Сиротка. Гл.11

После ужина маленькая Луиза устроилась с бумагой и карандашом в большом старом кресле, стоявшем у камина. Но вскоре девочку сморил сон. Мадлен подобрала упавший на пол листок бумаги с незаконченным рисунком, вынула из ослабевших пальцев девочки карандаш и положила их на стол. Осторожно поцеловав дочку, она взяла её на руки и отнесла на ее небольшую кровать, стоявшую в углу. Сняла с Луизы башмаки и курточку и накрыла ее тонким шерстяным одеялом.  Откинув с закрытых глаз ребенка волнистые пряди каштановых волос, ещё раз поцеловала дочку в лоб.
- Спи, доченька, - прошептала Мадлен.
Затем она задернула импровизированную ширму, отгораживающую угол, где спала Луиза. Это было обычное стеганое одеяло, прикрепленное к протянутой наверху прочной веревке.

Вернувшись к столу, Мадлен увидела, что Пьер держит в руках рисунок Луизы и рассматривает его.
- А она здорово рисует, - с некоторым даже восхищением проговорил он. – Посмотри на крылья, они как живые, каждое перышко видно.
Мадлен взяла из рук Пьера лист бумаги. На нем был изображен ангел с расправленными крыльями. Крылья были большие, почти во всю длину его тела и выглядели действительно, как настоящие.
- Ангела нарисовала… - как-то рассеянно сказала Мадлен и улыбнулась усталой улыбкой.
- Дочка у тебя талант, - заметил Рейналь.
- Спасибо, Пьер, - поблагодарила Мадлен. – Луиза все время рисует. Сладу с ней никакого нет. Хотя, мне так даже легче – усадишь ее за стол, дашь карандаш, и она долго может так рисовать. Очень долго. И меня не отвлекает.
- Ей бы учиться надо, - резонно заметил Пьер.
- Я немного учу её читать и писать, - кивнула Мадлен. – А с рисованием… хочу накопить денег, чтобы обучать её живописи.
- Да, ее надо учить, - Пьер слегка провел ладонью по тонкой руке Мадлен, - она у тебя очень талантливая. Сама ведь ты рисовать не умеешь?
- Какое там, Пьер, - улыбнулась Мадлен, - совершенно не умею. У меня даже почерк ужасный.
— Значит, это передалось ей от отца, - Пьер наклонил голову и искоса взглянул на молодую женщину, – ведь так? Наверное, он какой художник был?
Мадлен положила рисунок на стол и, нервно сцепив руки, отошла к дивану, села на него. Она старалась выглядеть спокойной, но от внимательного взгляда Пьера Рейналя не ускользнул этот жест.

Мадлен молча сидела на диване, чуть наклонившись вперед. Ее ярко-рыжие волосы в свете огня от камина казались почти красными и контрастировали с внезапно побледневшим лицом. Пьер подошел и сел рядом с ней.
- Знаешь, о чём я подумал, Мадлен, когда ты укладывала дочь в кроватку? – добродушно произнес он, взяв ее хрупкую ладонь в свою.
Молодая женщина подняла на него вопросительный взгляд зеленых глаз. Но руку не убрала. Он перевел взгляд на ее розовые, красиво очерченные губы, нижняя губа была чуть полнее верхней.
Затем опять посмотрел ей в глаза.
- О чём? – тихо спросила Мадлен.
- Я на миг представил, что вы – ты и Луиза – моя семья. Моя жена и дочка. У меня ведь нет семьи, родители умерли, брат в республиканской армии. Мадлен… - Пьер немного повысил голос, чувствуя, что она хочет выдернуть руку из его руки. – Мадлен, прошу тебя, дай мне сказать…
- Я знаю, о чём ты будешь говорить, Пьер… - молодая женщина опустила ресницы, ее грудь, затянутая в корсет, взволнованно вздымалась.
«Я бы хотел не только говорить» - промелькнуло в голове у Рейналя.  Он опять посмотрел на красивые  розовые губы Мадлен. И, не удержавшись, подался вперед и обняв ее правой рукой за плечи, стал целовать долгим страстным поцелуем. Но ее губы не отвечали. Мадлен терпела секунд пять, затем, извернувшись, резко оттолкнула Рейналя.
- Не надо, Пьер! – воскликнула молодая женщина, и недоуменный мужчина уловил в ее голосе слёзы.
Он выдохнул, ощущая сразу несколько эмоций – обиду, досаду и даже немного злости… Он боялся, что злость эта будет стремительно нарастать. Надо было уходить.
- Что ж… - он поднялся, старательно отряхивая камзол, словно вкладывая в эти движения все своё раздражение. – Я всё понял, Мадлен. Прости меня, что не сдержался, - он направился к двери.
- Но…  здесь же Луиза, - извиняющимся тоном пролепетала Мадлен.
Пьер Рейналь оглянулся на молодую женщину.
- Если бы её и не было, это всё равно ничего бы не изменило, - холодно отозвался он.
– Разве нет? - Он посмотрел Мадлен в глаза. Тебе просто нравится играть со мной, ведь так? Кто я для тебя, Мадлен? – он подошел ближе и посмотрел в ее бледное растерянное лицо.
- Ты… ты мой друг, - пролепетала молодая женщина, нервно сжав руки на коленях.
- Друг… - усмехнулся Пьер Рейналь, - друг – это хорошо. Но ты, Мадлен… неужели ты не понимаешь, что мне хочется и чего-то бОльшего. Ведь я люблю тебя. Я и дочку твою полюбил, как родную. А ты… что ты со мной делаешь? Почему ты сразу становишься бесчувственная, как деревянная… Нет, даже, как каменная. Твое сердце словно из камня сделано.  Да ты сама любила кого-нибудь хоть когда-то, Мадлен?
Последние слова Рейналь почти прокричал. Мадлен испуганно подняла на него глаза, и увидела его горящий взгляд и желваки, играющие на скулах.
- Не кричи пожалуйста, Пьер… - тихо проговорила она. – Луизу разбудишь.
- Хорошо, - отозвался он. – Я сказал всё и, наверное, я больше не буду приходить к тебе. И видеть тебя, Мадлен. Не могу. Мне это слишком тяжело даётся.
Рейналь подошёл к двери и взялся за ручку.

- Нет! – воскликнула Мадлен. – Пьер, не уходи!
Она подбежала к нему, и он почувствовал ее руки, обнимающие его за плечи. Молодая женщина прижалась к нему, и он ощутил частые и глухие удары ее сердца. Мадлен обнимала его за спину, как ребенок, и плакала, плакала… С каким-то недоумением он посмотрел в её глаза. Но не увидел в них притворства. Вместе со слезами в них была боль… и искренность.
Они вернулись на диван пред камином. Пьер подкинул в угасающее пламя несколько поленьев и сел рядом с Мадлен. Вопросительно посмотрел на молодую женщину. Она перестала плакать и сидела теперь прямо и неподвижно, сложив руки на коленях. Руки были белые и худые, с выступающими прожилками  тонких синих вен. И глядя на них, Пьер Рейналь ощутил и нежность, и боль, сдавившую сердце.
Мадлен неожиданно сама взяла его ладонь в свою и посмотрела в глаза.
- Это ты прости меня, Пьер, - проговорила она, - я должна была тебе все рассказать раньше. Но… я не знала, как это сделать. Я боялась, что ты не поймешь. Что ты уйдешь…
— Значит, я всё-таки нравлюсь тебе, Мадлен? – голос Рейналя потеплел. – Нравлюсь, как мужчина?
- Да, - отозвалась Мадлен. – Ты первый мужчина, который мне нравится. Очень нравится.
- Первый? – удивился Рейналь. – А как же… как же отец Луизы?
Мадлен молчала несколько мгновений. Затем сделала глубокий вдох, как будто боролась с чем-то невидимым, что её мучило, затем продолжила:
- Про него я и хочу тебе рассказать.