Самогон С2Н5ОН. Главы 1-20.

утешит, если выживет.
          Священник выжил, но Сева это, естественно, не знал. Зато алхимик вчитался в записи о причинах смерти подданных Его Императорского Величества. Здесь опять Сева ошибался: судя по датам, на троне восседал не император, а императрица Анна Иоановна. Однако, невзирая на это обстоятельство, российские подданные мёрли огромными темпами и разнообразно. Сева даже не мог представить значение некоторых причин, сведённых священником в таблицу. Народ мёр от горячки с пятнами и перевалка; от трясучки; от меланхолии, сиречь кручины; от Антонова огня (Огненная чума, Ведьмина корча, хлебная болезнь); от рожи и расслабления; от скорбута; от чёрной болезни и глотошной; от столбняка (тризма); от помрачения ума; от слабой жизни и замерзутия; от пухлятины и просто от престарелости; от природной обветшалости; от неведомой смерти; от парши; от сляглой; от иссушения и корчий; от грешной болезни и натуральной смертью. Бывало, народ представлялся от изнурения сил и неких завалков. Валили народ удары, колики и завороты. Некоторые бедолаги умудрялись запариться, а некоторых засыпало землёй. Наверное, совсем не повезло тем, кто помер от собачьей старости и расчесухи. Полно было тех, кто погиб от злодейской руки или поротья. Очень много людей отправлялось к Богу с диагнозом чахотка. Ещё больше умирало от поветрия. Короче говоря, жизнь в Империи била ключом, даже антипод жизни – смерть, и то отличалась разнообразием.




            Ещё несколько раз, увлёкшись, Сева отправлялся в иные миры, экспериментируя со своими зельями. Он хотел добиться более долгого нахождения в неведомых мирах, а не по несколько минут, но пока выходило слабо. Надежду дала присадка номер восемьдесят девять. С её помощью получалось находиться на «той стороне» уже несколько часов. Это уже прогресс. Теперь имелось время потоптаться в ином мире, выбрать трофеи, осмотреть местные достопримечательности. Но, после очередного посещения «иной реальности» Сева зарёкся на некоторое время путешествовать по мирам, пока горькое послевкусие не забудется.
          В этот раз алхимик оказался во влажных джунглях. Однажды, во время своей службы, он уже оказывался в таких джунглях и ему там решительно не понравилось. Эти джунгли, куда он попал, очень напомнили ему ту местность, которая ему когда-то не пришлась по душе.
        Савелия встретила, после межмирового перехода, влажная жара, невероятно буйная и яркая растительность, игравшая всеми оттенками зелени, и  жаркое солнце на ярко-синем небосклоне. По ощущениям градусов тридцать по Цельсию, а то и больше. Растения, что называется, вибрировали от щебетанья полчищ  непуганых птиц и пронзительных криков всяких древесных лягушек, а может, столь же непуганых насекомых.
        На Савелия волной накатили влажные чужие запахи, а вместе с запахами неприятная уверенность в том, что он опять попал в мир, контролируемый войсками кровавого ублюдка Салот Сара. Меньше всего хотелось попадать в эту мерзкую часть мира. Места здешние глухие и плохо заселённые. Это в древности здесь располагались интересные государства, такие как Фуран, Ченла и Ангкор, умудрившееся просуществовать сотни лет. Но, как всегда случается, появился на троне дурак-реформатор, который дореформировался до заката экономики и развала государства. Вскоре государством стали «управлять» заморские правительства, окончательно погрузившие народ во тьму невежества. Народу было приказано забыть свою историю, но поддерживался пещерный национализм и ненависть ко всему чужому. Таким народом легче управлять: чуть что, и его недовольство хозяевами всегда можно направить на «внешнего врага». На мутной волне запредельного национализма, к власти пробрался Салот Сар, объявивший себя истинным коммунистом самой красной окраски, краснее некуда. Салот Сар, естественно творил свою политику не сам по себе, а под чутким руководством правителей северного соседа, которые также придерживались коммунистических взглядов, но в азиатской упаковке.  Едва придя к власти, Салот Сар отменил деньги, религию, частную собственность, длинные женские волосы, очки, медицину, образование, книги, брак по любви, семейные обеды и  разнообразие в одежде. Все это было сочтено явлениями чуждыми истинно национальному духу. Носителями национального духа объявлялись исключительно неграмотные крестьяне, а все прочие стали называться «людьми апреля» в соответствие с апрельским указом Салот Сара о разделении граждан на два сорта. Люди апреля, а это половина населения государства, подлежали физическому истреблению или перевоспитанию в деревне, что являлось отсроченным уничтожением.
          Может, я ошибаюсь – с надеждой подумал Савелий – и это не страна красных кхмеров в период правления Салот Сара, но его сверхвозможности, недоступные обычному человеку, говорили, что он не ошибается. Личный сканер утверждал, обнаружив в двух километрах от точки перехода, скопление людей, и эти люди общались на мон-кхмерском языке. Савелий поморщился: этот язык он легко узнал, так как, в отличие от соседних говоров, этот язык не являлся тональным языком, как китайский или вьетнамский. Он состоял из смеси санскрита, языка пали и французского. Сева когда-то обучился понимать штук сто слов, а вот местное письмо это что-то: 72 буквы-абугиды, однако, которые складываются в слова без падежных окончаний, без спряжений и флексий.
        Сканер показывал, что в двух километрах находится группа людей: некоторые перемещаются, а большинство сидит в куче, чуть ли не друг на друге. Говорили только те, кто перемещался.
          Сева не придумал ничего лучшего, кроме как начать бесшумно перемещаться между растениями, так, чтобы не колыхнуть ни единой веточкой, не спугнуть ни одну дурную птичку. Вскоре он  добрался до места, где устроил наблюдательный пункт. Открывшаяся картина была решительно не для слабонервных людей.
      Среди дурной экзотики, являющейся для Севы только декорацией, перемещались худенькие тщедушные люди, совсем ещё дети – девчонки и патсаны. Они носили на себе одинаковые черные хлопковые костюмы, состоящие из штанов и рубашки. Это понятно: здесь все одевались одинаково, будь ты  хоть  членом  правительства, хоть  прогрессивным крестьянином, хоть врагом народа из  «апрельских людей», хоть солдатом. Между мужской и женской одеждой разницы не наблюдалось.
        То, что Сева наткнулся на этих детишек, было плохим знаком, совсем плохим. А то, чем они там занимались, совсем не укладывалось в голове нормального человека. Эти детки утилизировали человек пятьдесят ещё живых людей. Пришелец сосчитал, что мелких бойцов обоего пола здесь находилось девять человек, если этих упырей можно назвать людьми. Трое самых мелких, лет десяти на вид, занимались убийством связанных людей, ещё трое, но уже постарше, занимались разделкой убитых, а ещё трое спало в шалаше. Умаялись, наверное, от такой работы. Только большое самообладание и колоссальный опыт не позволили Савелию блевануть от картины убийств и разделки людей, как на конвейере, только в условиях джунглей, на больших пальмовых листьях. Зачем они это делают Сева тоже знал. Более взрослые патсаны, острейшими ножами срезали с тел убитых тонкие пласты мяса. Затем это мясо погружалось в какую-то жидкость, затем посыпалось приправами и вывешивалось сушиться. Приправы были такими ядрёными, что даже вездесущие насекомые не лезли на человечину. Получалось что-то похожее на коричневую тряпку, которую поедали солдаты в боевом походе на коротких привалах.  Именно так: человечина плюс немного риса – незаменимая вещь в походе.
          Как из ребёнка сделать упыря? А очень просто – по отработанной методике. Режим Салот Сара забирал детей в возрасте пяти лет у родителей и отправлял в специальные детские поселения, где детям засирали мозги революционными лозунгами и примитивной националистической пропагандой, во имя высших идеалов, разумеется. Деток немного учили сельскому труду и обучали выживанию в условиях джунглей. В одиннадцать лет дети подлежали призыву в армию, невзирая на пол. К этому времени такие детки были уже по уши заляпаны в крови. Крови они уже не боялись, о смерти не думали, чужую жизнь не ценили. У такого малолетнего бойца ничего за душой не было, только звериная ненависть ко всем окружающим народам, да в голове сидела парочка изречений вождя.
        Пришелец совершенно не обольщался, глядя на щупленьких и тоненьких малолетних бойцов. К этим лучше не подходить – это матёрые убийцы, каждый из которых имел на счету загубленных жизней больше, чем на своём счету имел такой душегуб, как Сева.
          Савелий чуть в голос не завыл: «Вот зачем мне Высшие подбросили то, о чём я старался забыть? Зачем мне такой экзамен?». И не отвертишься. Как таковой альтернативы нет – уйти нельзя. Высшие просто вынуждают, чтобы он сделал свой выбор – убить малолетних упырей, как исполнителей изуверских приказов.
          Собственно, на таких малолетках-убийцах и держится режим Салот Сара. Их жизнь Салот Сар довёл до окончательного примитивизма: кормились правильные подданные все сообща за длинными столами, если не ходили по джунглям ловить неправильных людей. В брак надлежало вступать по воле начальства, которое комбинировало подходящие пары. Врачами назначались малолетки из числа уже призванных в армию. Все болезни такие врачи лечили методами народной медицины, ведь народ всегда прав и мудр. Когда-то в стране имелись врачи, учителя и даже инженеры, но вождь Салот Сар ненавидел всю эту публику совершенно звериной страстью. Этих выродков и врагов народа даже не причисляли к «людям апреля». Все эти врачи и учителя являлись официальными врагами режима, которым запрещалось всё: жениться и работать по специальности, их использовали на самых тяжелых работах, а тех, кто оказался слишком слаб или болен, особенно рьяно забивали мотыгами. Убить человека, только подозреваемого в том, что он скрывает свою образованность, надлежало даже без согласования с начальством. Единственное, что строго запрещалось, так это тратить на такую буржуазную дрянь ценные патроны, поэтому правильные малолетние бойцы должны уметь проламывать головы врагов мотыгами или перерезать горло врагов пальмовым листом.



          Действовать мотыгой или пальмовым листом десятилетний Нуон Ясит научился уже давно. Савелий, наблюдая над кровавой работой малолетнего убийцы, не совсем точно определил его возраст. Думал, что патсану лет девять, а Нуон Ясит точно знал, что ему уже десять лет – столько, сколько пальцев на руках. Несмотря на такой возраст, он уже являлся бойцом революционной армии, что радовало, ибо вне армии жизнь совершенно неинтересная. Получилось так, что в детский лагерь Нуон Ясит попал не в пять лет, а в четыре года. Конечно, в лагере жилось голодно и трудно, но над ним взял шефство Сом Савонг, которому тогда исполнилось одиннадцать лет. Благодаря Сом Савонгу, малолетний Нуон Ясит худо-бедно, но освоился в лагере и не сдох, как некоторые. Через год Сома отправили в революционную армию, но Нуон уже и сам знал многие премудрости выживания, как в джунглях, так и