Моя земля не Lebensraum. Книга 3. Беженка

капитан.
Маша рассказала.
— Да-а… — протянул капитан.
— У меня муж военврач, — добавила Маша. И спросила: — А вы здесь главный?
— Я здесь никто. Как и все остальные, — буркнул капитан. — Но какую-то налаженность организовать надо, чтобы оставаться людьми. Вот я и пытаюсь взять на себя такую ответственность. На общественных началах, так сказать…
— А мне как быть? Я здесь, наверное, одна женщина…
Капитан помолчал. Поскрёб небритую щеку.
— Ну… Начнём, так сказать, с главного: питание, сон, туалет. Дают нам по полкотелка жидкой болтушки два раза в день. Посуда у тебя есть… Дальше… Сон. Ну, в этом плане полная свобода. Ищешь место, где на тебя не наступят, и спишь. Учитывая твоё особое… Твоё неармейское «обмундирование», можешь спать поблизости от меня. Место здесь хоть и тихое, — капитан горько усмехнулся, — но тебе будет спокойнее. Дальше. Туалет. Туалет здесь простой. Вон там, на краю, ямы. Через них доски положены. Другого не будет. Я скажу, чтобы тебе гимнастёрку организовали… Наденешь, никто внимания не обратит. Ну, говори, когда приспичит. Я поблизости тебя покараулю, или кого пошлю с тобой.
— Попить здесь где-нибудь можно? — спросила Маша и облизала пересохшие губы.
— Насчёт попить напряжёнка. С утра привозят две бочки, воду разбирают по котелкам и фляжкам, у кого есть. И до следующего утра.
Капитан снял с пояса фляжку, поболтал, словно проверяя наполненность, отвинтил пробку, протянул Маше:
— Два глотка.
Маша честно отпила два небольших глотка, вернула фляжку капитану.
— А вас как зовут?
— Капитан Смирнов.
— А меня Машей. Вода рекой пахнет.
— Там речка неглубокая, — капитан махнул рукой. — Оттуда возят.

Работать пленных не заставляли, за колючую проволоку не выпускали. Один раз в сутки телега, в которую впрягали пленных, ехала по территории лагеря, собирала умерших, везла за пределы лагеря. Пленные же и закапывали трупы в длинные глубокие ямы.
Котелки, оставшиеся от умерших, бросали в общую кучу. Одежду и обувь, если кому требовалось, с мертвецов снимали.
На четвёртый день пребывания Маши в лагере в ворота вошла группа немецких офицеров с черепами на петлицах в сопровождении нескольких автоматчиков. Офицеры почтительно сопровождали невысокого полноватого начальника в круглых очках.
С большим трудом солдаты построили пленных в огромное каре.
Маша и капитан Смирнов оказалась неподалёку от немецких офицеров.
Маша слышала, как офицеры обращались к главному, называя его «господин комендант».
— Комендантом его называют, — сквозь зубы сообщила Маша капитану.
— Другой был, — не шевеля губами, сообщил капитан.
Комендант и сопровождающие его офицеры прошли по кругу, разглядывая пленных. Обойдя всех, вновь остановились неподалёку от Маши и Смирнова.
Маша слышала обрывки фраз о питании пленных, о необходимости привлечь их к полезной работе…
Собравшись уходить, офицеры двинулись мимо того места, где стояла Маша.
— Господин комендант, — неожиданно для себя заговорила Маша на немецком. — Разрешите обратиться по поводу обеспечения водой лагеря силами военнопленных!
Услышав женский голос, комендант остановился, удивлённо обернулся. С трудом выделил из толпы пленных в одинаковых гимнастёрках женщину. Скользнул взглядом по подолу платья, выглядывающего из-под гимнастёрки без ремня, по голым ногам.
— Это ещё что такое? — спросил недовольно.
— Я фольксдойче, не военнослужащая, попала сюда случайно, — доложила Маша.
— Фольксдойче?
Было видно, что комендант не верит Маше.
— Как ты сюда попала?
— Шла колонна пленных. Мне показалось, что я увидела мужа. Крикнула… Но, оказалось, что я ошиблась. Охранник подумал, что я намеренно хотела вызволить пленного, толкнул меня к пленным. Сын остался один… Ему шесть лет…
— Муж военный?
— Муж врач. Работал хирургом в больнице. Когда началась война, больницы стали госпиталями. Врачи — офицерами, медсёстры — сержантами, санитарки — солдатами…
— Кто её знает, может она и вправду фольксдойче, — буркнул комендант стоявшему рядом офицеру. Спросил у Маши: — Что ты хотела насчёт воды?
— Господин комендант, катастрофически не хватает воды. Если дать вёдра пленным, то человек десять могли бы обеспечить лагерь водой. Территория до речки голая, одного-двух охранников у речки достаточно, чтобы предотвратить побеги.
 
Комендант пожал плечами. Обратился к офицерам:
— По-моему, не проблема. Организуйте. Назначьте старшего из пленных, пусть следит за порядком. В случае нарушений старшего расстрелять.
— Вот его можно назначить, — Маша указала на Смирнова. — Он пользуется уважением среди пленных…
— Хорошо, — закончил комендант. — Как только организуют вёдра, начнёте работать.
Немцы ушли.
Смирнов с подозрением покосился на Машу.
— Ты… по-немецки говоришь?
— Я учитель немецкого языка, — не вдаваясь в подробности, пояснила Маша.
— А зачем ты на меня показала, когда с ним говорила?
— Нам организуют вёдра, и мы будем носить воду из реки. Вас назначили бригадиром водоносов.
Смирнов задумался на короткое время и радостно зашептал:
— Маша, да ты великое дело сделала!
— Комендант сказал: если будут нарушения, старшего расстреляют…
— Спасибо, конечно, за протекцию по службе, — усмехнулся Смирнов.
 

***
Три дня бригада водоносов обеспечивала лагерь водой.
В число водоносов капитан Смирнов включил и Машу. Маша обиделась, что капитан нагрузил её тяжёлой работой.
— Так надо, Маша! — в приказном тоне настоял он. — Вёдра наливай по половинке, ходи медленно.
Проглотив обиду, полуголодная Маша изнуряла себя работой.
Пленные поначалу хотели работать бригадой: группой ходить с пустыми вёдрами к реке, группой возвращаться с полными в лагерь. Но Смирнов сделал так, чтобы водоносы ходили бесконечной цепочкой: один, через некоторое время другой, потом следующий…
Другим странным требованием было носить пустые вёдра в одной руке, вложив ведро в ведро.
— Так надо! — сверкнув глазами, потребовал Смирнов.
Очередным утром он сказал Маше:
— Пора уходить.
— Как… уходить? — удивилась Маша.
— Списков пока не составили, поэтому мы не учтены. Но скоро составят. И тогда побег наверняка моментально обнаружится, организуют погоню. А так, если спросят, предположим, про тебя, нужные люди ответят, что умерла, что похоронили.
— А как уходить?
— Часовые у реки привыкли, что мы бесконечно ходим по кругу. Поэтому службу несут невнимательно. Подойдёшь к реке, улучишь момент, когда часовой отвернётся. Спрячешься за кусты. Дождёшься, когда подойдёт следующий водонос. Вёдра оставь за кустами и скрытно уходи вдоль реки на север.
— Когда обнаружится, что водоносов стало меньше, вас расстреляют!
— Не обнаружится. Тот, который пойдёт следом за тобой, даст нам сигнал, что ты ушла. И к реке отправится новый человек с одним ведром. У реки возьмёт одно из твоих вёдер, и вернётся в лагерь с двумя вёдрами.
— А если часовой меня заметит?
— Скажешь, что сходила в кусты по нужде. Если всё пройдёт спокойно, вслед за тобой соскользну я. Догоню тебя и помогу уйти окончательно…
— Только мы уйдём?
— Завтра ещё пара. Сразу много нельзя, обязательно кто-нибудь провалится. Объявят большую облаву, всех выловят…
— Вы же старший…
— Старшим вместо меня будет другой, я уже договорился. Потом и он уйдёт.
Побег для Маши прошёл на удивление гладко. Весь день она без остановок торопливо, насколько позволяли остатки сил, брела вдоль речки.
Ближе к вечеру Смирнов догнал Машу. Окликнул тихо, чтобы не испугать.
— Ну вот, полдела сделано, — радостно проговорил, подойдя к Маше. — Осталось немногое: дойти до фронта… Гимнастёрку сними и выбрось, — распорядился капитан. — Ты беженка, идёшь… Придумай, куда идёшь.
— Придумывать не надо, в Городок  иду, я там сына оставила.
— Жалко, что у тебя документов никаких нет…
— Есть документ. И даже немецкой комендатурой выдан, — улыбнулась Маша. — В сумке припрятан.
— Ну, Маша… — Смирнов всплеснул руками от удивления. — Ты вполне официально можешь идти, куда хочешь, на правах беженки, ищущей сына. Тогда я тебе не товарищ. Нам придётся расстаться.
Капитан погрустнел и задумался.
— Может не надо расставаться? — попросила Маша. — Пойдём параллельно: вы скрытно, я открыто. Будем помогать друг другу. Я вам одежду гражданскую достану…
— Гражданская одежда хороша, если есть гражданские документы. А без документов я для немцев переодетый военный. Переодетых они расстреливают на месте, как бандитов. А так я беглый пленный. Если что, меня возвратят в лагерь.
Капитан задумался.
— Наверное, поступим так… Я выведу тебя на дорогу. На дорогах ты сможешь спрашивать у местных, как пройти куда надо. Ну а мне безопаснее прямиком на восток, избегая дорог, чтобы не встретиться с немцами.

Скоро Маша с капитаном вышли на широкую дорогу, сплошь забитую сгоревшими автомобилями: легковыми, грузовыми будками, автобусами. Вероятно, здесь массово эвакуировалось гражданское население, движение шло полос в десять. И, судя по большому количеству легковых машин, не простое гражданское население.
Воздух пропитал смрад огромного пожарища: горелой резины, горелого тряпья, горелой плоти.
Широко раскрытыми глазами Маша смотрела на застывший поток мёртвых машин.
— Какой ужас! Они же нас… уничтожили! Это невозможно восстановить!
Капитан мрачно смотрел на забитую обгоревшим металлоломом дорогу.
— Не уничтожили. У нас огромная страна. Такую страну невозможно уничтожить. Германия — это гадюка, решившая проглотить телёнка. Подавится. Наши заводы будут эвакуированы на восток. У нас сильная промышленность. Вместо легковых автомобилей и автобусов заводы станут выпускать танки и пушки. Заволжье и Сибирь накормят войска… Мы обязательно остановим немцев. Погоним их с нашей земли. Придёт время, не они нас, а мы их уничтожим… А время такое непременно придёт!