Средневековая Русь. 1263 год. Первая половина ноября
Весь вечер после общей молитвы и трапезы он думал о том, что говорил ему отец Алексий и о собственном обещании, данном схимонаху. И даже вернувшись к себе в келью, Мирослав сразу зажёг свечу и долго ещё корпел над азбукой, водя пальцем по строчкам и складывая непослушные буквы в слова.
Склонившись над книгой, он просидел до тех пор, пока от свечной гари не начали слезиться глаза, а шея не заныла от непривычного положения. Только после этого Мирослав закрыл азбуку и улёгся на топчан. Отвернулся к стене и вспомнил об отце Данииле.
Сейчас, после того, как впервые от упорства и нежелания нарушить данное схимонаху обещание, у него получилось сложить буквы в слова, а за словами действительно встали вдруг цветные образы, как и обещал отец Севостьян, долгое сидение отца Даниила с книгами уже не казалось Мирославу странным. А раз двое самых мудрых в его жизни человека – паломник и схимонах – говорили схожее, значит, действительно таилась в книгах и неведомая сила, и пока ещё неведомые ему знания.
Он начал ворочаться с боку на бок, но сон не шёл. Истории паломника о дальних странствиях чудесным образом переплетались в его воображении с рассказами схимонаха о князе Александре, и Мирослав порой уже и сам не мог понять, где начиналось одно и где заканчивалось другое.
Промучившись ещё некоторое время, он сел на топчане и задумался. В ладони был крепко зажат мамин серебряный крестик, который Мирослав всегда носил с собой с остатками её бус. Отчего-то сейчас желание стать великим ратником уже не казалось таким очевидным. И хотя вступление в княжескую дружину он напрямую связывал с поиском угнанных в татарский полон мамы и сестрёнки, мысль о том, что справедливости можно добиться и другим путём, теперь выглядела вполне допустимой. Впервые к нему в душу закралось сомнение. Возможно, ждала его не судьба воина, а судьба паломника и книжника вроде отца Даниила. И в том тоже видел он теперь немалую пользу и для людей, и для себя самого.
И всё же, спустя недолгое время, непривычный к таким размышлениям, Мирослав решил дойти до нужника, а уж потом насильно заставить себя лечь спать. Мысль о том, что он не выспится и из-за этого на следующий день пропустит что-то важное в обещанном рассказе отца Алексия напугала его.
Обув сапоги сразу на голые ноги и накинув на плечи полушубок, Мирослав засунул крестик в карман и быстрым шагом вышел на монастырский двор…
Уже идя из нужника обратно, он вдруг услышал сначала злобный рык Вячки, а следом её жалобное скуление. Сразу вдруг испугавшись за собаку, Мирослав бросился к тому углу, где держали на привязи Вячку.
Рядом с собакой в темноте стоял Вячко и тыкал в неё длинной сучковатой палкой. Собака пыталась схватить палку зубами. Когда ей это удавалось, Вячко злобно вырывал палку из её пасти и пытался наотмашь ударить ей животное по спине.
От страха за собаку прямо с разбега, что было сил, Мирослав толкнул Вячко. Тот, слыша сзади топот ног, только начал поворачиваться, когда Мирослав налетел на него. От неожиданности и сильного толчка Вячко пошатнулся и свалился на землю.
Мирослав от ярости, кипящей в нём, задыхаясь и глотая слова, закричал на него:
– Не трожь мою собаку!
После чего бросился к ней и обнял Вячку за шею. Та, от боли и испуга прижалась к нему и жалобно заскулила. Мирослав погладил её по голове.
– Больно тебе? – но собака в ответ лишь продолжала прижиматься к нему и испуганно скулить.
Неожиданно Мирослав сжался от боли. Ошеломлённый в первое мгновение таким к нему отношением молодого отрока Вячко поднялся на ноги и наотмашь ударил его палкой по спине. Полушубок чуть смягчил удар, но боль, казалось, была такая, какой Мирослав не испытывал ещё никогда в жизни. Он сжался в комок, обнимая собаку и прикрывая её от ударов, а те все продолжали сыпаться на него раз за разом. Один из ударов пришелся по голове, распорол кожу, и Мирослав почувствовал, как набухли кровью волосы и как та потекла у него по лицу. А в голове отчего-то всё стояли слова отца Алексия о том, что Бог не в силе, а в правде и милосердии…
Вячко продолжал наотмашь бить его палкой и кричать что-то злобное. На шум из келий выскочили иноки и молодые послушники. Палку вырвали из рук Вячко и оттащили его от Мирослава. А сам Мирослав, разом обессиленный, всё никак не мог оправиться от боли и продолжал сидеть на коленях обняв собаку и прикрывая её своим телом…
Продолжение -
