же мне неведома.
Это произошло незадолго до моего появления в племени.
Ту-Дыка ходил немытый, нечёсаный, в изодранной шакальей шкуре, но ничуть не унывал. Не в пример нытику Ть-Фу он был неистощимым оптимистом. Его любимой присказкой были слова: «Нету худа без добра». А я ему подарил другую – «Провались земля и небо, я на кочке проживу!» Она в точности соответствовала его жизненному кредо. Он облобызал меня в порыве буйной радости и с той минуты повторял эти слова чуть ли не ежеминутно.
В жару Ту-Дыка радовался, что сейчас не зима и что он не мёрзнет. А в лютый холод он, несомненно, довольно приговаривал, что зато не изнывает от зноя, не истекает потом. Да и мух с комарами нет, просто прелесть!..
И исчезновение супруги комментировал через самые розовые очки:
- Это даже хорошо, что её больше нет рядом: значит, никто не сможет наставить мне рогов. Да и скандалов не закатывает, как обычно. Живи – не хочу! Эх, провались земля и небо, я на кочке проживу!..
На негативные стороны жизни он практически не обращал внимания, чем весьма радовал меня. Кроме одного случая, о нём расскажу особо. По своему недомыслию я подарил ему шорты. Ту-Дыка в тот же вечер обменял их на веселящий напиток и напоил в дрезину половину племени. Вот в таком состоянии он вдруг вспомнил о жене, всех своих мытарствах с трещиной, взвыл и, ухватив увесистую палицу, помчался в пещероуправление столь быстро, что тень едва не отрывалась от его грязных пяток. Он намеревался отделать дубиной главу пещероуправления, но по дороге его перехватили. Ту-Дыка несколько минут буйствовал в дюжих руках соплеменников, а после сразу же проникся отличным расположением духа. Давясь смехом, он восторженно орал:
- Как хорошо, что я его не изуродовал, а то бы пришлось сегодня и съесть негодяя! Я же так напился, что даже и кусочка не могу проглотить!
Сегодня же он ходил, мучаясь ужасной головной болью, и радуясь. Поймав мой недоумённый взор, он почти ликующе прокричал:
- Если болит голова – значит, она у меня есть! Как здорово! Провались земля и небо, я на кочке проживу! Без головы мне было бы куда хуже!..
Нет, такого оптимиста, как Ту-Дыка, ещё свет не видывал. Я часто говорил ему:
- Погляжу на тебя – ты сам себе отрада: не рябой, не кривой, а такой, как надо!
- Вот именно, вот именно, «такой, как надо»! – вскричал восхищённый Ту-Дыка. – Кто же может быть мне отрадой, как ни я сам? Всё верно – я сам себе отрада: не рябой, не кривой, а такой, как надо!..
Глава 5. Бя-Ка, Шиб-Зди и Еф-Ли
Нашли мы общий язык и с Бя-Кой, вождём племени тукотумов. Особенно после одного вечера, когда мы с ним на брудершафт сгрызли ляжку мамонта. Он проникся ко мне доверием и поплакался, сетуя на тиранию своей супруги, у которой находился под каблуком. Пожаловался, что она его саркастически именует «моя дрожащая половина». Обычно вождь был милым, безобидным человеком, но страдал в тяжёлой форме болезнью, свойственной многим общественным деятелям, - словесным поносом. Бя-Ка был способен ораторствовать часами: говорил с ужимками, весьма неумело подражая своим близким предкам. В такие минуты его ненавидело всё племя. Многие ярели, на глазах переполняясь злобой и готовы были его линчевать. Но в остальном Бя-Ка оставлял весьма неплохое впечатление.
Довольно дружески мы общались с Гамлетом… простите, с Шиб-Зди. Я его про себя именовал Гамлетом после одного случая…
Тогда я проходил мимо, а он стоял, как обычно, навеселе, держа перед собой бутыль, которую временами встряхивал и заглядывал внутрь. Заинтригованный, я остановился. Шиб-Зди угадал вопрос в моём взоре, икнул и пьяно меланхолично пробасил:
- Пить или не пить? Вот в чём вопрос!
Меня его слова поразили до глубины души. Я подумал, что наблюдай это зрелище Шекспир, то начал бы знаменитый монолог Гамлета совершенно иначе, не захотел бы стать плагиатором.
- А в чём, собственно говоря, вопрос? – спросил я.
- Косорыловки-то осталось на самом дне, - пояснил он, - выпить ли мне её сейчас или оставить на похмелье?
- Что тут думать – соображать надо!
- Вот я и соображаю: то ли мне сообразить сейчас, то ли оставить на завтрашнюю соображаловку? Никак сообразить не могу, хотя давно уже соображаю. Соображалки маловато – как во мне, так и в бутылке.
Я занимал позицию стороннего наблюдателя, поэтому мог судить легко и просто. Это его ум занимала нелёгкая проблема, которую он пытался решить. Я выпалил без особого раздумья:
- Завтра ещё нет, оно не настало – пей, веселись сегодня! А завтра будет новый день, придумаешь, где сыскать что-либо на похмелье.
- А ведь верно! – оживился Шиб-Зди. – Хорошо сказано, Але-Кса! Уважаю таких головастых!
Но тут же его взор затуманился:
- Но вопрос опохмелки остаётся: пить или не пить? Соображать или не соображать?
- Ну, оставь на утреннее похмелье! Утро вечера мудренее!
- Умно сказано мудрым человеком! – уважительно произнёс Шиб-Зди и даже пожал мне руку. – Но очень уж хочется выпить сегодня, немного до нормы не добрал!
- Извини, Гамлет, но мне пора идти: мавр сделал своё дело – мавр может уходить. Совет я тебе дал, а уж следовать ли ему – решай сам, тебе виднее.
И как он меня ни удерживал, ушёл. Потом мы не раз с ним общались, правда, он почти всегда был навеселе и постоянно терзался сомнениями: пить или не пить? А при конфликтах - бить оппонента или не бить? То после упрёков супруги по поводу излишней длины бороды – брить или не брить? Во времена приступов дикой скуки – выть на луну или не выть? Лезть на дерево за яблоками или не лезть? И так далее, и тому подобное.
Однажды я застал его у вкопанного столба в предельно задумчивом виде. Поинтересовался:
- О чём задумался, детина?
Тут же внутренне съёжился, ожидая хлёсткого ответа: «Тебя, кобылу, увидал!..» Так обычно шутили мы в своё время. Потом вспомнил, что лошадей ещё не приручили, потому подобный вариант шутки просто отпадает: его не может быть, потому что быть не может…
Шиб-Зди повернулся ко мне, на лице его была написана невыносимая мука. Трагическим голосом он поведал свою беду-кручинушку:
- Не могу решить, обходить мне столб или не обходить? А ежели обходить, то лучше слева или справа?
- А ты перелезь или подкопайся.
Он чуть не заплакал, схватившись за сердце:
- Оказывается, это дело куда сложнее, чем я думал! Об этих способах я даже и не знал, не обдумывал. Ещё не обдумывал. Хорошо, что ты остерёг меня от легкомысленных действий. Нужно всё хорошенько обдумать.
И он тут же уселся на валун в позе мыслителя. Хотел сказать «роденовского», но до рождения Родена должны были ещё пройти десятки тысяч лет!..
Очень жалею, что мне не довелось увидеть Еф-Ли… Впрочем, возможно, сие и лучше. О нём мне рассказывали столь диковинные, невероятные вещи, что я с трудом мог в такое поверить. Впрочем, чем-чем, а лживостью и враньём тукотумцы не занимались – это были по-своему предельно честные ребята. Но слышал я от них такое, что сомнения сами собой змеёй проникали в сознание. Но расскажу по принципу: за что купил – за то продаю.
Вот история Еф-Ли с их подачи:
…Однажды в лесу охотники наткнулись на жалкое подобие человека: совершенно голого, донельзя грязного, израненного, высохшего от голода. Питекантропы пожалели его, прикрыли чресла листьями лопуха – и принесли в стойбище. Знай они, чем это доброе дело обернётся для них, то оставили бы Еф-Ли в лесу, а может быть, даже и добили его, как убивают опасное своей заразой животное, но…
Большую часть дороги неизвестного нёс на своём горбу добродушный великан Ив-Ва. Он же и приютил найдёныша в своей пещере, а его жена Бу-Бу принялась выхаживать найдёныша. Он на удивление всех скоро оправился, стал походить на обычного человека, разве что чрезвычайно низкорослого и тщедушного. Зато головкой соображал преотлично, и своеобразно.
В период голодовки, когда тукотумцы не могли ничего добыть на охоте Еф-Ли ухитрился сохранить приличный кусок копчёного мяса, который, конечно же, получил от питекантропов, ибо сам на охоту не ходил. На глазах Ив-Ва он достал его, повертел, словно примеряясь, с какого места начать грызть, но всё оттягивал и оттягивал этот момент с определённым замыслом. Голодный охотник с семейством только пускали слюнки. В конце концов голод вынудил Ив-Ва обратиться с просьбой поделиться съестным. Еф-Ли согласился, но с условием, что потом тукотумец вернёт ему мяса втрое больше. Голодающие согласились и получили половину куска. Оставшееся мясо на тех же условиях Еф-Ли отдал Ть-Фу.
Такую операцию ловкач проделывал многократно и скоро большую часть добычи охотники стали приносить ему в счёт постоянно растущего долга. Еф-Ли не мог съесть и малую часть, а так как тукотумцы голодали, то он предлагал им брать ими же добытое мясо в долг, как мы в своём времени говорим, на совершенно кабальным условиях. Порой заимодавец брал в залог различные вещи, оружие, а когда они были кому необходимы, то он возвращал их на время, и не даром. Так что всё племя оказалась в долгах, как в шелках, о которых в те времена ещё не знали.
Еф-Ли в счёт долга забрал пещеру Ив-Ва, выгнав хозяина с семейством на улицу, позабыв, как его тут выхаживали, кормили и поили. Собственностью пришлеца стали и соседние пещеры, в них он привольно жил один. Прохиндей требовал от должников услуг: женщины наводили порядок в его жилищах, стряпали ему, шили одежду из лучших мехов, а мужчины охраняли, были на посылках, исполняли самые сумасбродные требования. Перед сном рассказывали ему занятные истории, чесали пятки, обмахивали опахалами из больших листьев лопуха.
Однажды Ив-Ва внезапно осознал своё трагическое положение, вспомнил, что Еф-Ли всё получил именно от него, сам ничего прежде не имел, а теперь оказался настоящим хозяином всего племени. Вознегодовал, схватил дубинку и помчался разбираться с негодяем, но его остановили свои же тукотумцы из числа блюдолизов, скрутили, обозвали нехорошими словами. Сильно задолжавший вождь Бя-Ка по требованию «кредитора» провёл собрание, на котором потребовал от Ив-Ва образумиться и вести себя уважительно по отношению к Еф-Ли, иначе, мол, отправим тебя в изгнание.
Позже стали прозревать и другие тукотумцы, число недовольных быстро росло. Многих довела до белого каления привычка чужака постоянно жаловаться на свою несчастную жизнь и судьбу, он не прекращал подобные речи даже после того, как обратил почти всё племя в натуральное рабство. А затем пришелец потребовал себе в жёны дочь Бя-Ки. Тот взъярился безмерно от наглости чужака и заорал, словно только что оскоплённый мамонт: «Бей его!» Питекантропы словно только того и ждали, всем скопом набросились на Еф-Ли и