Локомотив Люся

сосчитать! Одного даже бить не стал, пожалел - тщедушный очкарик из 15-ой школы, в чём только душа держится? Пальцем его ткни – не подымется, как такого бить? Люське всё стишки сочинял да сердечки рисовал, умора! Но пока Иван Сергеевич посмеивался да соперников отгонял, его высокомерная и недоступная Люся даже позволила очкарику проводить себя до дому. Правда, один раз…

На сердце Ивана Сергеевича приятно потеплело от воспоминаний.

-Люся, - сказал он примирительным тоном, - вот попомни моё слово – ты доиграешься! Не гневи Бога, Люся…

И осёкся – ни Люси, ни детишек рядом не было. Иван Сергеевич осмотрелся и нетвёрдым шагом двинулся к спортплощадке, где его сыновья стояли рядом с атлетом, отжимающимся от асфальтового пола на кулаках.

-Рраз…два…трри…четырре…пять! – радостно говорил Илюша.

-Двадцать семь…двадцать восемь…двадцать девять, - вёл свой счёт Егор.

В глазах мальчишек читался неподдельный восторг.

Люся стояла неподалёку, запутавшись в трубном переплетении лабиринта, и тот факт, что мускулистое, рельефное тело атлета было практически обнажено ( что там те трусы?), привёл Ивана Сергеевича в смешливое настроение – он несколько раз хохотнул, хлопнул себя по ляжкам обеими руками, шагнул к ряду турников и остановился возле самого низкого – буквально для малышей - поплевал себе на ладони, но передумал и подошёл к среднему турнику, чья перекладина находилась в районе глаз взрослого человека.

Здесь Иван Сергеевич опять хохотнул, задорно подмигнул атлету, смотрящему перед собой ровно в пол, поплевал на ладони и опять передумал. Подошёл он к турнику самому большому, и Люся тревожно затопталась на месте.

"Бог с ним, с атлетом!", - отчего-то тревожно подумалось ей, а Егор звонко воскликнул:

-Папа, а ты умеешь?

Иван Сергеевич чувствовал, что много чего умеет, но к этому моменту он уже вообще передумал идти и в собес, и в баню – знакомая лавочка в школьном парке под сенью лип представлялась ему самым желанным местом на земле. Но вопрос сына решил всё.

Внутренне приняв вызов, Иван Сергеевич осознал, что должен сказать своему сопернику напутственное слово. Качнувшись все телом, Иван Васильевич подошёл к атлету и, склонившись перед ним, внушительно произнёс:

-Мужик! Мы с тобой одинаковые – нас бабы не любят!

Атлет замер на глубоком вздохе и удивлённо посмотрел на спину Ивана Сергеевича, который нетвёрдой поступью возвращался к большому турнику.

-Иван! – строго окликнула мужа Люся, но было уже поздно – в одном движении Иван Сергеевич подпрыгнул, уцепился обеими руками за перекладину и взмыл вверх.

-Крууто! – воскликнул Егорка, а Иван Сергеевич продержался ещё несколько секунд на вытянутых руках, а потом резко согнулся, резко выбросил обе ноги вверх, приняв положение свечки, и резко разжал пальцы.

Атлет рванул к падающему Ивану Сергеевичу, чиркая по асфальтовому покрытию обнажёнными подошвами ног. Люся рвалась из труб лабиринта. Егор кричал не своим голосом.

Проходивший мимо молодой человек с телефоном в руках автоматически набрал номер службы спасения…

-Я никак не мог предположить, что так случится, - сокрушался атлет, выходя из дверей отделения полиции, расположенного в знаменитой Красной общаге – непонятно как дожившего до наших дней пятиэтажного здания, на четырёх верхних этажах которого обитали люди, а нижний занимали различные службы.

-А я могла, - спокойно ответила Люся, ища взглядом на детской площадке среди прочей малышни своих сыновей. Впрочем, за Егора и Илюшу она в настоящий момент менее всего беспокоилась, равно как и за Ивана Сергеевича, который настолько пришёл в себя в машине скорой помощи, что начал петь песни – Люся подсчитывала убытки, которые сегодняшнее происшествие обязательно грозило нанести семейному бюджету, но поделиться своими мыслями вслух ей казалось неудобным.

-Дело в том, что я часто бываю в отъездах – соревнования отнимают массу времени, - извиняющимся голосом говорил атлет, страстно желая сделать что-то нужное для этой семьи, для этих детей, для этой женщины; множество чувств толпилось в его широкой груди, и всё было не об этом странном сегодняшнем дне, который уже подходил к концу, сменяя гнев на милость – полуденный зной на вечернее тепло, разливающееся по разномастным чашам потаённых уголков улиц и человеческих душ, - но когда задерживаюсь в городе, я тренируюсь именно на этой площадке…Мне нравится…Я привык…Давно, можно сказать со школьной скамьи…

Атлет запутался в словах, запутался в синих васильках, запутался в нахлынувших чувствах, покраснел и почти бегом бросился к своему автомобилю, припаркованному под сенью лип, в котором Илюша и Егорка успели порвать в нескольких местах обивку заднего сиденья, испачкать потолок и сломать кнопку стеклоподъёмника.

-Вот, - атлет протянул деньги Люсе, - прошу, возьмите! Это вся наличность, которая у меня есть, - Люся не заставила себя долго ждать, - остальное на карте. Если хотите, мы можем доехать до банкомата, или же я могу перевести на карту вам…

-Не надо, - Люся повела плечами, - Мне пора.

-Возьмите, - атлет протянул свою визитку, - Я буду очень вам благодарен, если вы позвоните мне и сообщите о здоровье Ивана Сергеевича, - Люся нахмурилась, но карточку взяла и даже согласно кивнула, - Я могу довести вас до дома, - Люся отрицательно покачала головой, - До свиданья! – синие васильки прощально качнулись и затерялись в тени лип…

-Рраз…два…трри…четырре…пять! – восторженно считал маленький Илюша купюры в руках своей матери.

-Шесть, семь, восемь, девять, десять, - продолжал деловито Егорка, - Мам, а это что такое? – он вертел в руках визитку, с одной стороны которой были отпечатаны имя и номер телефона, а с другой – много мелких букв, написанных от руки:

-Од-нажды ты воз-никнешь на пороге,
И я вернусь в по-терян-ный свой рай.
Растает всё – и годы, и тревоги…

успел довольно сносно прочитать Егорка, прежде чем мать забрала у него карточку, чтобы положить её вместе с деньгами в кошелёк.

-Мама, а мы купим папе в больницу кефирчик? – Илюша с удовольствием ухватился за крепкую руку матери; Егор привычно уцепился за её вторую руку, и локомотив тронулся в путь.

-Обойдётся, - перед глазами Люси стояла крепкая голая фигура атлета, и странные мысли бродили в её голове, - Пусть на больничных харчах посидит. Герой…

"Мы с тобой одинаковые – нас бабы не любят!"
Атлет повернул ключ зажигания и усмехнулся. Ох, уж этот сын профессора философии! Каким был, таким и остался – самонадеянным болваном, умеющим пускать пыль в глаза. Вот откуда этот алкаш, лентяй и балабол может знать, любят кого-то бабы или не любят, и нужна ли кому-то их любовь, когда сами бабы ни черта в этой любви не смыслят? Выбирают абы кого…

Атлет открыл перчаточный ящик и извлёк оттуда блокнот.

"Ах, Люся, Люся! – пробормотал он, водружая на нос очки.

Карандаш выводил в рифмы на чистом листе сотни раз передуманное, перечувствованное, высказанное…

Тёплый летний вечер тихо проплывал над маленьким провинциальным городком и его жителями.

Марина Новикова-Шведт

18.07.2022г.