Ярослав Кауров. Юродивый нашего времени. Повесть

Ярослав КАУРОВ

ЮРОДИВЫЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Повесть

ВСТУПЛЕНИЕ

Уважаемый читатель! Автор просит относиться к этой коротенькой повести как к художественному произведению. И хотя описанное – на девяносто процентов правда, в текст целенаправленно внесены неточности, и даже в силу ряда необсуждаемых причин – ошибки. Надеюсь, опытные люди меня поймут. Автор также постарался сохранить мелодику и ритмику языка героев повести. Эти люди не говорят цветастыми длинными фразами, речь их немногословна и точна, как приказы на поле боя.

* * *

По откосам и кремлю, старым купеческим улицам и новостройкам, промзонам и музеям Нижнего Новгорода вот уже почти полста лет гулял одетый в военизированные обноски не первой свежести, похожий на колобка и перекати-поле, человек со много раз перебитым носом, худым счастливым лицом и светящимися правдой глазами. Порою он надолго пропадал: иногда на месяцы, иногда на год-два. Возвращался воодушевлённый и наполненный новой внутренней силой, которой, казалось, не было преград. Походка вперевалочку выдавала его абсолютно свободный статус художника жизни. То носил он милицейскую форму, то «зелёнку» с диковинными шевронами, то казачьи лампасы. Многие представители закона здоровались с ним тепло и уважительно. Часто он шёл окружённый молодыми людьми в похожей одёжке, «глядевшими ему в рот» с восхищением и обожанием.

Времена диктуют не только нравы, моды, философствования и технические средства. Времена выбирают своих святых, мучеников и победителей.

Юра Евстигнеев, а описываем мы именно его, – пассионарий и юродивый нашего времени.

Юра умел драться, и дрался он гениально. Кличку-позывной он заработал себе сам – Терминатор. А еще, вследствие своей пассионарности, он умел быстро и просто научить драться всех желающих мужиков. В этом он был непревзойдённый художник и поэт. Пользовались его даром и милиция, и спецподразделения. «Даром» – является главным и ключевым словом, потому что Юра был бессребреником, и платили ему всегда гроши.

Как-то Юра с полгода участвовал в чеченской военной компании.

– Ну и как, заработал что-нибудь? – спросил я его.

– Да ты что! Ещё и должен остался.

– За что? – не выдержал я.

– Ну как? Я же там ел, мне форму выдали.

– Чего же ты туда ездил?

– Ты не представляешь! – пафосно провозгласил он. – Артиллерия за нас! Авиация за нас! Воюй – не хочу! А пусть все знают: нас трогать – себе дороже!

Ещё только вернувшись после военных событий в Карабахе, Юра пошёл работать в милицию и совершил там необычный поступок. Он застрелил двух воров. Как на поле боя, вызвал их на перестрелку и убил. Стрелял Евстигнеев очень хорошо. Формально он защищался, но начальство в ужасе поняло, что такими темпами он лишит их работы. Больше его из дежурки РОВД не выпускали, но и тут он ухитрялся проводить воспитательную работу.

О том, как Терминатор дрался, рассказывает один случай. Казаки всегда подрабатывали охранниками. Так они охраняли в девяностые областную больницу. И вот в Юрину смену шестеро гопников – а они были крепкими ребятами – решили нагрубить медсестре приёмного покоя. Из каптёрки вылетел ликующий Терминатор с напарником. И хотя напарник отстал лишь на несколько шагов, к его прибытию все шестеро хулиганов в разных нелепых позах ползали по полу.

У Терминатора были удивительные ученички. Из них наиболее ярко мне вспоминается парочка богатырей, которые, следуя традиции, имели позывные Дракула и Питбуль.

Дракула был тёмноволосым красавцем с крупным носом и подбородком, его мускулатура при идеальной гармоничности была гипертрофирована, как у греческого Бога. Питбуль – веснушчатый, курносый, белобрысый силач, имел форму шара. Этот чугунный шар подминал и втаптывал в землю на полметра всё. Чтобы уточнить их физическую форму, стоит вспомнить, что Питбуль, при весе в сто пятьдесят килограмм, мог стоять в киба-даче (статичная боевая стойка «всадника») много часов. Руки, ноги и корпус он набивал ломом, им же фланкировал, укрепляя запястья и кисти. Он разгонял у Вечного огня в день десантника хулиганивших и подвыпивших ветеранов военной службы; как-то на спор разогнал роту ОМОНа. Его смерть в числе многих подозрительных смертей в казачестве. Погиб он странно – угорел на квартире приятеля вместе с самим хозяином, жившим в этом доме многие годы.

* * *

За долгое время своей незаметной службы Родине Евстигнеев завел себе не только толпы друзей, но и кучу болезней. Он весил около ста пятидесяти килограммов. При этом неплохо бегал кросс. Но ноги не вечны – стали отказывать вены, а именно клапаны вен. Юра оперировался, снова уезжал на очередную войну, снова оперировался. В конце концов, он заплатил за бариатрическую операцию на желудке. Сделали шунтирование желудка, и теперь часть пищи шла напрямую, и Юра сильно похудел. Однако ноги и позвоночник были всё равно изношены. Но парадокс состоял в том, что жить, не защищая Родину, он как православный и патриот не мог. Не мог физически.

Юра понимал, что с такими ногами в разведку ему уже нельзя. Решил положиться на судьбу – куда Бог пошлёт, туда и пойду.

Шестого июля 2022 года Юра от Автозаводского военкомата в числе добровольцев приехал на автобусе в Новополино (поворот шоссе на Пулино). С трёх сторон территория была огорожена новеньким забором, с четвёртой – забора не было совсем. Можно было пройти через КПП, а можно просто обойти. Кстати, за водкой именно так и ходили.

В Новополино был военный городок: пятиэтажки, выкрашенные в светло-бежевый цвет. Штаб – обшарпанный, зато казармы – шикарные. Кубрик – от 8 до 12 человек. Выходишь из комнаты, тут же – туалет, тут же – душ, сушилка и кладовая. Территория вытоптана. Везде пыль.

Экипировали Юру очень богато. В три огромных баула вошли: спальный мешок, бельё, куртки, свитеры, тёплые и простые штаны, ботинки, плащпалатки. Даже очень приличный нож.

В Пулино из кормёжки было: 2 вида первого блюда (например, борщ и харчо, или солянка), три вида второго (котлета, тушёная курица и шницель) и три вида гарнира (кортошка-пюре, рис, гречка или макароны). А отдельно лежат солёности (солёные кабачки, солёные помидоры – в палец толщиной), нарезанное прессованное мясо – с ладонь, помидорный салат, винегрет, огурцы. Юра, когда в первый раз зашёл, пожадничал – даже не мог всего съесть.

В Новополино же давали маленькую пластиковую тарелочку макарон с отдельными волокнами мяса (солдаты смеялись, что волокна мяса нужно сдавать обратно в столовую), вместо масла – спред (искусственные трансжиры), хлеб. Печенье, конфеты к чаю, компот – в любое время дня. Никаких салатов, это всё – в Пулино.

В общем, еды, конечно, хватало. Правда, однажды макароны дали с битым стеклом: разбили банку и поленились доставать её осколки.

На второй же день бросили на стрельбище, пешком. В один конец дорога – 15 километров. Туда – 15, обратно – 15. Два раза сходили – две трети личного состава стёрли ноги. Мужикам это не понравилось. Начали ходить в тапочках, кедах, босиком, в сланцах. Приехали представители части, начали грубить (а среди призвавшихся и добровольцев – взрослые мужчины, начальники цехов, они сами кого хочешь застроят). Короче, застроили приехавших, как-то отбились.

Приехал замполит по фамилии Пивов, невысокий, мягкий, кругленький, приятный. Юре не понравилось, как на замполита матом ругался при всех его непосредственный начальник – командир дивизии, высокий, плечистый красавец с роскошными усами. Впечатление, что пытался оскорбить лично. Пивов потел, но молчал.

Юра помнил, как к ним выходил ротный и с вежливой улыбкой на лице говорил: «Господин офицер! У меня к вам вопрос. Прошу ко мне зайти. Сейчас мы с вами погутарим». И уже после, при закрытых дверях, начиналось воспитание. Не при личном составе.

А у нынешних вояк грубость была в порядке вещей. Субординация и штабная культура явно страдали.

* * *

В Новополино, к тому же, воровали. Это понимание приходило ещё в столовой. Заместитель командира по материально-техническому снабжению – маленький, кругленький, лысенький, борзый. Вор редкостный, но ничего не докажешь, профи высшего класса. Он отвечал за организацию караула, постов в парке вооружения. Как-то Юру назначили в наряд дневальным. Смена начиналась в восемнадцать ноль-ноль, сообщили в двадцать один ноль-ноль. Идти – километра полтора-два по прямой, по дороге – целых семь. Дошли засветло. На точке стоят около десятка гусеничных боевых машин пехоты БМП-2, но модифицированные, навороченные, по паре-тройке рации, паре-тройке установок для радиоэлектронной борьбы (РЭБ). Охраны нет. Рядом часть, но до неё – метров восемьсот. Пришли, отдежурили сутки – смены нет. Вот такая организация, такой «зампотех».

* * *

Как-то в казарму зашёл старший сержант из контрактников.

– Кто у нас Евстигнеев?

– Я.

– Я слышал, что вы воевали?

– Да.

– Где воевали?

– Карабах, Приднестровье, две Чечни, Донбасс. Вот документы. – У Юры всё было запротоколировано.

– Юрий Евгеньевич! Как вы смотрите, чтобы пойти сапёром?

– В принципе, хотел в пехоту, но сапёром даже интереснее, всё-таки на порядок ближе к спецназу, чем пехота.

– Условие: вы пойдёте командиром взвода.

В первый раз Юру привели к командиру части. Тот уже задал более крутой вопрос:

– Командиром роты пойдёшь?

– Какой роты?

– Сапёрной.

Капитан отправил представление.

С представлением Юра, вероятно, по здоровью не прошел. Капитан так и сказал:

– Кинули. Ты мне по душе, но не «срослось».

– А почему?

– Не знаю. Не моя тема.

Ну, по крайней мере, честно.

* * *

Собрались. Переехали в «учебку», аж за Рысково. С подразделением Евстигнеева в «учебку» приехали ещё два сапёрных батальона, оба из Бурятии. Приехали туда – всех тянут на центр.

Полковник Питерский «замБога по сапёрной работе», знаком с Конторовичем Александром Сергеевичем. Низенький, старенький, стройненький, в очках, седые усы.

И сын у него такой же маленький. По сапёрному делу оба – монстры. Сын в конце организовал учебный заход на партизанский лагерь: устроил минное поле; даже наученный Юра на его мине «подорвался». Учил, как из обычных мин сделать летающие: идёшь по дороге, а мина в пятидесяти метрах от тебя срабатывает, вылетает и взрывается над дорогой. А в конце он заложил прямо под воротами противопехотную мину нажимную (ПМН).

Как-то Юра вышел во двор. На бревне сидел мужик. По пояс голый, здоровенный. Полковник Муромцев.

Юра пожаловался на незнание офицерами тактики. Например, уличного боя.

– А ты что, специалист? – спросил здоровенный.

– Да уж не институтка, – хмыкнул Юра, и тут его понесло: – Заход в город – это как заход в горы. Когда заходят в город, нужен концентрированный огонь по всем огневым точкам. Но по очереди. Стоит дом, в нём три-пять этажей полностью забиты огневыми точками, на разных этажах от пяти до двадцати огневых точек. Предположим, огонь из дома ведется из разных окон по разным секторам. Первыми выбиваются огневые точки, обрабатывающие именно конкретный сектор. Потом огонь переносится на следующие точки, работающие по другим секторам.

Туда бьёт три-пять танков, шесть-восемь артустановок. Пять-шесть «савушек». Туда уже соваться боятся. А другую