Предисловие: Без предисловия.
«Если бы молодость знала, если бы старость могла»
Анри Этьен.
«Неправильным можно посчитать такого человека, который в типовых жизненных ситуациях поступает не так, как принято поступать в данном людском сообществе, то есть, неправильно».
ВСТУПЛЕНИЕ
В этот подмосковный город я переехал по меж городскому обмену квартир. Переехал и сразу же устроился работать мастером в цех сварных металлоконструкций местного завода тяжелого машиностроения.
Где-то через полгода после моего переезда на заводе праздновали День Машиностроения. Праздник проходил в субботу в актовом зале заводского Дворца Культуры. На этот праздник пригласили и меня по официальному пригласительному билету. И я пришел на него со своей женой. У нас как раз в этот момент гостила теща с тестем и дочь наша осталась дома с ними.
Праздник прошел великолепно. И мы с женой остались очень довольными. Но в понедельник ко мне на работе подошла культорг цеха, крупная внушительных размеров молодая женщина лет тридцати и сказала мне наедине:
-- Странный вы человек, Виталий! Не пойму я вас. Вы почему пришли на праздник с женой?
Я пожал в недоумении плечами:
-- Я всегда хожу на подобные мероприятия с женой!
Она рассмеялась и снисходительно похлопала меня по плечу:
-- Эх, Виталий, Виталий! Неправильный вы мужчина, я вам скажу. Совсем неправильный. Не так вы себя ведете, как надо бы себя вести в данных обстоятельствах. Неправильно! Не думаете вы об интересах коллектива, в котором работаете. И запомните, пожалуйста, очень вас прошу! На такие праздники у нас приглашенные мужчины ходят без своих жен. Это негласное, но обязательное условие для всех мужчин! А женщины у нас ходят без мужей.
С тех пор кличка «неправильный» прилипла ко мне намертво. Так и пошло в цехе:
-- Слушай, ты не видел нашего «неправильного»? Позовите «неправильного»! Надо спросить у «неправильного» и так далее.
Исчезло это прозвище из цехового обихода лишь потом, когда я начал успешно выходить в начальники.
НЕПРАВИЛЬНАЯ ЮНОСТЬ
В последнее время по ночам мне все чаще и чаще стала снится моя юность. Не детство, а именно юность. Тот самый отрезок моей жизни, когда я учился в старших классах одной из школ города Иркутска и когда во мне начали активно формироваться духовные, нравственные, культурные и интеллектуальные основы моей человеческой личности, той самой личности, которой я являюсь до сих пор.
Причем, снятся мне эти сны с такими мельчайшими подробностями и деталями того времени, что я не могу не удивляться. Такое впечатление, что я действительно по ночам возвращаюсь в те самые времена, когда я активно лепил из себя человека в меру своих собственных представлений о добре и зле, а также представлений, внушаемых мне Советской культурой и Советской идеологией о том, каким должен быть современный человек Великой Советской страны, лишенной всех мерзостей и гадостей современного капиталистического мира, управляемого денежными мешками.
Вообще-то, при нынешнем взгляде на себя тогдашнего, то есть, при взгляде на себя юношу через призму прошедших лет и потому как бы со стороны, не могу не отметить, что парнем я был довольно странным, и совершенно «непохожим» на своих сверстников, своих товарищей. А если поточнее, и по конкретнее, то я был во всем на крайностях, на углах, на противоречиях, как герои в стихах Павла Когана, поэта Литинститута, не вернувшегося с войны. – «я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал». Вот и я был во всем таким же угловатым.
Во первых, я любил учиться. Я понимаю, что для нынешних представителей молодежи такое заявление звучит просто дико. А точнее - сверх дико! Как это – любить учиться?! По нынешним представлениям, внушаемых сегодняшними Российскими СМИ, любить можно только лишь удовольствия, но никак не работу и не сидение за книгами! Как сказал Богдан Титомир, один из самых одиозных представителей современного шоу бизнесе в России, любить можно лишь деньги и секс. Все остальное находится вне любви для современного человека! Все остальное будет являться страшным наказанием для современного человека.
Так вот, они, нынешние, – любят зрелища и удовольствия. А я любил сидеть за книгами. И за художественными книгами, и за учебными. Для меня учеба была, остается и будет оставаться одним из самых увлекательнейших занятий в моей жизни - познанием окружающей меня действительности. Своего рода поход в неизвестность. А я всегда был любопытен «до чертиков в голове». Меня всегда интересовало не то, что у меня под ногами, а то, что у меня впереди. Мне всегда было интересно, что будет там, за поворотом, что будет дальше? Поэтому я любил заниматься сам, а не по указке или подсказке учителей. В каком бы виде они, эти учителя, не выступали.
Во вторых, я любил спорт. Свой утренний день я начинал с физзарядки и пробежки вокруг квартала. Каждый день, включая выходные дни, не смотря ни на какую непогоду. Я был по настоящему спортивным парнем. Я был членом школьной волейбольной команды, которая являлась одной из сильнейших в области. Я входил в сборную школу по легкой атлетике в беге на короткие дистанции и в прыжках в длину. И еще я выступал за сборную школы в беге на лыжах на десять и пятнадцать километров. Без спорта я своей жизни тогда не представлял и не могу представить до сих пор.
В третьих, я любил петь под гитару, на которой неплохо играл, и всегда выступал в концертах со студенческими и туристическими песнями, которые тогда гремели по всем дворам страны. Но я любил петь один, сольно, а не в каком-нибудь ансамбле. Потому что песня под гитару для меня являлась одним из способов моего личного самовыражения, а не какой-то там пустой «развлекаловкой».
В четвертых, я был активным, а точнее, активнейшим комсомольцем, «убежденнейшим» строителем светлого Коммунистического будущего для всего человечества на земле. Комсомольцем я был идейным, строгим, принципиальным, непримиримым и абсолютно бескомпромиссным. Поэтому, наверное, и кличку в школе мне дали соответствующую - комисар!
А потому, наверное, я был для других каким-то уж слишком чересчур. Чересчур правильный, чересчур идейный, чересчур прямолинейный, чересчур неподкупный, чересчур несговорчивый, чересчур совестливый, чересчур убежденный в своей правоте, чересчур непримиримый, чересчур много знающий, а потому чересчур самоуверенный, чересчур предсказуемый, а оттого не интересный в общении. То есть, по всем своим человеческим качествам я казался окружающим настолько правильным и настолько хорошим в кавычках, чуть ли не идеальным и потому настолько не жизненным, настолько не своим, что общаться с таким индивидуумом никому не хотелось.
И друзей в те годы у меня не было совсем. Только я этого не замечал. Я был слишком уж самодостаточен, чтобы обращать внимание на других. Поэтому вокруг меня были одни товарищи. Товарищи по учебе, товарищи по спорту, товарищи по месту жительства, товарищи по общественной работе.
Вокруг меня образовалась своеобразная пустота отчуждения, преодолеть которую мало кто пытался, да и мало, кто хотел. Меня сторонились. Точнее, как бы сторонились. Потому что не старались приблизиться. От меня старались держаться на расстоянии. Так спокойнее. Так надежнее. Даже девушки. Хотя парнем я был видным. Высокий, стройный, спортивный, симпатичный, довольно общительный. Но общительный как-то не по дружески, не по приятельски, а слишком уж по взрослому, свысока, назидательно, начальственно и поучительно.
То есть, ненормальным я был каким то парнем, неправильным, словно бы искусственным, не живым, ненастоящим каким-то, не от мира сего. Но я этого долго не понимал и жил, как бы со всеми, но совершенно отдельно от других, кто был рядом, не смешиваясь с ними и не растворяясь в них.
Судите сами. В седьмом классе на Октябрьские праздники я подал заявление о приеме в комсомол и стал комсомольцем, причем, «убежденнейшим» комсомольцем и очень активным. Через год меня избрали комсоргом школы, в должности которого я проработал до окончания школы. При мне комитет комсомола школы стал наравне с парткомом ведущим органом школьной жизни.
Мы все пропускали через себя. И не только учебную и дисциплинарную жизнь наших школьников. Общественная и культурная жизнь в школе буквально бурлила. В школе работал свой школьный театр, своя школьная самодеятельность, свой школьный эстрадный оркестр и свой оркестр народных инструментов. Практически все проблемы школы мы выносили на общие комсомольские собрания, куда приглашались в обязательном порядке представители школьной администрации, парткома, представители школьного комитета и представители пионерской школьной организации. Практической жизнью школы правили и управляли сами ученики во главе со школьной комсомольской организацией, то есть во главе со мной.
Помимо всего прочего, я был членом бюро горкома комсомола и являлся обязательнейшим участником всех комсомольских мероприятий города, на которых всегда выступал по вопросам комсомольской работы среди молодежи. Я выписывал журнал «Молодой коммунист» и «детальнейше» его прорабатывал с карандашом в руках. Даже больше, я пробовал читать самого Ленина, но очень быстро застрял в его бесчисленных ссылках на использованную им в работах философскую и политическую литературу. Я понял, что для Ленинских работ я не еще не дозрел: слишком уж мал был у меня свой собственный багаж историко - философских знаний. И я выписал себе для проработки журнал «Вопросы философии», который тоже читал с карандашом в руках.
И наша школа, а точнее, моя школа была единственной школой в городе, которой не спускали сверху план по принятию молодежи в комсомол. На городской конференции я выступил с резкой критикой этих самых планов, утверждая, что в комсомол надо принимать только лучших представителей молодежи, а не любых ее представителей, достигнувших четырнадцати лет по возрасту. При этом я во всю цитировал слова Ленина и других партийных деятелей страны по вопросам партийной работы среди молодежи. Цитировал слова, о которых никто из присутствующих не имел ни малейшего представления. Меня пробовали было осадить, одернуть, но я не унимался и продолжал свои выступления на всех городских и областных комсомольских мероприятиях. И на меня махнули рукой.
Черт с ним, с этим молодым фанатиком. Не будем ему давать план по приему комсомольцев. Пусть живет по своим правилам. Только не выступает. А то он нам всех комсоргов в городе «перебаламутит».
Школу я закончил на золотую медаль. И в Горкоме комсомола мне выдали направление в МГИМО на учебу. В те времена в
|