Тайна палаты номер шесть

Часть первая
Глава 1
Утро, мягко стирая границу между светом и тьмой, незаметно превращалось в летний день. Чистый диск солнца висел пока низко над магистралью, заставляя щуриться водителей, стремящихся на юго-восток. Белая «Камри», замиравшая на пару ночных часов рядом со случайно подвернувшейся заправкой, опять летела в сторону Черноморского побережья.

Измученная бессонной ночью Алёна иногда приоткрывала глаза и провожала резво отлетающие назад придорожные пейзажи, но больше дремала, слегка отклонив спинку крепко охватившего ее сиденья. Дмитрий расслабленно удерживал послушную «японку» на дороге и копошился в воспоминаниях, изредка им улыбаясь.
Приятная своей несовременностью музыка обволакивала салон томной мелодией тоскующего саксофона и скрипки, рыдающих в унисон.
– Где мы? – почмокала пересохшими губами Алёна, не открывая глаз.
– Почти восемьсот накрутили. Воронежские машины всё чаще попадаются! Значит, скоро и город… Может, Аленький, остановимся? Соня ты моя, засоня! Неужели не проголодалась?
– А ты уже хочешь? Я бы подремала чуток…– отозвалась Алёна, с удовольствием потягиваясь и ощущая блаженство оттого, что он опять рядом, опять она ему дорога, а он бесконечно дорог и близок ей.
– Тогда молчу! Но если подвернется удобное и красивое местечко, желательно, министерское, то всё равно разбужу. Не обижайся! Кстати, скоро мы увидим самую длинную в мире ворону! И к тому же она ещё никогда не покидала своё насиженное место.
– Ну тебя, Димка, опять шутишь? Какая еще длинная ворона? По-твоему, бывают короткие?
– Так вот и она, длинная! Смотри, на табличке по-русски написано: Во-ро-на!
– Так это же река! Река Ворона! А я уж подумала и впрямь что-то невероятное! Длинная… Разыграл меня спросонья! Значит, теперь моя очередь… – легко засмеялась Алёна.

Они всё мчались, смирившись с давно утомившей их сменой дорожных декораций. Алёна, отстранившись от движения, ушла в себя. Какие странности иной раз происходят в жизни самых обыкновенных людей, думала она. Расскажи ей кто-то о ней же такое, произошедшее с ней наяву, она бы засомневалась либо в достоверности рассказа, либо в искренности рассказчика! Но всё это было! Действительно было с ней. Давно и совсем недавно.

И вообще, странно вдруг осознать, как многим в нашей распланированной жизни управляет этот лукавый батюшка случай! С какой лёгкостью он вертит человеческими судьбами! Иногда ставит людей на голову, иногда на колени! Тем не менее, люди, – до чего же они всё-таки глупенькие, – беспечно продолжают с ним не считаться, наивно рассчитывая на своё призрачное везение. Мол, опять пронесет, обойдется, проскочим. Но случаю того и нужно, – не взирая, на их заблуждения, он осуществляет задуманные гадости с жесткой и расчетливой фантазией, действием доказывая свои беспредельные возможности, а радует нас своей щедростью настолько редко, что мы уж и не помним, когда было это в последний раз...

Разумеется, очень странно, думала Алёна, почему люди, даже сильно обжегшиеся на своей беспечности, совсем не дуют на воду, как уверяет нас пословица. Они лишь немножечко, первое время, поведут себя настороженно и испуганно, обещая себе впредь быть более бдительными и более разумными, но очень скоро обо всё забывают и опять беспечно прут напролом, надеясь на зыбкость привычного и родного авось.
И я такая же дуреха, поскольку глубоко в душе всегда лелеяла глупую надежду на свою исключительность, которую должна же, в конце концов, заметить и оценить моя недоброжелательная хозяйка-судьба. А сделав это, она, ввиду безусловной ко мне привязанности, о которой сама еще не догадывается, возьмет и по-царски меня отблагодарит. Если дождусь я, конечно, от нее подобного озарения! Смех смехом, но события последнего месяца уже вселяют усиливающуюся день ото дня надежду. Ведь, надо же! Всё так неожиданно и хорошо в моей жизни вдруг перевернулось, что благодарить остаётся лишь его, мой неиспользованный до сих пор счастливый случай…

Раньше всё было иначе. Потому многие годы Алёна не забывала ни на минутку, перелистывая и перелистывая в памяти непростые, подчас остро ранящие, но дорогие моменты своей семейной и полусемейной жизни, и их последующие судьбы – свою и Димы, сложившиеся уже порознь. Но тогда, еще вначале их пути, Димка был лихим курсантом военного училища, и она, в свои романтические восемнадцать, безумно в него влюбилась и доверилась во всем. И ведь не жалела о том многие, как выяснилось позже, столь короткие годы, сияя от безмерного счастья, – на зависть школьным и институтским подругам.

В 91-м у них родилась Настенька, а следом и Дашутка. И опять всё у них ладилось, хотя и очень трудно было. Даже пришлось перевестись на заочное отделение химико-технологического института, казавшегося к тому времени ей родным. А Димке оставался еще год до выпуска. Ничего! Как-то справлялись. Иногда мама помогала. Особенно, в экзаменационные сессии. Да и преподаватели тогда еще нормальными советскими людьми оставались – как узнают о двух моих доченьках-погодках, так сразу по-отечески начинают меня, молодую мать, опекать. Мне и не нужны были их щедрые поблажки, но особо доброе их отношение было всё-таки приятно. Как-то приподнимало оно над всеми, над собой. Напоминало, что, родив двух своих девонек, я выполнила первую часть важной государственной задачи. И теперь я обязана сделать всё, чтобы они выросли замечательными и полезными для моей страны людьми.

Только нежданно-негаданно сильно вдруг зашаталась та опора, в надежности и устойчивости которой мы никогда не сомневались, на которой держалось не только счастье молодой семьи Алёны, но и миллионов других семей. Уж, что угодно можно было вообразить, но только не это! Тем не менее, могучая страна, перенесшая в своей истории множество исключительных бед и невзгод, будто разом вся с ума сошла и принялась безжалостно разрушать саму себя изнутри. Димка еще шутил, что мы готовились к отражению внешних врагов, а о коварности внутренних врагов, живущих и жирующих рядом, почему-то забыли. Вот они и взяли реванш за многие годы утаивания в подполье своей подлой неискренности и враждебности к нам, честным людям. Капитализм и его частная собственность, безмерно обостряющая в человеке его худшие звериные качества, открыли нечестным людям путь к преступному обогащению.
Снабжение продуктами сразу стало главным средством убеждения населения в выборе, за кем ему идти – за надоевшими коммунистами или появившимися ниоткуда демократами? Полки в магазинах преднамеренно опустели. Цены стали непомерными. Торгаши почувствовали свою власть над населением и нагло пользовались ею, реализуя вечную идею собственного обогащения.
Это уже теперь, когда многое пережито и осталось позади, те страшные времена можно вспоминать как угодно, даже с покровительственной улыбкой, а тогда ведь никто не знал, выживем ли мы вообще или нет? И это «нет» казалось нам куда реальнее, нежели благополучный исход из унизительной нищеты. Оттого каждый выживал, как у нас говорят, самостоятельно – кто, как мог, кто на что решался, кто на что годился. По принципу: каждый за себя, один бог за всех! Потому и коллективизм, испокон веков присущий русскому народу, всё чаще пробуксовывал.
Люди всё реже объединялись для решения общих проблем. Они, обложенные преступной властью со всех сторон, тем не менее, не могли ничего понять и считали себя неудачниками, себя же и винили в беспросветной нищете, а потому смирялись с тем, что и дальше придется мучиться в этой ужасной безысходности. Они покорно подчинились обстоятельствам. И это были уже не прежние целеустремленные борцы с неизменными трудностями, а униженные и сломленные тени, которые были не в состоянии стать народом! Тем более, великим народом!
Нервы у всех были напряжены сверх всякого предела. В такой обстановке нравственно нестойкие людишки легко отбрасывали неписанные правила, которыми в любом обществе являются моральные устои. Народ от отчаяния быстро зверел, забывая о совести, народ сатанел. Но в эти же страшные дни кто-то стремительно наживался, хотя основная часть людей не выдерживала вселенской обстановки морального разврата и стремительно оставляла этот мир. Кто уходил от голода, кто от холода. От инфаркта или инсульта…
Начался мощный процесс расслоения населения на тех, кто еще придерживался старой человеческой морали, и на тех, кто успел приспособиться к новым развращающим людей условиям. Последние радовались установившемуся беззаконию, посмеивались над первыми и изредка бросали им обглоданные кости, таким образом, порабощая бедолаг своей усиливающейся алчностью, уже разрешенной, уже получившей официальный статус. Статус движущей силы прогрессивных частнособственнических перемен в еще помнившей справедливость некогда социалистической стране.
Народ быстро устал, чтобы оставаться прежним, настоящим народом, то есть, той частью населения, которая весьма активна в достижении именно общих интересов этого самого народа, всего единого народа. Потому известный миру великий советский народ быстро превратился в бессильную, послушную, ничего не значащую человеческую массу, готовую на все, за исключением борьбы за собственное спасение.
Население, которое под руководством Сталина впервые в своей истории стало действительно великим народом, – которое почувствовало это само и доказало всему миру, – теперь, лишившись мудрого и порядочного вождя, оказалось всего-то весьма жалким сбродом, неспособным защитить ни себя, ни своих детей, ни будущего своей страны. Отныне и надолго население превратилось в тупой, запуганный и послушный электорат.
Глава 2
Сейчас Алёна с удовольствием вспоминала, как тогда в их молодой семье установилось то удивительное доверие, которое называется безграничным. Но ведь и оно не исключало маленьких, а иногда и больших личных тайн, хотя это обстоятельство никогда не вызывало у супругов стремления их выведать и уж, тем более, шарить по карманам или следить друг за другом. Болезненной подозрительностью никто не страдал, вспоминала те счастливые деньки Алёна.

Однако всё расстроил единственный, но фатальный случай. Опять случай! Понятно, что не только над нами он обладает огромной властью, но зачем использовать её столь коварно и безжалостно? Почему он, будто играючи, запутывает людей и сбивает их с пути праведного? Почему затуманивает их сознание нелепыми подтасовками фактов, из-за чего они принимают важные, но неверные решения?
В иное время случай не показался бы столь могучим, если бы удалось всё спокойненько обдумать, разобраться и тем самым как-то предотвратить беду… Но случай умеет быть коварным – он заранее всё устраивает так, чтобы наверняка добиться своего, независимо от истины, независимо от обстоятельств… Он не оставляет несчастным время для оценки обстановки и принятия верного решения. Он умело опирается на наши ошибки, им же и спровоцированные.

В тот давний злополучный день Димка примчался на обед и сразу объявил, торопливо поцеловав Алёну, что опять заступает на сутки в наряд, уже седьмой в этом месяце, а голова итак трещит от хронического недосыпания.