Равиля такая интересная, заводная личность, что её истории, рассказанные на наших встречах, так и рвутся записаться, обрасти мелочами, диалогами, отредактироваться и отправиться в плавание по океану Интернета.
Вот одна из них…
Сейчас каждая школа из кожи вон лезет, придумывает общую форму для всех. Где-то ходят в тёмно-зелёном, где-то в клетку или полоску, а когда учились мы, школьной формы не было. Каждый ходил в том, в чём хотел. Тогда дефицит товаров уже был счастливо преодолен «челноками», заваливших рынки шмотками. Девчонки в классе часто хвалились обновками.
Но была у нас одна Вика. Кличку носила – Утка. От фамилии Уткина. Вот та ничем похвастаться не могла. Ходила в немодном старье, чаще в спортивном синем костюме. Жалась к стенкам в коридорах, старалась лишний раз не отсвечивать. Была она невысокая, чёрненькая, с острым носом. Ходила, слегка припадая на одну ногу. Короче, кличка была в тему!
Говорили, у неё мать пила, а училась Утка на твёрдые четвёрки. Но её никто не замечал. Говорили, в какой-то клуб ходила, чем-то занималась, но нашу кампанию это не интересовало.
Школьные годы как-то незаметно пролетели. На выпускном бале, вообще, эту Вику не помню. Меня другое волновало – пригласит Равиль на медляк или нет. Этот симпотный парень – спортсмен мне нравился с начала десятого класса. И он пригласил, два медляка танцевали, а через три года мужем стал. Родные хохотали: «Вам на веку написано было быть вместе, даже имена одинаковые: Равиль и Равиля». Он после Армии через год, я после окончания училища культуры окольцевались, дочку родили. Проработала несколько лет в одном клубе, потом переехали в Татарию, в город на берегу Камы. Там жили родственники мужа. Мы как-то приехали в гости и обалдели от красоты. На улицах старого города двухэтажные старинные купеческие дома. Девятнадцатый век, ни дать, ни взять! Буйно цвели яблони, вишни. Красота! Вот и переехали. Квартиру купили, правда, в спальном районе, далеко от Камы, от исторического центра. Окна выходили на шумную улицу, зато квартирка была классная. Муж работу в автосервисе нашел мгновенно, и платили в два раза больше, чем на прежнем месте.
Меня приняли методистом по работе с детьми в один клуб. Когда в первый день вошла в методкабинет, тоже понравилось. Просторно, светло, окна большие, цветы на подоконниках. Коллектив резво собрался на совещание. В глаза бросился обалденной красоты паренёк – татарин, потом вошёл бабай с седой бородой, в тюбетейке, как оказалось позже, звукооператор и завхоз. Меня представила директор – дама приятная с тёплым голосом. Когда совещание закончилось, кабинет наполовину опустел. Мужчины, директор, художница ушли. Другие, пятеро дамочек лет примерно от двадцати пяти до сорока показали мой рабочий стол. Откуда-то появились чашки с чаем. На стол поставили и для меня бокал, потом водрузили тарелку с печеньем и шоколадными конфетами. Придвинули стулья, окружили. Стали расспрашивать, откуда приехала, где работала…
Атмосфера стала домашней. Я расслабилась. Весело отвечала на вопросы, успевая хрустеть печеньем и запивать чаем, но счастье длилось недолго. Худрук – высокая брюнетка вдруг вскочила, взглянула в окно и воскликнула: «Девчонки! Гром идёт!». Хореограф выскочила за дверь, другие мгновенно спрятали чашки, тарелку, унесли стулья на место, заняли рабочие столы, вытащили папки, бумаги. Концертмейстер проворчала: «Неужели закончилось совещание в отделе культуры? Что-то рано Гром топает».
– А кто такой Гром? – спросила методиста Веру, кругленькую улыбчивую блондинку, стол которой стоял впритык, напротив моего.
– Заведующая оргметодотделом. Правая рука директорши, – чётко отрапортовала она и добавила мягче, – только Танзиля Зиатдиновна у нас – человек, а эта! Сами увидите!
Вскоре увидела. Стремительно вошла в кабинет не очень высокая, хрупкая дамочка. Неброский макияж, очки в тонкой оправе. Стрижка – волосок к волоску, и не ясно – свой пепельный цвет или отличная работа парикмахера. Модный костюм, удобная кожаная обувь. И строгое, я бы сказала, даже злое лицо, которое смутно показалось знакомым. Хорошо поставленным, уверенным голосом задала вопрос худруку о каком-то выступлении и начала кидаться замечаниями. Прилетело всем, кроме меня. Потом так же стремительно вышла.
– Что это было? – спросила шепотом. Вера тихо ответила. – Обычное дело. Такой стиль работы у Громовой.
Сначала я размечталась, что попала в место, похожее на угол рая, да круто обломалась. Гром была вездесуща. Видела и слышала всё и ничего никому не спускала. Мне тоже постоянно прилетало! Раз опоздала на десять минут, и что такого? У нас, вообще-то был ненормированный рабочий график. Но в клубе, если не было вечерних мероприятий, все были на рабочих местах в 9.00. Так что получила устный выговор. Сдала план работы на день позже намеченного лично ею срока, получи – распишись! А при разборе моего труда, чего только про себя не наслушалась! Три раза переделывала. Ладно, это хотя бы относилось к работе, но она привязывалась и к тупым мелочам. Однажды прошлась по моему наряду!
– И это платье для сцены? Надо шарфик на плечи накинуть, в костюмерной есть. Как раз в тон.
– Зачем? – обалдела я.
– Вы к детям с таким декольте решили выйти?
Если бы она не была выше по положению, я бы ответила, мало не показалось, но пришлось топать в костюмерную. Пройдя несколько шагов, обернулась, и наткнулась на взгляд Громовой и снова обалдела! Это был другой человек! Не лицо, а мордочка растерянной серой мышки. Но только пару мгновений. Мимика сразу изменилась. Холодным тоном спросила: «У вас ещё вопросы?» Но тех мгновений хватило! Я узнала её – нашу бывшую Утку – дочку алкоголички!
– Вика? Ут…– чуть по давней привычке не брякнула: «Утка», но спохватилась и добавила «кина». – Это ты? Я, вообще, не узнала! Так изменилась! Внешность, голос, походка! Да любой из наших бы не узнал. …Вот это преображение! – пока говорила, лицо замдиректора меняло выражение каждую секунду. Удивление, раздражение, гнев, следом растерянность, боль и снова презрение, высокомерие. А меня несло! За месяцы работы накопилось к ней столько негатива, что он требовал немедленного выброса.
– А меня разве не узнала? Я волосы не красила, очки не надевала, походку не меняла. Или нарочно прикидывалась, что не знакомы. И ты тоже …работник культуры! Кто бы мог подумать?! Стильная, классная, властная! Ты ли это, Вика!
– Хватит, достаточно! – перебила она, но я не подумала подчиниться Утке.
– Почему хватит? – спросила с вызовом. – Не всё ещё сказала. Ты когда успела в такую, блин, ...фурию превратиться? Если бы своими глазами не видела, ни за что ни поверила. А ваши знают про твоё прошлое, про пьющую мамашу?
Заведующая дёрнулась, прижала кулак к щеке, на пальце блеснуло красивое кольцо с зелёным камнем. Я ждала. Она спросила тише: «Шантажировать меня придумала? А я считала тебя в классе человеком. Ты никогда не задирала меня, не обзывала, не унижала, но значит, я ошибалась. Ты была, как все».
Мне вдруг нестерпимо стало стыдно. Отвела глаза, но тут же рассердилась и строго сказала: «Ты можешь делать замечания по работе, если по делу, а во что одеваться, буду решать сама! И за шарфом в костюмерную не пойду!»
Виктория вздохнула и сказала: «Твоё дело. Но, учти, мой сын свой класс на твоё мероприятие пригласил. У них несколько мальчиков – глубоко верующие мусульмане, в мечеть ходят, арабский язык учат. Так что после мечети на твои прелести им бы смотреть … не следовало». Слова были сказаны Викой неожиданно мягким тоном, но они словно плетью хлестнули по лицу. Почувствовала, как горячо стало щекам. Быстро извинилась и рванула за шарфом.
Потом несколько дней избегали друг друга. Я реально изнывала от любопытства. «Как, – возмущенно кричал внутренний голос, – эта хромая утка могла превратиться…» Не хотелось выговаривать даже про себя это слово, но другого невозможно было подобрать, и пришлось выговорить себе: «В красавицу! Ещё в классного специалиста, правда, не всегда умеющего работать в команде. Но кто виноват? – тут же задала себе неприятный вопрос. – Откуда было научиться, если мы не брали Уткину на мероприятия, командные конкурсы, а в спорте она, понятно, была ноль с её хромотой, но не приглашали на дни рождения, на дискачи, что устраивал Вадька дома, когда родители сваливали в командировку. Нам с Уткой даже рядом стоять было стрёмно, не то, что в кампанию позвать. Но как мать – алкашка смогла выучить её в институте культуры? И как она поступить смогла? А на лекции тоже ходила в спортивном костюме? И кто её, такую …несуразную, замуж позвал? И куда делась хромота?
Вопросов в голове было море, и не было ни одного ответа.
Потом гадала, стоит ли позвонить одноклассницам, рассказать о преображении Утки в очаровательную дамочку – Дюймовочку с властными замашками и эксклюзивными украшениями? Сообщить или нет о её царствовании в клубе, где никто, кроме директора не смел слова поперек сказать?
На некоторые вопросы смогла найти ответы у коллег. Уткина, действительно, окончила Институт культуры в Казани, и жила не в общаге, а на квартире. Она была замужем, имела сына – второклассника.
– Ты видела её мужа? – спросила как-то у Веры. Та ответила отрицательно и добавила, что слышала, будто он – преподаватель, довольно симпатичный, но имеет физический недостаток – прихрамывает после того, как в детстве с родителями попал в аварию.
Поговорить откровенно мне удалось с Викой только через две недели, когда девчонки собрались поздравить её с днем рождения. Было много цветов, добрых слов, вручение общего подарка. Вика была на себя не похожа – лучезарно улыбалась и разговаривала даже ласково. Отмечали в нашем кабинете, сдвинув столы. Поляну накрыла отличную. Даже богатую. В конце толкнула ответную речь. Нашла для каждого добренькие словечки, чем вызвала изумление у работников клуба.
Вышли мы из здания вместе, и оказалось, мне с Викой по пути. Взбудораженная посиделкам и выпитым шампанским, была оживленной, многословной, и совершенно не походила на строго директорского зама, которого за глаза называли «Гром».
По дороге разговорились откровенно. Наконец, я узнала ответы на вопросы, которые не давали покоя. Оказалось, что Уткина была одной из лучших в детской театральной студии в клубе «Прогресс». Озвученный список ролей, сыгранных на сцене, меня сразил на месте. Никак не могла подумать, что наша серая мышь выступала перед публикой. С её невыразительной, как всем казалось, внешностью и лёгкой хромотой к сцене никто бы на пушечный выстрел не подпустил, а она дипломы да благодарности в папочку собирала. Играла, например, в сказке о Салтане Бабариху и получила грамоту за лучшую характерную роль аж на республиканском конкурсе!
– Режиссёр в клубе не смотрела на то, кто есть наши родители и как мы одеваемся, она умела разглядеть в ученике талант и делала всё, чтоб его раскрыть, – особо отметила Вика.
Потом они съездили на юбилей к родственнице. Вика помогала хозяйке. На празднике было скучновато, и она, найдя в чулане какую-то рвань,
Спасибо! 
Ведь дети не виноваты, что у них пьющие родители.
И когда-нибудь они становятся взрослыми.