Вышел из лесу медведь, часть1, часть2

легко нашел. А запись с нее мне прислал товарищ, такой же полуночник, как и я.
-Полуночник?
-Да, не ложусь раньше 4 утра. Вот, рисовал тебя сегодня.
-Это ты меня? Так ты и, правда, художник?
-Правда. А ты не поверила сначала?
-Если честно, не поверила. Ни мольбертов не увидела, ничего такого.
-Все до сих пор в багажнике.
-Понимаешь, художники так не выглядят.
Никольский улыбнулся:
-Так, это как?
Она смутилась:
-Ну… Тебя самого нужно с натуры рисовать.
-Понравился? – посмотрел он на нее, продолжая улыбаться. Она отвернулась и приложила ладони к щекам:
-Не смущай меня.
-Не буду. Прости, дурацкая привычка. Я этим обычно малолетних липучек доводил, тем и отваживал.
-Представляю, каким ты был подростком, если сейчас такой…
-Какой?
Она покраснела и отвернулась.
-Хочешь, покажу тебе свои работы, чтобы ты не сомневалась в том, что я настоящий художник? Вот на ноутбуке – это то, что в двух галереях висит. Остальное я пока забрал, готовлю персональную выставку.
    Катя внимательно разглядывала файлы, а потом вдруг сказала:
-А вот это я видела. У нас в театре. Эту работу худрук приобрел для одного спектакля. Я когда костюмы моделировала, смотрела на нее. Это же просто фантастично хорошо.
-Не буду скромничать. Ценник на нее достаточно высокий – 10 тысяч евро. Так значит, это ты делала костюмы для "Сентиментального вояжа"?
-Да. Теперь их не увидеть. Остались только эскизы и выкройки. Хотя… есть и фото, Лёнчик делал, когда примерки были. Это осветитель наш. Он на все руки мастер и фотографирует очень хорошо.
-Лукьянов? Осветителем там?
-Ты знаешь его?
-Мы вместе учились. Он же большой талант, фотохудожник от бога. Поверить не могу, простым осветителем работает? У тебя есть его телефон?
-Конечно. Я ведь по контракту там… работала.
Тут глаза ее снова наполнились слезами. Никольский обнял ее и сказал:
-Не плачь, я постараюсь убедить их в том, что это была не твоя вина.
Он слышал стук ее сердца и ощущал, что предательски возбуждается, поэтому встал и пошел в кухню:
-Давай поедим чего-нибудь. Что-то я проголодался, – сказал он, а про себя подумал, как там у Евгения Шварца – если принцесса меня поцелует, я превращусь в медведя. По-моему я уже в него превращаюсь.
Катя вошла в кухню следом:
-Давай, я что-нибудь сварю или пожарю. Я хорошо готовлю, умею много чего вкусного делать.
-Да. Я много разных продуктов привез. Разберешься? Что-то в холодильнике, что-то в навесных шкафах.
    Он поскорее убрался подальше, ушел в свою комнату, потому что его тянуло к ней. Нужно успокоиться, приказал он себе. Но она вдруг вошла следом, держа в руках упаковку мяса:
-Миша, хотела спросить, это мясо можно?...
-Катя,– постарался говорить спокойно Никольский,– Выйди, пожалуйста. Я не могу…
-А как же мясо?
-Бери все, что нужно. И мясо в том числе,– сказал он и закрыл дверь на защелку перед самым ее носом.
    Он не мог припомнить, чтобы последние десять лет такое случалось с ним. Бывало в 20 лет, но потом он стал намного спокойней и рассудительней. А с женщинами так и вовсе был очень осмотрителен. Однако сейчас никак не мог справиться с собой. Сердце просто ухало у него в груди. Он быстро вышел и стал одеваться. А Кате сказал:
-Я скоро.
Пёс увязался за ним.
-Ты еще куда? – прикрикнул на него Никольский, но тот снова всунул свой влажный нос ему в ладонь.
-Ладно, пошли. Ты же голый, быстро замерзнешь.
Нужно пробежаться, что угодно, любую физическую нагрузку, думал Никольский, и бежал, потом шёл, вращая руками и делая махи ногами. Анубис радостно прыгал рядом и все время норовил лизнуть его в лицо.
-Я ведь чужой. Почему ты целоваться лезешь? – отталкивал он пса, но тот все же сумел его рассмешить, и постепенно напряжение Никольского сошло на-нет. Так что через сорок минут они вернулись с Анубисом домой уже к готовому обеду и накрытому столу.
    Еда выглядела очень аппетитно, но Никольскому кусок в горло не лез. Он едва поел, сказал, что очень вкусно и тут же исчез в своей комнате. Катя понять не могла, чем не угодила ему. Ей так хотелось понравиться, так хотелось предстать хорошей хозяйкой. Наверно, ему неприятно представлять то, как я была с Егором, думала она, и слёзы сами опять навернулись на глаза. Ведь Никольский ей очень нравился, ей хотелось лишний раз коснуться его, потому что это сильно волновало ее. Правда, она с подросткового возраста привыкла сдерживать любые волнения, потому что легко смущалась и краснела, чего очень стеснялась. В школе ее даже ранеткой прозвали за постоянно румяные щёки.
    Пока она мыла посуду, Никольский проскочил в ванную. Катя услышала, что он включил душ. Вытерев слёзы, она решила взять себя в руки. Что это я все время плачу, он подумает, что я такая по жизни. А я не такая, я веселая, люблю свою работу и обожаю театр. За стеной кухни слышался шум воды в душе. А потом он смолк. Интересно, подумала Катя, у него и правда такие мышцы как в журнале? Или это фотошоп? Она прошла на цыпочках к двери ванной и хотела заглянуть в щелочку. Но прямо ей навстречу вышел Никольский с полотенцем на обнаженном плече. Катя зажмурилась и пролепетала:
-Я только хотела убедиться, что ты, правда, такой как на обложке.
-Почему же не убедишься?
Она открыла глаза и чуть в обморок не упала, Никольский смотрел прямо на нее. Но искушение оказалось сильнее, она скользнула взглядом на его обнаженный торс и ахнула. Да, он был такой, как и на фото. Но сердце ее почти остановилось вовсе не от этого, а от того, что Никольский одним движением притянул ее к себе и стал целовать.
-Прости, больше не могу, держался изо всех сил, – говорил он между поцелуями. На какое-то мгновенье он остановился и посмотрел ей в глаза, но она обняла его и сама прильнула к его губам.
-Катя… я ведь не мальчик, ты же понимаешь?
-Понимаю, – шепнула она.
-Так значит, ты согласна?
-Зачем спрашиваешь, если и так знаешь?
-Помнишь, как у Шварца… принцесса, медведь…
-Помню, после поцелуя. Я так ждала тебя, так хотела понравиться тебе. Ты мой самый лучший медведь на свете.
             
                ***

Часть 2. Next

***
    Никольский и Катя теперь часто ходили гулять в зимний лес. Даже тропинку протоптали. Хотя Никольский каждый раз брал с собой лопату для снега. Ему хотелось найти натуру, а Кате – увидеть снегирей, синиц, белок и сфотать их для своей страницы в контакте. Она фотографировала и просто пейзажи, которые сейчас завораживали, словно сказочные замки.
-Давай тебе какую-нибудь шапку меховую купим и шарф, чтобы ты на мишку был похож,– говорила Катя, а Никольский только смеялся:
-Тебе в постели медведя мало?
-Никакой ты в постели не медведь, а очень даже нежный котик.
-Я? Котик? – начинал он хохотать, – Ну ладно, котик, так котик.
-Да, накаченный, красивый и ласкучий котище.
-А ты хочешь, чтобы я больше на медведя походил? Для этого шапку покупать?
-Я бы сфотала, как из лесу медведь Никольский выходит – весь в снегу и брови в инее.
-Ладно, купим. Лишь бы моя девочка была довольна.
    Он не оценил ее школьного прозвища Ранетка и сказал, что ей больше Пинк леди подходит.
-Ну… в школе я все-таки наверно ранеткой была, – сказала Катя, – А Пинк леди меня только художник мог назвать.
    Никольский много рисовал, но лишь карандашом. Красок он даже не привез, хотя готовил персональную выставку.
-Понимаешь, когда я работаю красками, то полностью погружаюсь в работу. И постоянно перепачкан ими. А сейчас я хочу быть только с тобой,– сказал он Кате.
Она не знала, радоваться или нет. Конечно, ее радовали его слова, но она опасалась, что долго он так не выдержит. И тогда все кончится. На его чувства может повлиять страсть художника, а Катя отойдет на второй план, потом на третий, а потом... Пока Никольский был совершенно счастлив, она не решалась заводить такой разговор. Однако готовила себя к худшему. Однажды он даже сказал ей:
-Ты как в последний раз меня целуешь. Что такое? Почему столько отчаяния?
Но Катя молчала, боясь сказать ему про свои страхи. Однако на душе у нее было тяжело. И конечно Никольский замечал это.
-Я хочу съездить за этюдниками и красками. Поедешь со мной? Познакомишься с моими родителями, – сказал Никольский утром в понедельник.
Катя молчала и смотрела в окно.
-Почему не отвечаешь? – спросил он.
-Я не думала, что так быстро все завершится. Надеялась хоть еще чуть-чуть побыть счастливой, – ответила она.
-Так вот что ты себе накрутила. А я-то голову сломал, решая, что же тебя гложет. Я не такой.
-Не такой?
-Понимаю, ты уверена, что я отдамся вдохновению, отрешусь от мира и тому подобный бред. Но ты не учитываешь, что не бывает вдохновения оторванного от жизни. Оно должно ею подпитываться ежечасно, ежеминутно. И теперь ты – мое вдохновение. Поначалу я даже не планировал работать здесь красками. Но взгляни в зеркало! Посмотри на себя! Какие синие глаза, какие розовые щечки, какие нежные губы! Это просто просится быть запечатленным именно в красках. Почему ты плачешь? Вот же глупая, любимая глупая девочка!

    Они поехали вместе, даже Анубиса взяли с собой, и он радостно повизгивал в дороге. В квартире уже начался ремонт, так что знакомство произошло в кухне-столовой. Родители Никольского улыбались и задавали обычные вопросы Кате: где работает, кем, есть ли родители и кто они. Никольский тем временем собирал все необходимое. Но, заглянув в кухню, сказал:
-Хватит ее мучить. Она моя девушка. Этого недостаточно? Много ли раз я знакомил вас с кем-то? Ни разу!
-Разве мы мучаем? – возразила мать. Никольский поморщился. Ей Катюха, по всему, не слишком понравилась. Он позвал мать под видом того, что не знает, где лежат его художественные принадлежности. И она зашептала ему:
-Миша, она ж молоденькая простушка. Разве такая девушка тебе нужна? Вспомни, с какими ты встречался…
-Тааак, мы уезжаем. Я уже все собрал. Ты, видно, решила надолго меня из дому выжить. Ну, так я нескоро теперь приеду, можешь сама встречаться с девушками, которых считаешь достойными меня.
    Когда они уходили, Катя дрожала, хотя в квартире стояла жара. Никольский поцеловал ее и шепнул:
-Я очень тебя люблю. Мою мать в расчет не бери. Я именно от нее и удрал на дачу.
Но Катя была очень расстроена и всю дорогу молчала. Сказала только:
-Мои родители тоже сложные люди.
-Моя мать не сложная, а примитивная. Блогерша-повариха, вот все ее интересы. Она никогда не понимала моего творчества, ей бы берёзки, да ягодки, а тут я со своей мазнёй. Когда она узнала, сколько платят за такую "мазню", чуть с ума не сошла. Сказала, что этот мир окончательно обезумел. Импрессионистов не понимает, абстракционистов считает умалишенными. Даже мастера Возрождения ей не угодили, потому что обнаженных баб рисовали. Вот Васнецов, Айвазовский и Шишкин совсем другое дело. Модельеров она вообще шарлатанами называет. Как-то увидела мотивы 60-х в коллекции одного и час вещала, что все они просто повторяют то, что уже тысячу раз было до них, потому что ничего нового не могут придумать. У нее мозгов не хватит такое понять и принять.
-Миша… но я и, правда, простушка.
-Услышала всё-таки?! Не смей принижать себя! Поверь мне как художнику и как мужчине, за таких, как ты, драться нужно.
-Наверно, прическу нужно было сделать, накраситься, модное что-то надеть.
-Прекрати. Ты выглядишь сногсшибательно. И для меня ты самая прекрасная