Дядя Изя

трудно сказать: поговорил ли я тогда с дядей Изей на столь деликатную тему? Но хорошо помню вдруг озарившую меня ярким светом мысль: «Дядя Изя － мой двоюродный дед. Фамильные черты налицо. Даже форма мизинца у нас совпадает... по наследственной линии... Значит и я буду в его годы...».  Соображение это долгие годы согревало мою душу. Я и сейчас продолжаю верить в великую силу наследственного фактора!
Продуманная и утверждённая самим дядей Изей программа пребывания дальних (в смысле территории проживания) родственников на одесской земле включала в себя, по меньшей мере,  три этапа: знакомство с семьями его сыновей; визиты к молдавской родне; посещение Одесского оперного театра. Универсальный  сценарий был успешно опробован сначала отцом, затем моим  биробиджанским дядькой, потом уже － сестрой. Очередь была за мной. Один раз по-одесски принять хабаровского родственника каждая хозяйка считала своим долгом: тут уж и невестки постарались, и молдавские родственники, что называется, встретили нас хлебом солью под звуки полкового оркестра...
Но даже и самый продуманный сценарий не застрахован от пердимонокля, тем более, на марафонском забеге такой протяжённости. Женатый на русской красавице Ларе племянник (уж и не знаю по какой линии) дяди Изи Семён, был человеком хорошим и успешным. На волне горбачёвской «оттепели» и хозрасчёта он имел свой маленький и доходный бизнес: с партнёром по цеху они штамповали на футболках москвошвея разного рода изображения и надписи в основном непонятного забугорного содержания. Такого рода либерализм тогда был в моде, и бизнес приносил скромный, но регулярный доход. Появилась возможность приодеть жену и побаловать нарядами подрастающую дочку. Но аппетит, как известно, приходит во время еды. И видать маме, а следом и дочке, плохо усвоившим уроки русской классики (см. А.С. Пушкин «Сказка о рыбаке и рыбке»), показалось мало. Так и натёрли они папе мозоль на самолюбии. А тут такой случай: родственник из Хабаровска. Семён пришёл в гости. Познакомились, выпили... Все родственники уже отметились: то-сё, званный ужин... Тут-то семёново самолюбие и взыграло:
- Ну зачем тебе, Саша, жить у стариков? Они рано ложатся... лишние хлопоты, беспокойство... Переходи к нам: у нас и места больше, и вечером найдём чем заняться!
Предложение Семёна было мне по душе:
- А что жена? Не против?
- Конечно нет! Собирай вещи...
Ну, думаю, пусть поедет домой, обрадует жену...
- Я приеду завтра, сам.
На том и порешили.
Прошли сутки. Семён не звонил. Не отменял. Значит договор в силе. Адрес в кармане. Вечером, собрав сумку, я заказал такси:
- Ну, спасибо. Поеду поживу у Семёна. С женой и дочкой познакомлюсь...
- Саша, если что, приезжай... Адрес знаешь.
- Конечно. Спасибо. Я знаю, что вы － от души... благодарен...
Минут через тридцать я прибыл по адресу. Дверь открыл Семён. Ни оживлённых женских голосов, ни запахов праздничного  стола...
- Лара, Лолита (так звали дочь), приехал Саша...
Слова  повисли в тишине...
- Проходи, они сейчас выйдут...
Прежнего оживления в его голосе я не услышал.  По первому ощущению－ не ждали. Но зачем же тогда так настойчиво приглашал к себе. По хорошему, надо было поблагодарить за беспокойство, бла-бла-бла, и уйти. Но, вроде, и перед Семёном неудобно. Прошли в зал:  мебель по тем временам дорогая,  ковры, посуда... А вот и дамы: Лара － в красивом дорогом халате и нескрываемым раздражением на красивом лице; и Лолита － тоже в халате, наполовину － гадкий утёнок, но с тем же выражением лица. Две-три короткие реплики и дамы вновь скрылись за дверью. Потом мы на кухне с Семёном что-то ели, и он что-то пытался объяснить. К вечеру пошёл решать: где меня разместить на ночь. По доносящимся до меня звукам за дверью происходило нечто, похожее на скандал... Эту ночь мы с спали вдвоём Семёном в их широкой супружеской постели. Лара же, преодолевая истерику дочери по поводу нежелательного вторжения, осталась в комнате Лолиты.
Лишь потом задним числом я узнал, что Лара в этот вечер вернулась из какой-то там длительной командировки. А тут: здравствуйте вам,  как снег на голову, да ещё с ночёвкой!
Благо, утром хозяева рано уехали на работу, а я стал ждать пробуждения Лолиты. Завидев её и желая быть любезным и галантным, я легко и непринуждённо перешёл к библейским сюжетам:
- Лолита, а ты знаешь откуда такое имя?
-?
- Предполагается, что первой женой Адама была дьяволица Лилит. А только потом － Ева...
Трудно сказать, на какой эффект я рассчитывал, затевая «умный» разговор. Но точно не на тот, который в итоге получился:
- Так значит это еврейское имя, а мне говорили: Лолита Торрес, Лолита Торес (была в те времена такая популярная аргентинская  певица).
Девушка была явно расстроенной: видно, ей ни под каким видом еврейкой быть не хотелось.
После столь неудачного моего экскурса в библейскую историю, оставаться уже не имело никакого смысла. Подхватив сумку, я с облегчением покинул гостеприимный дом Семёна и Лары. Понятно, что за руки меня никто не хватал, и погостить ещё денёчек-другой не предлагал. Я возвратился к дяде Изе. Оценив весь комизм и двусмысленность  прошедшей ночи, он сел звонить сыновьям. Трубку, как правило, поднимали невестки:
- Раечка (Розочка, Симочка), понимаешь, Сеня...
- Это который?
- Сын Лейба...
- А, понятно.
- Ну, так вот, Сеня позвал Сашу из Хабаровска... Ну, ты знаешь, он приехал ко мне на той неделе...
- Знаю, конечно.
- Значит Сеня позвал Сашу ночевать к себе. Он сказал, что у нас мало места. А что, когда у меня целую неделю жили Семён с Розой... Помнишь?
- Конечно, помню.
- Значит тогда места было больше?
- Ой, папа, и не говори...
- Ну вот, Саша поехал к Сене, а в этот день Ларочка вернулась из командировки. Я тебе скажу: что это за командировки такие － почти месяц...
- Да вот и я думаю... Так что Лара?
- Ларочка вернулась, а там － Саша... Ну ты понимаешь... В общем вместо того, чтобы спать с Ларочкой, Сеня спал с Сашей...
В этом месте дядя Изя начинал смеяться. От души. Почти как ребёнок, .
- И что Саша?
- Саша у меня, у него всё хорошо.
- А Сеня?
- Он ещё не звонил... Но ты же знаешь Ларочку...
О дальнейшей судьбе самолюбивого Сени, в вечных муках －не продешевить бы － его красавицы-жены, чьё место на супружеском ложе капризом судьбы занимал я однажды, и пребывающей в нескончаемых сомнениях Лолиты, я ничего определённого сказать не могу. Полагаю, с началом массовой алии, повинуясь зову предков (Ларочка － прицепом), они благополучно натурализовались на земле израильской, и разорванные половинки измученной иудео-христианской души их дочери, наконец то,  обрели гармоническую целостность. Да и имя Лолита здесь оказалось впору...

О посещении знаменитого одесского театра оперы и балета мне напоминает снимок из старого альбома: мы с дедом в  в окружении мраморных атлантов и отливающих золотом муз роскошного театрального вестибюля стоим на нижних ступеньках лестничного марша. Деду － 80. Худенький маленький старичок в тёмном костюме и галстуке. Мне － чуть за 30. В модной из жёлтой кожи хорошей выделки югославской курточке Ещё не тронутая сединой, но уже слегка поредевшая шевелюра. С заметной прибавкой в весе после трёхнедельного пребывания в Одессе. Что давали не помню за давностью происходящего. Когда после второго звонка мы вошли в зал, слепящий золотом отделки и огнями свисающих с потолка огромных люстр, дед, выдержав необходимую паузу и указывая на росписи стен и потолка, с гордостью произнёс: «Это всё сделал Нойка». Нойка (Ной)  － один из его многочисленных внуков. Не знаю, один ли, или в составе артели, Нойка расписывал зрительный зал знаменитого театра. Знаю только, что в начале «тощих» для настоящих мастеров 90-х он эмигрировал в Америку, а года через два в Арт-галерее на Пенсильвания-авеню, что напротив Белого дома, состоялась personal exhibition of Noah Breitman － персональная выставка  Ноя Яковлевича Брейтмана.
Подходило к концу моё проживание на скудных метрах дяди Изи и тёти Софы. Но отпуск продолжался. Я ждал приезда двоюродной сестры с мужем и дочерью из Хабаровска. Поселиться у деда при всей его благорасположенности было бы невозможно. По предварительной договорённости нас четверых должна была принять родная сестра Сары и Изи  － Циля. Отец знал, что в Одессе кроме дяди у него есть и тётка. Но дружба завязалась именно с дядей. С ним вела довольно оживлённую переписку мама, у него останавливался отец, биробиджанский дядька, потом сестра, теперь － я. Дядя Изя видел в нас потомков своей родной сестры, с которой они расстались ещё в те далёкие предвоенные годы. С ним было легко. С Цилей же родители никогда не переписывались. С братом она была в какой-то перманентной ссоре. По общему мнению, у Цили был тяжёлый характер. И тем не менее, именно она приютила у себя усталых путников. Дом, в котором проживало большое, с невестками, зятьями и внуками, семейство тёти Цили, был расположен где-то в пределах береговой линии. Был ли он частным домовладением или муниципальной собственностью? － сказать не берусь. Во всяком случае, нам была предоставлена отдельная комната, спальные места, чистые простыни.
Был ли у моей двоюродной бабки тяжёлый характер? Отвечу: характер у неё был. Она была властной, слегка крикливой, и из домашних с ней никто не спорил. Единственно правильным мнением было её собственное. В первый же вечер в разговоре со мной, не слишком опасаясь быть услышанной, она сформулировала:
- Они (имелось ввиду семейство моей двоюродной сестры) － люди хорошие, но чужие; а ты － свой.
И вправду, помимо фамильных черт, я как-то незаметно даже для себя (полагаю, под влиянием всё того же наследственного фактора) усвоил этих одесских интонаций.
Росту тётя Циля была небольшого, сложения крепкого, и по утверждению дяди Изи － вылитая Сурка. (В моей же памяти    баба Сара － худенькая и немногословная. Тут нет противоречия: он то помнил её молодой и здоровой, а я － старой и больной. Со слов отца, молодая и здоровая Сурка в годы НЭПа, выражаясь по современному, была вполне себе успешной бизнес-вумен, будучи одновременно управляющей и поваром некоего придорожного постоялого двора или мотеля. А тут и властность, и упрямый напор － всё ко двору).  Вместе с тем, тётя Циля была и гостеприимна, но на свой манер. Стол её был обилен и разнообразен, и она следила, чтобы мы правильно － не торопясь, вовремя и много － ели. При этом она давала понять, что у брата (Изи) нам такого не предложат. Так то оно так, но это блистательное, по сути, триединство, увы, противоречило нашим представлениям о коротком отпуске на черноморском побережье.
В первое же утро, чуть ли не на рассвете, мы, к неподдельному «ужасу» хозяйки, уже были готовы к активному отдыху:
- Как! Без горячего завтрака?... При чём здесь ваш кофе?.. Щас я соберу стол...
- Тётя Циля, спасибо, но мы хотим успеть... осталось всего три дня... Вы нам лучше объясните как пройти к пляжу.
- На какой вы собрались?
- Ну, который поближе...
- Пляж отряда, да? Тут вот по дороге..., там － завернёте и прямо, прямо...
За поворотом пляжа не оказалось. Может быть, мы завернули не туда...
- Послушайте, где здесь пляж какого-то отряда?
- Отряда? Какого отряда?
- Ну, может быть, там партизанскго...не знаю... пионерского...
- Такого, точно, нет. А если вы