отчетливая видимость может лгать. К примеру, весло в воде выглядит сломанным – оптический обман бывает очень убедительным. Чувства требуется не только услышать, но и допросить: весло не сломано, что легко подтвердит осязание. Так чего ты хочешь от своих познавательных способностей: внешней достоверности мнимой очевидности или глубоко лежащей истины?
Каждый раз, имея дело с теоретическими конструкциями, я убеждался, насколько они уязвимы: либо в силу отсутствия достаточных оснований и собственной относительности, либо в силу своей частичности. Всегда найдется другой конструкт, и откроются возможности для подмены достоверного – ложным. Всему виной фанатизм рассудочности, прикрытый благими намерениями, обманом, принятым за истину, стройной формулой с ошибкой внутри.
Прислушиваясь к глубинам, где вскипала магма, я оценивал свои прежние логические построения и мгновенно их преобразовывал. Так бывает, когда от малейшего толчка, нарушившего равновесие, мысли твои приобретают противоположную ясность. Я пытался игнорировать абсолютное, врожденное знание, настойчиво мне говорившее, что предоставить себя стихийному потоку – и есть зло. Ведь для свершения добра необходим труд, причем – искусный. Но как же бездеятельный принцип интуитивного следования естественному ходу вещей? Я все понимал неправильно! Да – невмешательство, но рассудка, привязанного к обычным представлениям физической реальности, что является обратной стороной истинного "деяния"– активности интеллекта на высших уровнях! Никто не вправе нарушать движения хрупкого чувства, тайно ищущего свой подлинный и единственный объект, однако ему как воздух нужны помощь, опора и защита – действенность любви.
Словно отстранившись и просканировав внимательным взглядом, я увидел себя – корчащегося в сопротивлении раскручиванию спирали. Звучащие невнятно темы, брезжащие догадки и предчувствия пробудились, расправились и развились в мелодичный строй: наконец-то маленькая, юркая, как мышь, ошибка была поймана. Ждать, когда что-то сделается в твоей жизни само собой – это беспомощно повиснуть в том самом декартовом промежутке, когда нет гарантии ни в чем, даже в наступлении следующего момента, в том, что мир не исчезнет, и сам ты не умрешь на половине мысли. Но искать основы с помощью рассудочных методов, значит заведомо плутать в лабиринте, ибо, когда какую-то структуру объявляют последней, она отсылает к чему-то еще, и так всякий раз, пока не столкнешься с чем-то, что не может быть структурировано. А ведь детали никогда не могут дать полного представления о чем-то большом. Лишь интуиция способна постигать жизнь целостно – в глубинных проявлениях, в свободном потоке изменений, в длительности.
Сознание будто очистилось от коросты: от всего вошедшего в него без моего согласия, вошедшего не понятым, не расшифрованным – не вызвав в свое время удивления, не пройдя через чувство. "А ведь ты бросил ее",- подумал я, и спираль, страшно сопротивляясь чужому усилию, вырвалась, освободилась и вернулась в свое естественное состояние. Что-то произошло в моем природном механизме, включилась защита, какие-то клапаны сработали и заблокировали внешнее воздействие,– наступила, вонзилась в меня минута, которую нельзя было пропустить.
Включив зажигание, я сорвал машину с места. Если любишь, никакие обстоятельства и события не могут иметь для тебя значения: только ты – тот единственный, кто способен для нее хоть что-то сделать. Разум должен верить чувствам – лишь они не лгут и поддерживают волю к жизни. Скрытый эгоизм – вот главная ошибка сознания. Так можешь ли ты, познав состояние полной свободы, кожей ощутив первостепенный и всеобъемлющий смысл любви, бросить ее на произвол судьбы?!
Сердце мое сжималось от ощущения надвигающейся беды, которую я спешил предотвратить. Без сомнения за Даной следовало ехать в гнездо, где пряталась ее старая боль. Квартиру эту я давно запланировал продать, правда, сказать об этом пока не решался,– Дана испепелила бы меня за посягательство на последний оплот своей надежды на независимость, все еще маячившей в мыслях, как в тумане.
Непривычное волнение мешало мне быстро найти ключ, который как обычно почти бесшумно повернулся в замке.
Фила я в первый момент не увидел, а Дана стояла ко мне вполоборота спиной. Она была обнажена, но что-то в позе, в каком-то замеревшем испуге, в руках, отгораживающих свое пространство, присутствовало такого, что нельзя было не понять, а тем более – осудить, и говорившего об отчаянии на краю пропасти. Я резко шагнул к ней и протянул ей руку. Дана обернулась, глаза ее беспомощно метнулись, слились со мной взглядом, она вскрикнула и вмиг оказалась в моих объятиях, дрожа всем своим беззащитным телом.
Филипп, не снявший даже куртки, стоял в полной растерянности, нелепо держа в руках кружевное белье Даны. Мне потребовалось усилие, чтобы вздохнуть и сказать ему:
-Фил, если не хочешь, чтобы я убил тебя, исчезни.
Он опешил:
-Никита? При чем здесь ты?… Она сама… Я не понял, ты откуда взялся?
-Уйди!- прорычал я и услышал, как дверь за ним мягко закрылась.
-Ну, все, успокойся,- пытался я говорить Дане, однако ее сотрясали рыдания, перемешивавшие слезы с жидкостью из носа и рта; все это я вытирал, уложив Дану на кровать, накрыв ее собой, своим расстегнутым пальто.
-Кит!!!- она посмотрела на меня расширенными глазами.- Ведь он совершенно чужой, я его не люблю и даже не чувствую! Боже… что же это? Я ждала тебя!
Голос ее дрожал и болезненно отдавался во мне каждым звуком.
-Я пришел.
-Ты чуть не опоздал! И случись это, я не захотела бы больше жить.
-Я не мог опоздать!
-Но это чуть не произошло…
-Все уже хорошо.
-Ты уверен? А что же было?
-Спираль. Ты до сих пор пытаешься освободиться от прошлой боли и сопротивляешься спирали.
-Да, мне хотелось боли, чтобы заглушить ту, первоначальную, по-прежнему рвущую душу… Infandum renovare dolorem.
Вот когда я ужаснулся тому, что мог так бесконечно и слепо доверять рассудку, неизменно вносящему в чувства ложь и самонадеянно приписывающему явлениям качества, им не присущие. Сознание постоянно извращает содержание любого из них, различные его структуры накладываются друг на друга, переозначивают себя, экранируются, создавая иллюзию объективного взгляда и понимания окружающего, тогда как истинное, упакованное где-то в тени, остается до времени неузнанным. И требуется мудрость инстинктивного ума, умеющего различать кажущееся и действительное,– способного не приумножать зло, а уменьшать его. Только этот природный наставник помогает очищать чувства и укрощать эгоизм нашей природы, учит восполняться возлюбленным существом и находить в нем отражение мыслей, тебе незнакомых, но известных твоей душе.
Как мог я позволить ситуации зайти так далеко! Дану била дрожь, и объятиями мне хотелось впитать ее боль по капле, чтобы растворить в себе. Я словно держал в руках, как ребенка, нашу совместную, истинную для обоих, жизнь, и чувства мои взмывали к апогею, рождая благоговейное удивление силе этого переживания, нестерпимого по интенсивности, походившего на сладостное мучение и казавшегося большим, чем можно вынести. И все же я покорял эту вершину, ощущая, как Дана освобождает спящие во мне силы, непостижимым образом связывая меня с универсумом и представая средством, которым говорит со мной сама жизнь. Я понимал, что буду прощать ей не только слабости и кокетство, вылезшее сегодня перед Филом против ее воли; я прощу ей даже измены, случись таковые, ведь она через любовь подарила мне внутреннюю свободу и открыла иной, нежели я знал до этого, мир…
***46
Как обидно было слышать Норе об увольнении своей любимицы, приносящей удачу в делах и любви. Не умерял эту боль даже доставшийся ей в утешение Климов, который как-то обронил, что Дана и его мысли во многом изменила. Споры между ними переходили порой в яростные ссоры, но он гасил их своей непробиваемой рассудительностью, хотя Дана была строптива и неуступчива. Тем не менее, с каждым днем они беседовали все более дружески. Нора не вступала в их дискуссии, поскольку порой желала наброситься на Климова и защищать Дану, но тут же ей хотелось пристыдить подругу за несправедливые нападки на возлюбленного умника.
-А ты поэт,- как-то заметила Климову Дана, и ночью, целуя Нору, он не преминул повоспитывать свою женщину:
-Твоя подруга более наблюдательна в отношении меня, чем ты.
-Я с ума схожу от любви к нему, а он еще о чем-то мне пеняет!- защищалась Нора.- Ты так и остался жестокосердным мучителем: ни одного нежного взгляда днем! Знаешь, как тяжело видеть твое напускное равнодушие?
-Предпочитаешь сюсюканье на людях?
-Каждый раз мне кажется – все кончилось, и ты разлюбил меня.
-Что за глупости?
-Твоя внешняя холодность невыносима для меня.
-Придется на тебе жениться,- сказал он, повернулся на бок и тут же уснул сном праведника, оставив Нору в полном недоумении.
Она часто думала о замужестве, но семейная жизнь казалась ей не слишком привлекательной, ибо, будучи женой, легко потерять собственное лицо и превратиться в хозяйственный придаток мужа. Вот если бы Дана всегда находилась рядом, пусть даже недосягаемым идеалом.… И все-таки Климов был нужен ей, она боялась одиночества и, оставаясь на очередном перепутье, теряла потребность в еде, не спала, металась среди друзей и знакомых. Бизнес какое-то время позволял Норе ощущать себя сильной и самодостаточной, но огромный круг общения не приносил избавления от тоски по ночам. Ей уже не хотелось свободы как таковой, а отсутствие внешнего понуждения от кого-то более разумного представлялось бременем. Она устала от постоянной ответственности за каждый свой шаг, это лишало ее тайно желанного ощущения женственности. К тому же Нора уверилась, что является существом асоциальным по своей природе, способным в низменных импульсах искаженно принимать зло за добро, поэтому она интуитивно цеплялась за Золотова, а позднее за Дану, чью нравственность не подвергала сомнению.
Встреча с Климовым породила у Норы подозрение, что, наравне со стремлением к независимости, в ней сидит инстинктивная тяга к духовному лидеру, способному дать ей опору в нравственном смысле. И все же главным было то, что Климов избавлял ее от физического одиночества и дарил ей ощущение их взаимной принадлежности друг другу. Правда, Норе приходилось преодолевать в себе тлеющее и готовое в любую минуту разгореться сопротивление своему новому порыву, ведь "послушничество" отдавало ее в единоличное распоряжение Климова, а это означало качественно иное, нежели раньше, существование. Хотя, конечно, решения оставались за ней, но невероятно сильна была привычка к самостоятельности волевой бизнес-леди. Тем не менее, Нора сказала себе: мое тело желанно для моего мужчины, а значит, остается перестроить сознание и научиться получать через способность отдаваться. Только так я смогу стать истинной женщиной, а не просто существом женского пола.
Эта внутренняя борьба обостряла ее чувства и рождала новые мысли. Прошлые она вспоминала, удивляясь их незрелости, хотя не имела уверенности, что именно теперь
Реклама Праздники 20 Октября 2024Работников пищевой промышленностиРаботников дорожного хозяйстваДень военного связиста 30 Октября 2024День моряков-надводников 22 Октября 2024Праздник Белых Журавлей 1 Января 2025Новый год 7 Января 2025Рождество Христово Все праздники |