Иван Сергеевич сильно продрог. Он знал, что теперь вся ночь пройдет в мучении. Заснуть вряд ли сможет. К утру весь измочалится. Значит, пережить завтрашний день будет еще тяжелее, нежели день предыдущий. Если же подобную логику распространить на всю оставшуюся жизнь, то даже не понятно, что от нее останется.
Он интуитивно натянул ветхое пальто на замерзшую голову в порванной вязаной шапке, но уши всё равно предательски замерзали.
А чуть погодя, стало пробирать и ноги, несмотря на пару натянутых штанов. И приходилось перетягивать пальто уже на ноги. У них более всего мерзли ступни, поскольку носки так и остались легкими и короткими, с давно оголившимися пятками. Эти голые пятки, прилипавшие без стелек к гладкой подошве ботинок, постоянно чувствовали, что они голые и были чересчур чувствительны к длительно подбирающемуся холоду.
Лежать, вытянувшись на сдвоенной трубе, было жестковато – быстро уставали бока, принимавшие на себя основную нагрузку. К тому же требовалось помнить о равновесии, чтобы не скатиться вниз, где по щиколотку давно накапливалась дурно пахнущая вода.
«И всё-таки этот подвал не самый худший! – подумал Иван Сергеевич. – В хороший мне всё равно не пробиться. А в этой пятиэтажке уже приходилось совсем неплохо коротать ночь. Правда, тогда морозы не били по пяткам».
Несмотря на весь комплекс ночных мучений, Иван Сергеевич был вполне счастлив. Его душу согревали воспоминания о вчерашней удаче, внезапно ему улыбнувшейся. Какая-то славная бабища милостиво ему разрешила относить к мусорке со склада пустые бутылки и картонные коробки.
Этим она выразила Ивану Сергеевичу свое особое расположение:
– Я тебя, горемычный, и на склад бы пустила, да ведь ты не справишься! Вижу я тебя насквозь! Совсем дохляк! Не по тебе мои ящики! Да, ладно уж! Там поглядим… – обнадежила она.
«Стало быть, – радовался Иван Сергеевич. – Теперь работа у меня будет! До весны бы здесь дотянуть, а тогда возможностей выжить поприбавится! Бабища еще и подкормила основательно. Батон залежавшейся вареной колбасы до сих пор отрыгивается. Стало быть, хорошая колбаса!»
Иван Сергеевич поёрзал на трубах: одна из них, более горячая, излишне пропекала штаны.
«Хорошо бы без соперников сегодня обошлось! – подумалось ему, а потом вообще закружило в лихих надеждах. – А, может, бабища завтра пустит и в склад! Там жизнь другая! Там жизнь райская! А то еще и сторожить доверит ночью… Крыс гонять, и прочее. О чем останется мечтать?»
Ходила между ними, бездомными, красивая легенда, изрядно подпитывающая надежду бедолаг. Мол, однажды такому же, как они, крупно повезло. Баба знатная глаз на него положила, отмыла, приодела… Потом он у нее даже почетную должность занимал. Еще и нас, вчерашних приятелей, немилосердно гонял. Сразу забыл, как недавно вместе перебивались…
Но тот везунчик ведь молодым был. Не то, что я! Да еще, якобы, мент бывший. А у них ни совести, ни жалости к людям! У них – одна лишь хватка!
Где-то наверху, в подъезде, гулко хлопнула дверь, затем другая – уже в подвал.
«Ну, вот… Закончился покой!» – с сожалением отметил Иван Сергеевич.
И действительно. Кто-то наощупь, но достаточно уверенно приближался к лежбищу Ивана Сергеевича. И для него это могло стать настоящей бедой, ибо отстоять свои владения он не мог физически. И хорошо знал это.
Потому Иван Сергеевич съежился, предчувствуя безжалостные побои в борьбе за теплое место, и притаился, надеясь, что всё еще обойдется – пристроился бы гость где-то там, поближе к входу.
Только не сбылось. Сразу не попав ногой на кирпичи, давно выложенные тропинкой, гость обувкой брякнулся в воду и грязно выругался. По его голосу Иван Сергеевич определил, что сила из него пока не вышла.
Гость сразу, проявляя опыт подвальной жизни, устремился в тот угол, где устроился Иван Сергеевич. Там, вдали от заглубленного в землю окошка, на изогнутых под прямым углом трубах и рядом с задвижками, было приятнее всего коротать долгую зимнюю ночь.
Гость в полной темноте пошарил рукой, наткнулся на Ивана Сергеевича и сообразил, что его опередили. Однако не спасовал, а перешел в наступление, злобно рявкнув:
– Кто тут? Это мои грибочки! Это я их сажал! Вали отсюда!
– Может, нам, уважаемый, вдвоём удастся разместиться? – спросил с надеждой Иван Сергеевич.
– Во, как! – более уверенно отозвался гость, уразумев, что его отсюда самого сейчас же не попрёт преобладающая сила. – Опять ты у меня на дороге, интеллигент! Угадал, что ли?
– Я! – подтвердил Иван Сергеевич, несколько даже обрадованный, что имеет дело уже со знакомым. – Вы устраивайтесь там… Вдоль трубы еще место есть…
– Вот ты туда и катись! – беззлобно распорядился пришелец.
Иван Сергеевич стал осторожно приподниматься, придерживая пальто, чтобы оно не упало в воду. Потом, дабы не упасть в нее самому, принялся аккуратно сдвигаться по трубам метра на три от задвижки, и развернулся в другую сторону – подальше от ног и неприятного запаха, издаваемого ночным гостем.
Тот улегся быстро и основательно, будто всё видел в темноте и хорошо знал это место. Видать, с собой притащил какие-то спальные принадлежности. На прежнем месте и Иван Сергеевич имел два подобранных где-то ватных матраса. Благодать была! Но три дня назад его прогнали, изрядно накостыляв. О матрасах пришлось забыть. Теперь здесь… Без удобств.
– Интеллигент! Пожрать хоть есть? – выдохнул гость.
– Нет! Здесь нет. Я колбасу в снегу запрятал, чтобы не испортилась…
– Зря! Сходи! – приказал гость.
– Далеко… – ответил Иван Сергеевич, рассчитывая, что гость угомонится.
Но тот молчал, вертелся и стонал:
– Лучше бы ты соврал! Теперь только о колбасе и думаю. Проклятая язва… И изжога! Всё гаром горит! Может, хоть воды дашь?
– Панкреатин есть… Пожуёте? Воды тоже нет. Я ночью обычно не пью! – пояснил Иван Сергеевич.
Гость на таблетку не соблазнился, продолжая ворочаться и стонать, отвлекая ото сна и Ивана Сергеевича, который неожиданно заметил, что, наконец, согрелся. Правда, стали донимать блохи, как-то пробравшиеся в штаны. А еще противно звенели комары, коим в подвале никакой мороз не страшен.
Сон куда-то делся. Иван Сергеевич приподнялся на руках, стал устраиваться заново, передвинувшись еще на метр вдоль своих труб. Потом затих, рассчитывая заснуть под бормотание гостя. Но не удалось. Тот вдруг засмеялся:
– А ты-то, интеллигент, как среди нас оказался? На путешествия потянуло, что ли?
Иван Сергеевич долго не отвечал, с обидой вспомнив свою нелепую историю, которая и теперь сдавила сердце жалостью к себе, детям и внукам.
– Да, как вам сказать? – протянул он, наконец.
– Не ломайся! – хохотнул гость. – Не жена, так дети! Разве не так?
– Внучка… – сознался Иван Сергеевич. – В основном, она! Так уж получилось, чего я от нее совсем не ожидал… Теперь она в Израиле. Там хоть тепло!
– Вот тебе и раз! Так ты иудей, а не интеллигент, оказывается! – зычно захохотал гость!
– Совсем не так! – отверг эту версию Иван Сергеевич. – Так уж вышло! Мать ее – ушлая на поверку оказалась. Чего угодно ожидал, но не такого…
Помолчали. Потом гость опять взялся:
– Ты кем раньше был, интеллигент?
– Давайте лучше спать, уважаемый. К чему вам моя история? Мой нынешний опыт вообще никому не может пригодиться! Тем более, вам!
– Выспишься еще! Вся зима впереди! – властно хихикнул гость. – Душу свою облегчи, тогда и спать будешь как медведь в берлоге!
– Зачем теперь вспоминать? – безнадежным тоном начал Иван Сергеевич. – Когда-то я был уважаемым человеком. Всё-таки, доктор физико-математических… Профессор… Заведующий кафедрой. Но кому в подвале это интересно?
– Ну, ты даешь! – присвистнул гость. – И после такой красивой жизни ты в крутое пике вошел? Вот же, угораздило тебя! Как видно, никакой ум не спасёт людей от их дурной судьбы!
– Понимаете ли? Я сам ошибку допустил! – стал жаловаться Иван Сергеевич. – Когда страна зашаталась, я наивно посчитал, будто специалисты моего уровня всегда и везде пригодятся. Вот с этим и промахнулся! Оказалось-то, если моему руководству результат моей работы совсем не нужен, то не нужен и я, а приглянувшуюся должность смогут занимать их дети или внуки, хотя они ни ухом, ни рылом! В общем, выжили меня, легко и просто! Да я и не сопротивлялся, ошарашенный подобной вседозволенностью и сильнейшим напором…
Гость слушал молча. А, может, спал. Но волна воспоминаний и обид уже бурлила в душе Ивана Сергеевича, и он продолжил для себя:
– А тут еще дочка с внучкой на семейном поприще заговор против меня затеяли… Точнее, не против меня, а для захвата и продажи нашей квартиры. В общем, всё они как-то сумели провернуть в два счета, и даже замки сменили… Сказал бы мне кто-нибудь такое годом раньше, не поверил бы! Но теперь с этим и живу! Знаете ли, собственность и право ею распоряжаться по своему усмотрению – это ведь чудовищная зараза! Это же настоящий динамит! Это ядерный заряд под наш социализм! Еще вчера советским пролетариям терять было нечего! Так им – раз, и приватизацию жилья подсунули! Великая идея, надо признать! Великая сила, вмиг разрушившая самосознание некогда бескорыстного народа! И сразу всякие гадики активизировались! И такая во всех углах возня началась, что страна по всем швам разъехалась! Знали враги, чем нас добить!
– В яблочко попал, профессор! Я ведь так же продал трехкомнатную, только сразу однокомнатную себе купил. Думал, умный! Деньги появятся! Но мою новую квартиру, как потом выяснилось, уже до меня трое купили. Я четвертым стал! Не при делах оказался, значит! Без вины перед всеми виноватый! С тех пор и пошло, и поехало…
Каждый в одиночку принялся молча вспоминать свои злоключения. Наконец гость возмутился:
– Неужели так легко целому народу мозги заср…!
– Если действовать умеючи, то это нетрудно! – подтвердил Иван Сергеевич. – Надо лишь болевую точку обнаружить. Туда и давить, и давить… Люди же очень некритичны. Потому их легко убедить, будто то, что они всегда считали белым, на самом деле черное! А верх, это в действительности – низ! Особенно, если кино подключить, телевиденье, театр, эстраду, пропади они пропадом все, вместе взятые! Солженицыных всяких подыскали! Народы ведь черпают силу из своей истории. Если ее нужным образом исказить, то можно даже никчемные народы убедить в том, что они всегда были великими… Вон, как грекам внушили или итальянцам… А они ведь самые бестолковые в целом свете! Вы взгляните на них сегодня, и сами всё поймете! Откуда же у них великое прошлое взялось, если они сегодня ни на что не годны? А можно и наоборот сделать: взять великий народ, который не однажды совершал достойные дела, и внушить ему, будто он испокон веков был никчемным, неграмотным, забитым, бескультурным, грязным! Таким о останется всегда! Вот и обозлится он на всех, хотя нужно лишь на себя злиться, на собственное незнание и легковерие. А он возьмёт, да и разрушит, с дуру, собственный дом до основания, и свою прекрасную страну… С нами ведь так и поступили!
–
