как описать запах? сравнить его с другим, давно каталогизированным в музее ароматов Эль Бардо, где он, подобно бабочке, приколот к черному воздуху, тогда – это сарсапарель, как у Брэдбери, но беда в том, что я не знаю, чем пахнет сарсапарель, лишь буквы имени рождают игольчатое, пропитанное маслянистым сиянием чувство, и лучшее, что можно сделать, это вменить запаху в бодлеровское «correspondance» – краску или, еще совершеннее, осязание и звук; несомненно, продвижение к цели мыслимо в области шарлаховых, червленых тонов ежевики, граничащих, без плавного перехода, но и без лишнего напряжения, с бархатистой желтизной, нет, скорее, кремовостью, что до звуков, здесь поможет упругость темного жемчуга; наверное, бритвенное обострение моих восприятий – перед смертью, ведь с ней, со смертью, так сродна шершавая подушка, кручеными морщинами расползающаяся от фасолины уха, впрочем, даже Пятикнижие, подспудно, но оттого не менее сурово отрицающее бессмертие, случайно проговорилось о тайне соляного столпа – символа вечности метаморфоз – у этого чудовищного монолита, сверкавшего, точно алмаз, уверяют античные авторы, засвидетельствованы женские кровоочищения, следовательно, пульсировала жизнь, ибо живо то, что сжимается и расширяется – об этом сообщает Бусирис Крокодилопольский, никогда и никем не уличенный во лжи – и сколь великолепно, что с некоторых пор я сплю нагим, сколь розово горячее дыхание сильного тела, сколь терпко пространство целует кожу, я понял, наконец, что одежда – худшее из проклятий, человек извергнут из Эдема, человек вылеплен голым, как лев, или как этот сухой и легкий – легче его же паутины – паук |
Лета густой аромат.
Я поняла, что тобой я любима,
Мой ненаглядный камрад*.
Летних мечтаний приятные грёзы,
Звездное небо в ночи.
Мы у реки и светят нам звезды,
Крепче меня обними.
Запах жасмина сознанье волнует,
Плещется рыбка в реке.
Милый меня в эту ночь замилует,
Трель соловья вдалеке.