РОМАШКИ

     Павлик наконец-то решился съездить в город к маме. Еще в начале лета ее увезла туда белая машина с мигающим фонариком на крыше и двумя красными крестиками по бокам. У мамы приключилась вовсе непонятная болезнь, которую в деревне называли «чахотка», и говорили, что мама теперь сгорит как свечка. Павлик не верил. Ну, спрашивается, как это люди могут гореть свечками, тем более мамы?..
    
     Павлика взяла к себе соседская самогонная бабушка Дуня. Бабушка была добрая. Каждый раз приносила из сельповского магазина липучие карамельки, которые ей давали в нагрузку к дрожжам, угощала Павлика и приплакивала, гладя его по голове и называя сироткой. Павлику вовсе не нравилось это слово, но он помалкивал. Уж больно карамельки были вкусные.
      
     А еще бабушка давала иногда Павлику маленькие желтые полтиннички. Павлик начищал их  песком, и они становились блестящими. Бабушка говорила, что это не деньги, а сор, но Павлик так не считал. Небось, блестящие-то денежки и стоят дороже. И не запросто так давала баба Дуня эти монетки. Павлик их зарабатывал. На лугу за деревней он  настригал большими овечьими ножницами цветущую ромашку и каждый раз старался принести полную наволочку, чтобы получить не одну, а несколько монеток. Деньги Павлик копил на поездку в город, к маме.
      
     Бабушка сдавала ромашку в заготконтору. Павлик знал, что из нее делают лекарство. Однажды он набрал мешочек самых лучших ромашкиных головок, высушил их и теперь только ждал удобного случая, чтобы отвезти цветы маминому доктору. Деревенские ребята почему-то дразнили Павлика «пеньком». Говорили, будто мама родила его в тюрьме, и потому-то он получился глупый, пенек то есть. Да сами они все пеньки…
      
     И вот сегодня, почти под самый Новый год, Павлику представился удобный случай. Бабушка Дуня с утра подалась в церковь. Лучшего момента для поездки трудно было выгадать.
      
     Павлик набросал курам зерна, притворил дверь на щеколду и вышел за калитку, зябко поеживаясь на хрустком ветру в своей болоньевой курточке на китайском «меху». Возле родного дома, притулившегося через улицу напротив, увидел красивую ненашенскую легковушку. Подковылял поближе. За рулем, навалившись на баранку, сидел какой-то крутой дядька. В кино по телевизору Павлик видел таких. Коротко стриженный, в кожаной куртке с блестящими замками и пряжками, с большущим желтым перстнем на левой руке. Павлик обошел вокруг машины, стараясь привлечь внимание крутого дядьки. Тщетно. Дядька застывшим взглядом уперся в просевший угол маминого с Павликом дома. Чего он там увидел?
    
     Павлик провел осторожненько ладонью по гладкому, полированному капоту. Хо-о-роша машина!
      
     -Дяденька, вы в город не поедете?
      
     Мужчина вздрогнул, повернулся лицом к Павлику.
      
     -В город? Зачем?
      
     «Не поедет», - решил Павлик и понуро опустил голову. Эх был бы сейчас папа дома, вместе бы к маме ездили. Хоть каждый день! « А может, мама и не заболела бы тогда?» – мелькнула  у него совсем уж недетская догадка.
      
     Отца Павлик не знал. Мама говорила, что он уехал на Север и обещал вернуться сразу, как только заработает много денег. И Павлик ждал. Иногда представлял: вот выходит папа из автобуса с большим зеленым рюкзаком за плечами, как у городских туристов, полным новеньких блестящих полтинников…
      
     - Так зачем тебе в город? -  прервал мысли Павлика мужчина.
     
      -Дяденька, мне к маме надо! К маме, дяденька, миленький… - зачастил Павлик, с надеждой глядя тому в глаза. -  У меня и деньги есть. Вот! – похлопал малыш рукой по карману.
      
     - А ты знаешь, где твоя мама? Найдешь?
    
     -Знаю! – сказал Павлик. – Найду!
    
     -А сколько тебе годков, мужик?
    
     -Пять! -  выпалил Павлик. – Скоро будет семь! – добавил он для пущей солидности.
    
     Мужчина опять вздрогнул. Нервный какой-то…
   
      Корпуса туберкулезной больницы терялись в легкой поземке. Павлик выскочил из машины, прижимая к груди мешочек с высушенной ромашкой. Оглянулся. Хороший дядя тоже выбирался наружу. Он не успел отвернуться, и Павлик заметил у него на глазах слёзы. Надо же, такой большой, а плачет…

     Мальчик побежал к подъезду.
     
      -Ты куда? – остановила его у входа тётя в белом халате.
     
      - К маме!
      
       -А как зовут твою маму?
      
     Как зовут? И почему эти взрослые такие непонятливые…
      
     - Мамой зовут.
    
     -Фамилию знаешь?
    
     Так бы сразу и спросила. Павлик улыбнулся. Вот уж интересная тетя…
   
      -Конечно, знаю. Калачевы мы. А я Павел Александрович Калачев.
    
     Тётя взяла Павлика за руку и повела по широкому, светлому коридору. Вдоль стен вились какие-то диковинные цветы, стояли огромные аквариумы с рыбками. Павлик лишь мельком взглянул на такое чудо.
     
      Тётя легонько толкнула застекленную дверь в палату, пропуская малыша вперед.
    
     Мама лежала у самого окна. Она очень сильно похудела. Тонкие, будто спичечки, руки ее придерживали на груди книгу.     
      
     -Мамочка-а-а!
      
     Книга со стуком свалилась на пол. Павлик бросился к маме.
     
      Казалось, они вечность сидели обнявшись. Наконец Павлик чуть отстранился и посмотрел маме в глаза. Они улыбались, мамины роднюсенькие зеленые глаза. По щекам ее текли крупные прозрачные слёзы. « Как роса на ромашках…» – подумал малыш.
     
      Взвизгнула, распахнувшись настежь, стеклянная дверь. Павлик оглянулся. На пороге стоял тот самый хороший дядя, что привез его к маме. А мамина рука, пушинкой лежавшая на плече сына вдруг задрожала, потяжелела.
    
       -Саша?…- с натугой произнесла мама, - Сашенька-а-а!
      

       Павлик заплакал.