УЖ НЕ ПАРОДИЯ ЛИ ОН?

Я лицедей вообще-то со стажем – считай, всю свою сознательную жизнь прикидывался.
Но теперь этого уже мало. Сказали, что надо прикидываться только согласно установкам, и чтобы никакой самодеятельности. Причём всё по дням недели строго расписано: когда радость, восторг изображать; когда – насмешку, глубокое презрение; когда – негодование, а когда и под психа косить. Задача сложная. Надо же готовить себя, держать постоянно в форме. Я из-за этого даже дома стал  себя позиционировать по той же схеме. Супруга, скажем, требует внимания, а то и мужской нежности, а я отказываюсь, дескать, у меня завтра тяжелый день, надо сильный гнев изображать с переходом в истерику…
Но вот вызывает меня наш главный и говорит: – У меня к тебе претензий в целом нет, изображаешь всё грамотно, в соответствии с указаниями. Но есть у кое-кого подозрение, что ты это не от души делаешь, а как бы пародируешь… Что ты на это скажешь?
Я:  – Это клевета! Я и пародировать-то не умею. И вообще эту публику не уважаю, даже не смеюсь никогда над их кривляниями...
– Допустим. Но предупреждаю тебя, мы предателей не прощаем…  Если это твое юродство подтвердится…
Вышел от него подавленный и в тот же вечер побежал за советом к приятелю.
– Я что, действительно, оставляю такое впечатление, будто я пародирую? – спрашиваю его.
– А чего тут удивительного? – говорит, – сейчас так многие делают. Время пародий.  Уже и не угадаешь, где пародия, а где всё взаправду.
– Но я-то знаю себя, – завелся я. – Я точно никого не пародирую. Лицемерю –да, как и положено, но не больше…
– Это тебе так кажется. Евгений Онегин, если помнишь, тоже ведь не собирался пародировать Чайльда Гарольда, однако ж у Татьяны именно такая мысль возникла: «Уж не пародия ли он?».
Я поморщился. – Давай все-таки без этой литературщины, тут всё серьезнее!
– Потом ты не забывай, мы тобой люди в возрасте, просто лицедействовать уже не получается. Все время какие-то воспоминания, образы прошлого набегают. Я, например, часто, когда что-то сказать хочется, Брежнева вспоминаю, милый все-таки руководитель был, и невольно начинаю его интонациями говорить. Меня жена уже Леонидом Ильичом называет... А ты что, никогда никого не изображал, не поверю?
– Ну, Сталина, бывало, – смутился я, – но это только когда байку какую-нибудь рассказывал… Как тут не спародировать?
– Вот видишь, значит, есть склонность, хотя Сталина изображать много охотников, не исключая и наших образцовых либералов. Как говорится в том же «Евгении Онегине», мы все глядим в Наполеоны…
– Ладно, что же мне, прикажешь, делать? Меня же с работы выгонят…
Он на секунду задумался. – А чего тут, собственно, городить?! Возьми себе за правило, после каждого заявления, или когда какую-нибудь гримасу скорчишь, прибавлять: «Это не пародия!» Чтобы люди знали, что ты это всерьез, не прикалываешься… – И он очень смешно перешел при этом на говор незабвенного Леонида Ильича.