Интересное лицо

За пятнадцать лет брака ничто не могло нарушить мерного хода жизни Клары. Она вставала немногим позже десяти, звонила Натаниэлю, чтобы убедиться, что он благополучно добрался до работы, завтракала в одиночестве за большим столом в гостиной, после брала в руки книгу, которую с вечера ей оставил Натаниэль, потому что она очень ему понравилась, или любую другую, которая нашлась в библиотеке или совсем недавно появилась в доме. За книгой она могла провести весь день, а иногда полдня, если уставала от чтения, хотела пройтись или встретиться с подругой. Эмили жила недалеко, у неё был приятный дом и дочь лет семи, которая отчего-то до сих пор почти не умела читать; Клара находила это странным, но давать непрошеные советы было не в её правилах (а на советы Эмили она всегда отвечала милой улыбкой, ведь её собственные нервы были дороже любых выяснений).
Натаниэлю Эмили не нравилась, как не нравился почти никто, кроме Клары, и он любил шутить, что женился на ней только потому, что ему не противно было ежедневно видеть её лицо. На такие сомнительного рода комплименты Клара тоже реагировала милой улыбкой; ей повезло, она считала, что такой умный и щедрый человек стал её спутником, к тому же, он был очень хорош собой («Как с полотен Леонардо», — завистливо говорила Эмили) ещё шестнадцатилетним юнцом, когда она впервые его увидела, и четыре года спустя, когда они поженились, и потом. Да, она тоже была умна и интересна, но считала себя странной и не была привлекательна с той (чувственной) стороны, которая многим кажется обязательной и решающей. Натаниэль подходил ей по характеру, и для него главным было, чтобы его понимали и разделяли его интересы.
Прогуливаясь с ней (ещё до брака) и пересказывая очередную статью, которую прочитал недавно, Натаниэль был невероятно доволен тем, что ему удалось встретить ту, которая была на него похожа, стала ему лучшим другом — и при этом на ней можно было жениться. Свадьбы-празднования у них не было, Натаниэль с неприязнью относился к такого рода вещам, а Кларе было всё равно. Ему нравилось, что для неё это неважно, важным было другое — чтобы она радовалась его присутствию и любила его. Любовь для него была покоем и равновесием, никаких бурь, страстей и безумия, от этого он сбежал бы через неделю.
И с того дня, как они поселились вдвоём в этом доме, ничего существенно не изменилось: он был свеж, красив и рассудителен до холодности, она была красива (для него, потому что он видел то, чего не видели другие, особое сияние души, немного холодное, но это только сильнее их роднило), лишена страстности, олицетворяла его покой и счастье, которое со стороны иногда кажется скукой и отчуждённостью, особенно когда супруги разговаривают между собой слишком вежливо и красиво. Что касается детей, каждый из них думал, что другой хочет этого, но оба предпочитали одиночество в собственной постели, оба были неловкие, замкнутые, довольно холодные, и когда после нескольких соединений результата не последовало, они оставили друг друга и разошлись навсегда по разным спальням к любимым книгам на прикроватных тумбочках.
Да, они подходили друг другу, они смотрелись незыблемо, были слишком уверены друг в друге, и многих это злило, в том числе, Эмили, которая как-то застала их за чтением, когда они убежали от остальных гостей; Натаниэль сидел на полу среди подушек и затылком прижимался к коленям Клары, а она, отложив книгу, перебирала пальцами его волосы. Такие жесты задевали (и Эмили, и других) сильнее, чем что-либо, ведь самое физическое люди могут позволить себе и с полунезнакомцами, и с теми, кого никогда не полюбят, но такого рода нежность... Нет, она невозможна в отсутствие любви.
Кто привёл Её, Клара уже не помнила. Кажется, Эмили, но это было неважно. Она была полной противоположностью тому, что составляло Клару: темноволосая, смуглая, чувственная, громкая, настойчивая. Она без стеснения подошла к Натаниэлю и стала что-то говорить; Эмили, стоявшая рядом с Кларой, хохотнув, заявила, что, быть может, этой особе наконец удастся его расшевелить, если у Клары в силу её натуры так и не получилось. Клара ничего не ответила. Да, она была спокойна, не отличалась восторженностью в проявлении к нему чувств, внутри у неё ничего не вспыхивало, её называли фригидной, но её это не задевало, не она себя таковой сделала; кто-то говорил, что рядом с другой Натаниэль бы ожил, но Натаниэль, обложившись книгами или делая очередной набросок жены, плохо понимал, отчего другие считают, что живут более полной жизнью.
— Интересное лицо, — сказал он, приблизившись к Кларе. — Я бы хотел её написать.
Мир не падёт, нет, если Натаниэль вдруг влюбится. Так думала Клара. Просто её саму вырвут с корнем из почвы, в которой она проросла. И нигде больше она так не приживётся. Так странно, так страшно, что их двое, что они не могут слиться воедино, стать одним, думала она, ведь людям доступно только псевдослияние, однообразные движения никогда не приблизят одного к другому по-настоящему, поэтому для неё в этом не было нужды; он отдельный, далёкий, она знает его очень хорошо и не знает совсем, не знает даже, о чём он думает сейчас, способен ли он вожделеть Её — как Её имя? Не имеет значения. До сегодняшнего дня, до этой минуты Клара была уверена, что пройдёт ещё двадцать лет, а он так и будет оставлять ей с вечера книги и тихонько заглядывать по утрам в её комнату, когда она ещё спит, чтобы убедиться в её присутствии, в её здравии. Но теперь её уверенность пошатнулась. Может быть, это заставит её чувствовать ярче?..
Она вышла в сад. Поёжилась от холода, обнимая себя. Здесь было чудесно — Натаниэль нанял лучших людей, чтобы они всё обустроили. Она раскинула руки, глубоко вдыхая. Если бы можно было ненадолго слиться с этим воздухом, с каждым маленьким цветком, с каждым листиком, деревцем, вымощенными дорожками… Притвориться, что ты одновременно всё и ничего, нет ни страха, ни тоски, ни ужаса.
— Вы замёрзните так. Я принёс вам накидку. — Клара обернулась. Натаниэль мягко улыбнулся. — Что-то случилось?
— Нет, я просто устала, — ответила она, принимая накидку из его рук.
Он не мог знать, о чём она думает, но его немного встревожило её бледное лицо. Он сам хотел, чтобы гости скорее разошлись, посидеть с Кларой в темноте, почитать наизусть что-нибудь из её любимого, поцеловать в висок, подержать её руку в своей; это особенно уютно, когда за окном такая беспробудная ночь…
С Ней он запланировал несколько сеансов. Клара молчала. Что бы он ни решил, они друг другом не владеют. Если он вдруг открыл в себе недоступное ему раньше, тем лучше для него. Любить — это радоваться, когда радуется другой. Желать счастья, пусть и далеко. Слишком просто. У Клары впервые закололо сердце.
Крепкий, незыблемый, спокойный брак. Мечта юности — у обоих. Если это мимолётное, ничего не значащее увлечение — она тоже поймёт. Не расставаться же из-за этого с человеком, который прожил с тобой почти половину жизни. Если там только плотское, вдруг возникшая потребность, через это можно переступить. Если большее — благодарность Небу, что Натаниэль прошёл с ней часть пути. Лучшую, по всей видимости, часть.
Клара ничего не показывала. Натаниэль ни о чём не подозревал. Та, которую он писал, была для него лишь объект. Хрустальная ваза. Творение скульптора. Обыкновенное для художника свойство. Клара должна была это знать, но как будто забыла. Они никогда не ревновали друг друга; в этом нет смысла, когда любишь головой и душой. Неужели она поверила Эмили, усомнилась? А та только этого и ждала. Натаниэль говорил Кларе: «Доброй ночи, дорогая», — и целовал в лоб, это ненадолго рассеивало сомнения.
В очередной раз он пришёл к Ней (уже дописать картину). Она была полуобнажена, во взгляде — ощущение собственного превосходства, улыбка хищницы. Но Натаниэль глянул на Неё и подумал: «Одна как будто ниже другой, слишком ассиметричны... Я был прав, когда решил не писать её обнажённой. Угадал. Но зачем она разделась? Вот нелепость...»
Он попросил Её надеть блузу, в которой она позировала раньше. Она дёрнулась, но он этого не заметил. Сказал, что сегодня последний сеанс. Она все два часа сидела с разочарованным лицом. (Она любила таких — чересчур красивых, холодных, обманчиво хрупких, ручной выделки; Ей нравилось, когда они начинали поддаваться, когда удавалось пробудить в них то, чего они избегали или не подозревали в себе, но не этот, нет, слишком сильный панцирь, слишком сильное знание своих идеалов, верность им, привязанность к странной особе в сером платье…)
Когда он шёл домой, решил купить подарок жене. Просто так. В честь очень хорошего, очередного дня совместной жизни, пусть их будет как можно больше. Солнце, теплынь, мелкий моросящий дождик, он нёс почти законченную работу... Но что купить? Срезанные цветы она не любила (жалела), украшения надевала редко. Натаниэль зашёл в подарочный магазин, выбрал дорогущего кролика ручной работы. Кларе понравится. Сейчас он был доволен собой, радовался каждой мелочи, даже вовремя подоспевшему такси.
Клара ждала его. Услышав, как поворачивается ключ в замке, вышла в коридор. Натаниэль протянул ей кролика.
—  Будет охранять ваш сон, — улыбнулся, разделся, вымыл руки. — Пойдёмте ужинать? — спросил, осторожно целуя её в щёку.
— А как ваша картина? — спросила Клара.
— Сегодня был последний сеанс. Интересное всё-таки лицо... — Натаниэль заглянул жене в глаза. Сияние, холодноватое, но такое родное, опять почти ослепило его. — Но вы меня знаете. Ледышка! — и вдруг обнял её. — Немножко оттаиваю только с вами. В силу своих возможностей, конечно.
Они оба засмеялись.

(напечатано в альманахе «Без цензуры»)