Старуха Ивановна всю ночь не могла сомкнуть глаз. Ворочалась с боку на бок, кряхтела, вздыхала, скрипела. Ей вторил старый диванчик, прогнувшийся под ней из последних сил. Устав от бессонницы и утомив саму себя ворочаньем, она встала, сунула скрюченные подагрой ноги в стоптанные тапки и шаркая подошла к окну. Ночь была ясная, полнолуние осветило мир волшебным серебром, яркие августовские звезды вспыхивали внезапными росчерками падающих метеоров. Ивановна уже и забыла, когда замечала красоту. Красоту вообще. Людей, природы, смены сезонов, изменений погоды и ночной летней улицы, что виднелась из её окна. Ясный свет фонарей путался и не мог вырваться из больших ладоней клена и каштана. От чего становился прозрачно-зеленым и добавлял сказочности ночи. А незримый ветерок перебирал листья и шептал невнятно свой счет. За гранью освещенного мир тонул в тьме. С восьмого этажа был виден далекий горизонт. Состоящий весь из прямоугольных выступов и впадин, кое где сбивался на кудрявые макушки дальних деревьев, горизонт слегка бледнел, обещая рассвет, но нехотя и не очень скоро.
«Нет конца моим мученьям!»-с грустью подумалось Ивановне.
Отойдя от окна она сразу почувствовала, какой удушливо-жаркий и затхлый воздух был в квартире. Опасаясь сквозняков, Ивановна держала все окна закрытыми, и лишь одно единственное слегка приоткрытое окно не давало ни вентиляции, ни прохлады.
Чуть поколебавшись и ещё раз вдохнув воздух квартиры, Ивановна взяла кофту, натянула носки и тихо закрыв входную дверь, вызвала лифт. Громыхая и клацая на каждом этаже шунтами подъехал лифт, распахнул двери, выдохнув в лицо чем-то зловонным и прохладным, как будто пропитавшись духом из мусоропровода и мраком подвала.
Выйдя из подъезда старуха остановилась, чтоб немного отдышаться захлебнувшись чистым, прохладным воздухом. Каждый вдох наполнял каким-то ощущением свободы, легкости и желанием жить. Придя в себя она подумала, что сидеть у темного подъезда вряд ли решится, да и сквозняк тянет из-за угла дома. Взгляд её упал на детскую площадку, освещенную по четырем сторонам и закрытую кустарником. Подойдя к беседке, Ивановна обнаружила, что дети засыпали песком все лавочки, а упавшая роса сделала из песка мокрый наст. Ругая безалаберных мамаш, не уследивших за детьми, Ивановна искала место куда бы присесть. Но все поверхности были в песке. Уже начиная злиться и ругать всех за всё и себя за ночное бдение, она увидела качели. Ладные, тяжелые, рассчитанные на детей всех возрастов, качели были сделаны удобным креслом с подлокотниками и спинкой. Пожав плечами и покачав головой Ивановна направилась к качелям
Подойдя, она повернулась спиной и стала пытаться присесть. Но качели, повинуясь своей прямой обязанности, отклонились от неё. Сделав ещё пол шажочка Ивановна отклонила качели ещё немного, и ещё пол шажочка, и ещё чуть отклонения. В конце концов сидение качели подхватило попу Ивановны, а старуха, позабыв на миг, что это не лавочка, расслабила ноги и уселась.
Качели с легкостью и радостью полетели в противоположную сторону. Старуха охнула и инстинктивно выпрямила ноги, чтоб упереться в землю. Но это произошло на возвратном движении, послужило новым толчком и усилило маятник качели. Мир летел и мелькал, огни взмывали вверх и падали вниз, дух захватывало, в ушах шумело давление и свистел ветер, в глазах потемнело, а сердце билось в горле и кусалось под ребром. Ивановна, сжав беззубые десны и вцепившись в подлокотники, поджала ноги и ждала, когда качели остановится.
Через пару минут всё кончилось. Мир угасающими колебаниями остановился и замер, вернул себе тишину и покой. Осторожно выпрямив затекшие ноги Ивановна почувствовала твердь земли, сердце перестало колотиться, а шум в ушах смолк. Но осталось! Что-то осталось внутри! Полет! Восторг! Экстаз! Радость! Праздник! Ивановна давно забыла эти чувства. Уже совсем решившись встать и уйти, она всё же засомневалась. Взявшись ловчее руками и усевшись удобнее, она оттолкнулась и … полетела!
Страх внезапности и беспомощности ушел, осталась светлая радость! Она мягко ойкала где-то в районе солнечного сплетения и теплыми волнами расходилась по телу. А тело в ответ, на доли мига забывая свою дряхлость и немощь, отзывалось волнами счастья! Ивановне казалось, что этот подъем хорошего настроения и удивительно легкого состояния молодит, возвращает силы. Старуха закрыла глаза и память внезапно развернула перед ней далекое, забытое прошлое, которое кажется больше придуманным, чем случившимся...
… В сырую холодную землю, пропитанную долгими ноябрьскими дождями легко вгрызаются острые каблуки осенних туфель, которыми она упирается, слегка качаясь на качели. По спине ходит мерзкая прохлада, пробирающая до костей, заставляя слегка вздрагивать. Но не в погоде дело, а в разводе. Как пережила, сама не понимает! Всё в прошлом, все скандалы, вся ругань, обвинения, оскорбления... Всё... Теперь свободна, хоть и одинока. Да какие её годы! Встретит кого-нибудь, обязательно! Уж лучше так, чем с таким мужем! Как гадко, как мерзко, однообразно скрипят качели. Просто мороз по коже! На одной ноте, взвизгивая резко и фальшиво!...
… Живым розовощеким пупсом визжит от восторга малыш, стремительно летя навстречу солнцу и улетая от него! Сердце птицей взмывает вверх, к насыщенной бирюзе неба в пышных кружевах облаков и сочным плодом, сорвавшимся с дерева, падает вниз! Вверх! Вниз! Качели, стоя на одном месте, могут унести в мир несказанной радости! Вверх! Вниз! И улыбающееся лицо ребёнка, его ликующие возгласы, дарят ощущение полноты жизни, осмысленности и счастья!...
… Теплые весенние сумерки одуряюще пахнут жасмином, сиренью и черёмухой. Острой сладкой ноткой слышится аромат тоненького букетика ландышей, которые ей подарил парень. Она едва опирается на его руку, ладонью сквозь ткань ощущая его тепло. Он идет рядом, чуть сутулящийся и не смеющий открыто смотреть ей в глаза, смущенный, едва-едва прижимает её руку к себе. Так долго гуляли, ходили, устали. Хочется отдохнуть, присесть, а тут старые качели! Он слегка раскачивает их и они плывут в розовой дымке. Её голова кружится от аромата цветов и его близости. Вот он здесь, рядом. Она слышит его дыхание и видит так близко его лицо, так манят его губы...
… Сопя и цепляясь за высокие качели, смогла забраться, а подтолкнуть качели некому. Ноги до земли не достают! Самой разогнать их не хватает сил. Обидно! Чуть не плачет! Да и слезать страшно! Глянула вниз — ладони вспотели! Высоко. Мама ругаться будет, если узнает, что одна к качелям ходила. И вдруг кто-то потянул качели назад и резко толкнул вперед! Летят! Качели летят! Так легко! Невесомо! Как птица парит в потоке воздуха, так качели на самых верхних точках замирают и паришь вместе с ними, с птицей в вышине!...
***
Ранним утром скорая помощь, окруженная зеваками, беззвучно покинула двор, забрав с собой носилки, покрытые белой простыней.
К толпе приближалась мерными и тяжелыми шагами старуха. Но к отъезду автомобиля не успела, подвели больные ноги, лишний вес и старость, что чугунными кандалами сковала не только ноги, но всё тело и душу. Глазами поискав в толпе, окликнула соседку:
-Что случилось, а?
-Дык, Ивановна-то померла!
-Ах ты ж, Господи! Царствие ей... Как же это? А что тут, а не дома-то?
-Вот так! Видать в смертённый час выжила из ума и выбежала на качелях покачаться! Да и закачалась насмерть! Вон оно как бывает!
Обе старухи покачали головами и зацокали языками.
