преподавателя сплетням, не забыв упомянуть и увиденное на первом этаже. Среди физиономий Вячеслав Владимирович не заметил Леру, уведённую всепреданнейшей подругой её Маргаритой в общежитие.
Павел Анатольевич Давыдов, всё такой же упитанный, как и при их последней встрече с утра, вошёл в университет через два часа после оповещения его о появлении Вячеслава Владимировича на бывшей работе. Не останавливаясь у сбежавшего, Павел Анатольевич, ведомый остановленным им преподавателем, ушёл, как послышалось учёному, «к директору университета». Возвратившись минут через восемь, мужчина подошёл к сбежавшему госпитализированному.
«Нет, ну я не могу оставить вас без наиважнейшей информации о том, как же без препятствий и лишних формальностей разрешилось дело. Вскользь замечу, что в этот раз автор точно отмерил время в восемь минут. А согласие их (ректора и главного врача) было в обоюдной выгоде. Ни университет не заявлял о сбежавшем из госпиталя Вячеславе Владимировиче, ни заведение для реабилитации душевно больных — о недостаточной безопасности территории учебного корпуса. А мужчину, половина лица которого для многих была не узнаваема, представили то ли сумасшедшим беспризорным, то ли заблудшим к университету из травматологического отделения пьяницей; его принадлежность оставили на фантазию ректора, главное, чтобы что-то отдалённое от госпиталя и сферы образования.»
Во время установки мужчины на пол, около Павла Анатольевича засуетился охранник и, не доверяя убеждениям главврача, хотел было сбегать к ректору, он она, облокотившись на широкие каменные перила лестницы, пристальным взглядом остановила отходившего от своего поста тяжеловеса, вынудив его помочь Павлу Анатольевичу довести Вячеслава Владимировича до автомобиля. Тело было вложено в ту же позу, в которой учёный в благоговении лелеял радость воссоединения с аппаратом, на то же место за водителем, после чего премиальная конструкция покинула парковочное место с закреплённым на нём необычным синим знаком.
— И что тебе не понравилось?
Вячеслав Владимирович грубо молчал.
— Я для госпиталя спрашиваю. — смягчился Павел Анатольевич, но также настойчиво продолжил. — Ну? Соседи не понравились? Раздражал кто-то? Или на свободу захотелось?.. Прими ещё поздравления.
— В честь чего? — не удержался резко спросить Вячеслав Владимирович.
— Ты первый, кому удалось сбежать.
— До меня никто и не пытался. — он утверждал.
— Были, конечно, были. Но ты единственный из них, кто вышел за пределы территории.
— Вышел?
— Пешком, да. До университета за пару часов дошёл? Кстати, зачем?
Вячеслав Владимирович не отвечал.
— Вот приедем, положим тебя в изолятор на несколько недель — на обследование, изучим твой феномен, заодно и подлечишься.
В неопределённой весёлости Павла Анатольевича Вячеславу Владимировичу отражалась часть Интерна, но что-то всё же отличало этих мужчин: в словах его бывшего водителя, вывел учёный, было больше «правды», он говорил мыслями; а главный врач что-то «таил» и недоговаривал.
— … раскрывать маршрут твоей прогулки мы не будем. Ты, я надеюсь, понимаешь, что и от тебя никто не должен об этом узнать. — Павел Анатольевич затвердел, и продолжил мечтать. — Из РАН, может быть, кто-нибудь придёт…
приедет. Не такие же они помешанные как ты. Откроем у тебя какие-нибудь способности, Нобелевскую премию получу…
— Пешком… пешком, — бурчал Вячеслав Владимирович, — я ехал… на машине.
— добавил так же груба, но смешавшись.
— Пешком, пешком.
— Нет, я помню, как меня… А, это вы узнать хотите, кто мне помог! — обрадовавшись найденной уловке, ухмыльнулся Вячеслав Владимирович, к которому начала закрадываться мысль сомнения в происхождении собственных воспоминаний. Он бы театрально потряс пальцем, да рука не поднималась.
— А кто тебе помог?
— Так я и… никто. — заигравшись, учёный забыл об обещанной конфиденциальности.
— И на камерах никто.
— А камеры у вас всегда работаю? — вспомнив прошлую ночь, поинтересовался Вячеслав Владимирович.
— Всегда.
— А я вам говорю, что на машине.
— Может быть ты её остановил у дороги или украл в деревне.
— Нет же, я из госпиталя.
— Как ты, если на машине, через пропускной пункт проехал? — сверкнув глазами в зеркало заднего вида, спросил Павел Анатольевич, всматриваясь в лицо пассажира. — И дежурный не остановил?
— Зачем я вам это рассказываю, вы «по камерам» всё знаете. — переменился Вячеслав Владимирович и на следующие вопросы уже не отвечал.
Москва мелькала теми же силуэтами, только менялись они в инвертированном направлении: с высоток, на много- и малоэтажки. Раздумывал Вячеслав Владимирович о многом, да и время, в которое у него не было дел физических, сопутствовало этому: почему Лера, написав записку, испугалась его, может быть не ожидала увидеть так скоро, а может и не она писала; проигрывал варианты диалогов с Интерном; объяснил себе стратегию ответа, если будут допрашивать…
Остановившись на нескольких кольцах, в десятом часу ночи автомобиль вернулся в госпиталь. Пока они проходили парковку, Вячеслав Владимирович бросил:
— А Сидоров и Амбаров?
— В одиночные перевели. Иванчук уверял, он «и пальцем ни к кому не прикасался», так что отправили в общую. Я и забыл… ведь умер он…
— Иванчук?
— Геннадий Львович.
Вячеслав Владимирович молчал. Он услышал слова, но не понимал их, в большей части от недоверия.
— Как-то Сидоров повернулся, да так что стукнул старика по голове. М-да… история. — вздохнул Павел Анатольевич после сокращённого пересказа, увиденного с камер.
После первых дверей их встретили санитары и, переняв госпитализированного, по указанию повели его в изолятор, повесив руки Вячеслава Владимировича на свои плечи, как коромысло. Мужчине даже показалось, что скорость преодоления ими коридора раздвижных дверей возросла не меньше, чем в два раза. Павел Анатольевич шагал впереди и свернул к пропускному пункту, а Вячеслав Владимирович поплыл дальше. Он принимал всё происходящее как данное, неподлежащее изменению и сомнению в их правильности и, проносясь мимо места недавних побоев, в отличие от большинства людей, тяжёлые, для многих страшные, воспоминания которых ввергают их носителя в тревогу или апатию, спокойно принял существование свершившегося и задержался взглядом, только чтобы рассмотреть оставшиеся детали, которые он помнил смутно. На стене поблёскивал из-под отбитой краски металл, прослеживались крупные царапины, остальное же — пол и скамья — свидетельствовали об высокой квалификации
уборщицы — излучали чистоту.
— А Интерн, то есть врач, он несколько дней врач, вы можете его позвать в изолятор, когда меня отведёте? — вопросительно рассматривая лица санитаров попросил Вячеслав Владимирович. — Ну он такой… с бородкой
Один из них недоброжелательно наклонил лицо к учёному, и Вячеслав Владимирович больше не пытался.
Коридор первого этажа был поделён в неравном отношении лестницей, и часть, к которой относился пропускной пункт, и прачечная был в несколько раз меньше правой (к ней относился кабинет ОБЖ), куда и был доставлен Вячеслав Владимирович, примерно на середину этой части. Массивная дверь изолятора, походившая на виденные мужчиной у одиночных камер, после проведения бейджем по сканеру (но этого уже у тех не было), встроенному в стену, щёлкнула и санитар, стоявший к ней ближе, потянул шестисантиметровую в толщину железную плиту в коридор.
«И снова точно! Автор, делаешь успехи.»
Включили свет, усадили Вячеслава Владимировича и вышли, заперев дверь. А учёный начал осматриваться. Оборудование, глянцевавшиеся в свете ярких ламп, этой комнаты…
«Её лучше назвать залом — достаточно больше комнаты, вмещая в себя не меньше трёх «небуйных», но до объёма цеха не добирает.»
… могло стоить дороже всего госпиталя. Такое количество аппаратов можно встретить, собрав все приборы городской больницы. Сидел Вячеслав Владимирович в углу на точно такой же кровати, как в «Небуйной» (они не отличались во всём госпитале) ближе к двери, с левой стороны. Рядом с ним, по стене удаляясь от входа, стоял письменный стол, за ним небольшие стеклянные столики с расходным медицинским материалом, за ними до угла выстроились шкафы с теми же инструментами и лекарствами. У следующей стены располагались кушетки, подле каждой стояли те самые сверкающие аппараты: УЗИ, ЭКГ и пр., и пр. Угол, который служил концом диагонали, начинавшейся у кровати Вячеслава Владимировича, был заполнен непрозрачным пластмассовым ящиком.
«Так от общего объёма была отделена душевая кабина, раковина и унитаз.»
Ближе к центру от него царствовал громоздкий стоматологический комплекс, а остаток площади отводился для офтальмологических нужд. К последней стене относились мелкие медицинские приборчики, беговая дорожка и велосипед.
Дверь была сплошная — окошек и любых других отверстий не имела — поэтому
вошедший минут через пять поинтересоваться наличием вечернего аппетита Вячеслава Владимировича Павел Анатольевич, помедлив у двери, сканер которой не сразу просканировал его бейдж, заглянул в изолятор. Получив отрицательный ответ, главврач помог учёному лечь и, пожелав приятных снов, выключил свет. Когда дверь закрылась Вячеслав Владимирович увидел отсутствие окон и в стенах, в тишине услышал подсвистывающую вытяжку.
Спал мужчина долго и крепко, без снов.
Проснулся Вячеслав Владимирович в неизменившийся темноте с тяжёлой головной болью, которая часто случается, когда пересыпаешь, и продолжил существовать в пробуждённом состоянии бессловно и бездвижно. Вскоре, не более чем через несколько минут, щёлкнула дверь, и учёный закрыл глаза от ослепляющего излучения ламп.
— Доброе, доброе утро, Вячеслав. Как спал? Выспался? — поинтересовался главврач.
Мужчина долго не отвечал, собирая мысли и привыкая к свету.
— Павел Анатольевич, сможете выполнить просьбу? — проигнорировал вопрос Вячеслав Владимирович.
— Ты сбежал… и это зависит от просьбы, но для таких «особенных» могу и потрудиться.
Павел Анатольевич приподнял изолированного и сел за письменный стол, разложив бумаги, строки ФИО которых были заполнены инициалами физика.
Вячеслав Владимирович приоткрыл глаза.
— Ко мне может зайти Интерн?
— Кого вы так между собой называете?
— Мужчина, ходил на осмотрах за вами, квалифицировался во врача… с бородкой ещё.
Павел Анатольевич призадумался.
— Да нет у нас таких.
— Как нет, если был. Он меня ещё на процедуры первые дни водил.
— Ты сам ходил.
Сдвинув в удивлении брови, Вячеслав Владимирович выпятил нижнюю губу.
— И как там эти судебные врачи работают. Кладут с одним диагнозом, а выходит другой, а мы ещё за ними и не перепроверяем. — возмутился Павел Анатольевич.— Ничего, вот обследование пройдёшь, и мы всё про тебя узнаем. Рассмотрел уже наш изолятор? Лаборатория! — врач горделиво огляделся.
— Нет. Не может быть, чтобы не было, — истерически усмехнулся Вячеслав Владимирович. — Да он же… Я к нему прикасался…
— Не было.
— Тогда дайте поговорить с Матвеевичем.
— С ним можно.
— Сегодня.
— Устрою, когда получится.
Вячеслав Владимирович был введён в искомое состояние истины. Рот его, отвечая на вопросы Павла
