- Скорее одевайся и пойдём, - сказал Алик, и уселся на стульчик, который вообще-то был предназначен для меня. Я покопалась в шкафчике, на дверце которого была приклеена картинка с двумя мухоморами — а что, красивые грибочки, и выудила из его недр цигейковую шапку. Надев её, я принялась за поиски гамашек. Терпеть их не могу. Штрипка в валенке соскальзывает и штанина задирается — некрасиво, а я люблю, когда всё красиво.
- Ты долго будешь копаться? - Алик начинал выходить из терпения. Он всегда торопился, у него были всякие дела, которых по малости лет я не умела оценить. Он то строил из конструктора самолёт, то читал книжку, причём даже не слышал, когда его окликала мама, то бегал во дворе с мальчишками, но в нагрузку у него всегда была я. Он таскал меня за руку по чердакам и подвалам, по чужим дворам и по своим друзьям. Все уже привыкли, что Алик всегда со мной, как бы один в двух лицах. Его все любили или уважали за знание массы интересных историй, которые он мог рассказывать часами. И это отношение каким-то волшебным образом проецировалось на меня.
- Лиска, вот скажу маме, чтобы Валик за тобой ходил, если будешь так медленно собираться.
Валик — это ещё один мой брат, только зря меня Алик пугает, мама не разрешит Валику меня из садика забирать, он только в первый класс пошёл, а Алик уже в четвёртом. С братьями мне повезло, они со мной возятся, играют, у нас есть всякие свои секреты... Я задумалась, вспоминая, какой последний секрет мы придумали с Валиком, и, как это обычно со мной бывает в таких случаях, стала слегка раскачиваться взад-вперёд, а взгляд «в себя», как мама говорит. Она не разрешает мне так делать, но когда никто не видит, я с удовольствием впадаю в это состояние — как будто спишь с открытыми глазами и думаешь сразу обо всём.
Я очнулась от того, что Алик стал напяливать на меня шубку.
- Вот ведь горе с тобой, Лиска. Сегодня такой день, а я из-за тебя всё прозеваю...
- Какой такой день? - удивлённо спросила я. Ведь не праздник же. В этом случае я бы не пошла в садик, а мы играли бы с Валиком с самого утра в прятки, или в самолётики — это когда он наделывал много-много самолётов из тетрадных листков, и мы их запускали в детской со спинки кровати.
Алик уже затянул на моей шее шарф, закрыв им и рот, чтобы я «не надышалась», и потащил за руку к выходу. Я упиралась, как могла, потому что не сказав «До свидания, Алла Евгеньевна!» нельзя было уходить — такой порядок, и все его знали и соблюдали.
И вот наконец мы на улице. Алик берёт мою голову своими руками и направляет лицом вверх.
- Смотри внимательно, Лиска, там наш лётчик летает — космонавт.
- Как это он там летает?
- В ракете, смотри, не отвлекайся.
И мы стоим и долго смотрим в весеннее ярко-голубое небо. Потом по дороге домой я всё время задираю голову и всматриваюсь в синеву. Мне кажется, вот сейчас я увижу его... Но нет.
Дома бабушка, раздевая меня, ворчит, что гамаши задом на перёд, что сменные трусишки Алик забыл в садике. А я всё думаю об этом космонавте, как он там летает.
- Лиска, пойдём к Лёньке Меркулову, - зовёт меня Алик. Вообще-то у нас дома в обращении уменьшительно-ласкательные имена, такие как Лисочка, Зоенька - это мама, Саня - это папа, но братья в противоречие заведённому порядку называют меня Лиской. Я не обижаюсь, тем более, что зовут меня Наташа, а Лиска — это домашнее прозвище.
- А зачем? А мама разрешила? - спрашиваю я.
- Мама пока не пришла, поэтому скажем бабушке, что нам с утра разрешили.
- А если она не поверит?
Алик кричит бабушке, через коридор, что строго запрещено у нас дома, нужно подойти и сказать, глядя в лицо — так папа учит, и мы убегаем на третий этаж к Лёньке. У него, как сказал Алик, есть однокль — это половинка театрального бинокля, другая давно отломалась и потерялась. Мы собираемся смотреть в небо через него. Конечно, мы так ничего и не увидели, но впечатление открытия, переполняющего душу незнакомого чувства, остались в памяти навсегда.
Вечером, уже лёжа в кровати, я представляла себе эту ракету и космонавта, который приветливо махал мне рукой. Назавтра папа принёс газету, где была фотография улыбающегося человека в шлеме - это было красиво, необычно и радостно. Так в мою жизнь вошёл Юрий Гагарин.
Восстанавливаюсь потихоньку. 
