46
Выстраивание своей объединенной концепции я провожу на базе православного христианского аскетизма так как духовный мир мне раскрывался именно в рамках этой концепции. За долгие годы проведенные в данной концепции я много читал и слушал лекции подвижников и богословов, поэтому считаю, что узнал более достаточно для рядового верующего и если с буддизмом я знаком очень поверхностно, то с православным христианством я знаком достаточно глубоко, в теоретической части конечное. Формируя свою объединенную концепцию, я главной целью ставлю уделять внимание действенным и проверенным духовным инструментам и у монахов православного христианства было несколько инструментов, которых я не встречал ни в одной из других концепций. Об умной молитве, которая подразумевает поместить свой ум в сердце ранее я уже достаточно подробно писал, сейчас же речь пойдет о практике плача во время молитвы. Чтобы говорить о практике плача, необходимо понимание этого, скажем так инструмента. Если человек не знаком с христианской православной традицией плача, то сложно осознать ценность данного дара, так как плач ассоциируется с женщинами и детьми, но эта ассоциация не имеет ничего общего с духовной подвижнической жизнью. Для первого знакомства с молитвенным сокрушенным плачем полезным будет ознакомиться с житием преподобного Феофила Печерского.
Духовная традиция сокрушенного молитвенного плача, практикуемая подвижниками православного христианства, имеет глубокие корни, но о ней очень мало написано и я бы не уделил ей достойного места если бы на этом не сделал акцента преподобный Софроний (Сахаров) в своих заметках, которые были опубликованы уже после его смерти:
- «Итак, цель аскетического подвига в том, чтобы восстановить целостность человека, преодолеть дезинтеграцию человека, последствие падения, что достигается, прежде всего, соединением ума с сердцем. Люди обычно не знают того, что ум их живет одною жизнью, а сердце другою. Только когда человек плачет, его ум и сердце живут единым предметом, и это независимо от причины плача. Такое «психическое» состояние является признаком для аскета, что ум его сошел в сердце. Но слезы аскета связаны с сознанием своей удаленности от Бога и никак не с какими бы то ни было земными потерями. Плач о вещах мира сего не разрешается аскету. Его исканием является плач «духовный», то есть о вещах непреходящих, о Боге и жизни в Нем. Появление плача в молитве таким образом является как бы началом истинной молитвы. В своих дальнейших формах, когда ум аскета совершенно соединится с сердцем, и это становится его постоянным состоянием, слезы перестают быть необходимыми, и молитва достигает своей более совершенной формы — ЧИСТОЙ молитвы, когда Бог созерцается бесстрастным образом, выше всяких страстей и вне образов мира сего. Подобное созерцание приходит не ранее, чем аскет пройдет все стадии трудного подвига к достижению своей «интеграции»»;
- « … если аскету приходит духовный плач в момент, когда присутствуют другие, посторонние, люди, тогда он останавливает сей плач, перенеся его на другой момент, когда никто не будет видеть его».
Практика сокрушенного плача должна помочь в раскаянии содеянного в прошлом и служить признаком того, что раскаяние действительно достигает глубин души, а, следовательно, увеличивается вероятность получить прощение от Господа за тот или иной греховный конкретный поступок.
