фото - https://proza.ru/2021/02/10/55
*
Буду называть его Кобзоном.
Не из дурного воспитания, или панибратства:
Кобзон – это легенда и памятник.
Да и при жизни он был уже памятником.
А памятник назвать Иосифом Давыдовичем как-то даже и не к лицу.
*
Правильно – он был, конечно, Давидовичем – отца звали Давид.
Потом – кто-то, что-то перепутал и он стал по паспорту Давыдовичем.
*
Первый раз…
Дело было во второй половине девяностых…
В панике позвонила NN, вдова моего старшего киношного приятеля –
их сын попал в очень, очень непростую историю…
*
… что делать – я не знал.
Моих возможностей разобраться – даже и близко не хватало.
Обсудили – и вспомнили, что муж её когда–то имел ТВ-дела с Кобзоном.
Сложили наши связи, нашли телефон и я позвонил…
*
... ожидал услышать какого-нибудь секретаря, но трубку снял сам Кобзон – этот голос не спутаешь.
Почти уверенный, что сейчас он меня вежливо пошлёт в дальние края, я стал сбивчиво объяснять,
намекая на то, что это не телефонный разговор и я не всё могу сказать –
ну, чтоб напроситься на встречу…
Тишина на том конце провода (как тогда говорили) была такая,
словно Кобзон ушёл, а трубку засунул под матрас.
А он вдруг назначил встречу в ресторане гостиницы «Пекин»…
*
Вдова хоть и жила неподалёку, притащила меня в «Пекин», за памятником Маяковскому, часа за полтора.
Официант усадил нас за столик, убрав извечную табличку «Стол заказан»…
*
… было начало дня, мы сидели, ждали и я всё слушал её взволнованное:
- «А что любит кушать Иосиф Давыдыч, вы не знаете?»
Ну откуда я знал?
В итоге вдова назаказывала кучу китайских закусок,
как вдруг опомнилась:
- «А вдруг Иосиф Давыдович не ест свинины, вы не знаете?»
Ну откуда ж мне было знать.
*
Кобзон пришёл ровно минута в минуту –
тёмный костюм, белая рубашка, галстук, чёрные туфли.
На меня глянул пару раз, когда я встал поздороваться…
*
Ничего не ел, но из тактичности поковырял в закуске.
Внимательно слушал, запивая сигарету жёлтым чаем…
*
… идеально вежлив, невозмутим, ни разу не улыбнулся…
помню, я подумал,
хоть и не похож, конечно, но чем-то неуловимо напоминает грустного клоуна Бастера Китона, который никогда не улыбался…
*
… с полчаса сидели…
Выслушал.
Обнадёживающе сказал:
- «Подумаю, что тут можно сделать. А сейчас - извините – дела».
И ушёл.
*
- «Какой человек! Какой человек!» – восхищалась вдова за столом.
- «Но он же ещё ничего не сделал», - возразил я.
- «Не важно! Он нашёл на нас время!» – парировала она и показала на голову, - «А это у него парик, не знаете?»
Женщина – есть женщина. В любом возрасте и любой ситуации. А иначе она и не женщина.
Признаться, про парик меня тоже почему-то интересовало,
но откуда ж мне это было знать…
*
… подозвал официанта расплатиться.
- «Не извольте беспокоиться», - склонился тот в какой-то неестественной старорежимной любезности, - «Иосьдавыдч всё уже оплатили-с».
Но от чаевых не отказался.
*
Проблему Кобзон решил, блистательно решил.
Несколько раз я ему звонил, уточняя детали,
а в финале благодарная вдова велела мне отвезти ему в подарок семейную реликвию -
в большой и пышной золочёной барочной раме небольшую картину известного художника девятнадцатого века – вещь весьма стоящую.
*
Упаковали картину в пупырчатую плёнку от телевизора, в бумагу и я снова позвонил, заплетаясь в благодарностях…
- «Нет, нет, это лишнее», - услышав про презент, отрезал Кобзон.
Тогда я сказал прямо - это картина.
- «Поблагодарите, NN, что обратилась ко мне», – ответил Кобзон и положил трубку…
*
… лет с тех пор минуло почти пятнадцать.
Шёл 2013-тый год.
На одном из центральных каналов мне предложили сделать фильм о Германе Титове – втором космонавте СССР.
Я клюнул.
*
Кто в детстве не мечтал быть космонавтом? Из моего поколения - только девочки.
У мамы моей до сих пор висит фото из детского сада, где мне года три, я в фуражке и форме лётчика, с погонами майора на плечах.
- «Юрий Гагарин пьёт молоко – летает высоко», - назидали меня воспитательницы, заставляя пить кипячёное молоко с пенкой.
Трёхлетний майор ВВС ревел в голос горючими слезами, потому что знал –
как только эта мерзкая сопливая пенка прикоснётся к его губам, он тут же и умрёт, так и не слетав в космос.
*
Фильм не клеился.
И тут я узнал, что Титов был дружен с Кобзоном –
ну как же это не использовать!
*
… конечно, я слышал о нём всяческое ужасное – дружба с криминалом,
с законниками,
с Вячеславом Иваньковым, которого лишь немногие имели право называть Япончиком, или Японцем.
(кстати, правильно – Иванков – так на его могиле на Ваганьковском.
И на могиле матери рядом - Иванкова)
Кто из артистов не дружен с криминалом?
Но почти все это скрывают.
А он не скрывал.
Он не предал дружбы…
*
У него был рак – я знал это.
И не был уверен, что уместен со своим кином.
*
… на сей раз ответила секретарь.
Спросила мою фамилию и задала неожиданный вопрос:
- «А что вы снимали?»
Обычно этого никто не спрашивает.
Я назвал пару фильмов.
- «Я вам перезвоню».
*
… перезвонила довольно скоро и сказала, что он готов дать интервью –
тогда-то, во столько-то, гостиница «Пекин», номер такой-то.
Опять «Пекин» удивился я.
*
Телефоны звонили беспрерывно, секретарь еле успевала отвечать.
Оказалось - в «Пекине» у Кобзона был офис.
В большой комнате приёмная,
во второй, поменьше – что-то вроде переговорной – два кресла, диван, столик, какие-то вазы, картины на стенах.
За окном маячила могучая спина Маяковского в пиджаке.
Мы подготовили аппаратуру, камеру, свет, звук, разложили всё наше ТВ-барахлишко и сидели, пили кофе.
А я тревожно думал – а как писать синхрон при этих чёртовых вопящих телефонах?
*
Кобзон вошёл минута в минуту –
тёмный костюм, белая рубашка, галстук.
Он почти не изменился.
И никакого рака с виду.
Это было бы дежа вю, если б не … домашние тапочки …
*
… абсолютно уверенный, что он меня знать не знает и помнить не помнит, я встал навстречу.
Кобзон протянул руку, сдержано улыбнулся и чуть обнял за плечо:
- «Ты... как-то... не меняешься. Всё такой же».
Я решил – он обознался, перепутал меня с кем-то.
И он это понял.
- «Как NN?» - спросил он про пятнадцатилетней давности вдову.
- «Вот это память!» – подумал я –
когда человек живёт такой насыщенной общественной жизнью
и в день встречается с десятками людей, очень трудно помнить всех, невозможно помнить всех.
Но он помнил…
*
… секретарь принесла новенькие ботинки и рожок.
Пока одевал, разрулил по телефону пару вопросов.
Потом сказал, - «Всё! Работаем», – секретарь унесла телефоны, а городской отключила.
- «Фууу-у!» – полегчало – звук будет без телефонных трелей фоном…
*
… он был опытен.
Он давно привык к камерам, свету, микрофонам.
Интервью с таким человеком писать и интересно, и нет.
Он знал, что можно говорить, а чего нельзя.
Он знал, что в фильме от него останется минуты две.
Ну может, три.
Но для этого надо наговорить минут на тридцать, сорок.
Он говорил коротко, по сути, по делу.
Но всё это было как–то… казённо, что ли?...
*
Он говорил:
- «Вам, молодым, трудно понять – сейчас на космонавтов и внимания не обращают - они летают там годами и имён их никто и не знает. Но тогда, в шестьдесят первом...» –
вдруг замолчал.
Грустно покачал головой,
- … «Пятьдесят два года прошло… а кажется, это было вчера...» –
вздохнул,
- «… как время летит… » -
опять помолчал, -
- «… а тогда - Юрий Гагарин и Герман Титов были - полубоги…»
*
… и тут я, осторожно и тщательно подбирая слова, решил его чуть подловить,
ну чтобы как–то оживить эту заученную казёнщину:
- «А скажите – а вы не… не ревновали их… к славе, к известности?»
Спросить – завидовали – было бы слишком прямолинейно…
*
- « … ревновал?… хорошее слово…» –
оценил он мои филологические приседания
и как-то легко и запросто признался, -
- «…да, было дело…» –
задумался, -
- «… любой артист хочет быть известным. Если артист неизвестен, какой он артист? Признаться, грешным делом – немного завидовал. Особенно Юре…» -
объяснил, -
- «… первый человек в космосе! Первый человек, преодолевший земное притяжение…» -
он сакцентировал,
- «… притяжение планеты Земля...» -
придав этому не гравитационный, а какой-то иной, более высокий смысл, -
- «… первый человек в истории человечества… да и Герману тоже немного завидовал… мне грех жаловаться – меня тоже и любят, и ценят - и власть, и зрители. Но как – их любили – мне и не снилось. Они были богами, сошедшими с небес. Хоть тогда богов и не чтили. Их не просто любили. Их обожали. Молодые, красавчики, оба в военной форме – два первых космонавта - звёздные братья. Всенародная любовь была. Да что там всенародная – весь мир их знал! За границей про Гагарина вообще писали – он видел Землю глазами Бога! Как им можно было не завидовать?» -
и вдруг, словно что-то вспомнил:
- «… это не для прессы. Потом вырежешь. Я тогда тут рядом жил…» -
показал головой за окно, на спину Маяковскому,
- «… через Тверскую. У меня комната была в коммуналке. И соседка – бабЗина…» -
категорично помотал головой, -
- «… суровая старушка была. Сталинской закалки. В десять часов вечера дверь в квартире за засов запирала. А концерты кончаются не в десять. Евреев она – как в том фильме – не очень…» -
он иронично чуть усмехнулся, имея в виду нашумевший фильм «Брат», -
- «… о чём каждый раз всем свои видом напоминала мне на кухне…» -
и тут же уточнил:
- «… но молча - ни слова - и так понятно….»
ещё что-то вспомнил:
- «… как-то я раз слёг. Температура за сорок, лежу, почти в бреду, пот рекой. Вытащила меня бабЗина. Всё поняла, открыла дверь без спросу – подмышкой шайка и горячий чайник в руке – ноги с горчицей парила, банки ставила и мокрые рубашки на мне меняла, стирала и гладила. Я дня три ничего не ел, только воду пил. Когда полегчало, бабЗина принесла алюминиевую миску, как в армии - бульон с лапшой, алюминиевую ложку и кусок хлеба. А из миски торчала огромная такая куриная нога. И сказала…» -
он скопировал бабЗину, -
- «На. Поешь. Хошь ты и иврей, а кушать надо», -
тепло улыбнулся, -
- «…настоящая русская женщина: так – брюзжит, сердится, а подыхать будешь – она тебя с того света вытащит… сколько лет прошло – я до сих пор помню вкус того супа…» -
вспомнил, что сбился:
- «… Юра с Герой после полёта получили от советского правительства по чёрной «Волге». А у меня машины не было…»
опять уточнил, -
- «… но потом – я купил себе кучу машин. Мне было уже двадцать четыре…» -
он солидно сыронизировал, -
- «… но я уже был солист Всесоюзного радио. Ребята - на пару лет постарше. Тогда – этих теперешних скучных ночных унц-унц клубов не было. Но мы находили места, где можно было весело отдохнуть. Телефона у меня тогда тоже не было, ребята заезжали за мной, обычно на Юриной «Волге», звонили в дверь и говорили, - «Позовите Иосифа» – в квартиру как правило не заходили, чтоб не травмировать соседей своей знаменитостью. Спускались во двор и ждали в машине. А дверь всегда открывала бабЗина – её комната была ближе, да и вообще она в той коммуналке на дверях стояла. Конечно, она знала, кто такой Юрий Гагарин, и кто такой Герман Титов, и кто такие космонавты – радио у неё с шести утра во всю орало. И газеты с фотографиями она все видела. Да вся квартира их знала. Но бабЗина шла ко мне, без стука отрывала дверь в мою комнату и махала
