А.Посохов "Дорогие мои москвичи" (книга)

обратившаяся за судебной защитой отказалась, произнесла тихо «Извините, ваша честь» и удалилась.

* * *


Кончать надо

  Солидный молодой мужчина по имени Георгий, переходя трамвайные лини напрямую к обычному продуктовому магазину, даже не заметил, что чуть трамвай его не переехал, а затем и грузовая машина. Он шёл и думал, что ему делать со своим так называемым малым предприятием «Рубикон». Третий день думал, не ел почти ничего и не спал почти. Налоговики опять проверку затеяли, арендодатель снова платежи поднял, бухгалтер второй раз в декретный отпуск собралась, новое оборудование сломалось, охранник запил, в суд вызывают. Наличных денег совсем не осталось. Со всех сторон нескончаемые проблемы. Жена ещё психанула. Сказала, не может больше смотреть, как он с ума сходит с этим чёртовым бизнесом, взяла сынишку и уехала к родителям в Воронеж. Конечно, кому понравится, когда муж, не отвлекаясь ни на минуту от предпринимательских забот, грязные кеды в холодильник ставит.
  Время позднее, но магазины ещё работали. Георгий после гневного сигнала проехавшего грузовика остановился на тротуаре, вытащил из кармана брюк последнюю пятисотрублёвую купюру, посмотрел на неё, сунул обратно и стал гадать, чего и сколько он на неё сейчас купит. Ага, думает, куплю килограмм пельменей, а на остальные деньги сырки плавленые, сколько получится.
  Точно так он и сказал продавщице.
  А она смотрит на него и ничего не делает.
  Он внятно и громко повторил свою просьбу.
  Та опять ничего не делает. Просто стоит, как памятник со скрещенными руками на могучей груди, и смотрит на него.
  – В чём дело? – спрашивает Георгий.
  – На какие остальные? – спрашивает в свою очередь продавщица.
  – Послушайте, мне сейчас не до смеха. Я устал, как собака. Дома шаром покати, а есть хочется.
  – Сочувствую, молодой человек. Но я должна знать, на какие остальные вам сырки отпустить.
  – Не морочьте мне голову, – начал сердиться Георгий. – Трудно, что ли, подсчитать, сколько сырков получается.
  – Это ещё надо разобраться, кто кому голову морочит, – тоже заметно повысив голос, ответила продавщица. – Почему я должна чего-то там подсчитывать за вас?
  – А зачем вы тогда нужны здесь?
  Видимо, это уже был перебор со стороны Георгия.
  – Не твоё собачье дело! – отрезала продавщица. – Ты будешь брать свои вонючие пельмени или нет?
  – А сырки?
  – Да задолбал ты меня уже с этими сырками! Ты можешь нормально сказать, сколько тебе их надо?
  – А я откуда знаю. Вы должны взять и подсчитать, сколько получается.
  – Как?
  – Вы что, арифметику в школе не проходили или мозгов не хватает?
  – Мы тебе сейчас полицию вызовем и посмотрим, у кого чего не хватает.      
  – А я вам кого-нибудь из столичного управления торговли вызову.
  После таких обоюдных угроз продавщица сорвалась с места и вскоре вернулась в сопровождении администратора магазина.
  – Вот, полюбуйтесь, требует от меня, чтобы я ему на какие-то остальные сырки продала.
  – Да, категорически требую! – подтвердил Георгий.
  – Так, успокойтесь оба, – сказала администратор и спросила Георгия. – Скажите, а вы деньги, которыми располагаете, показывали продавцу?
  – Нет, – честно признался Георгий.
  – А как же тогда она могла рассчитать, сколько сырков получается?
  – Действительно, – улыбаясь, согласился Георгий. – Извините меня, пожалуйста. Что-то у меня сегодня с головой не того. Я лучше пойду.  
  – Подождите, – остановила его администратор. – Сколько у вас денег?
  – Только пятьсот рублей, одной бумажкой в кармане.
  – Ну, наконец-то! – радостно воскликнула продавщица. – Сейчас всё сделаем в лучшем виде.
  Ушёл Георгий из магазина с пельменями, с сырками и с готовым для себя решением – кончать надо с Рубиконом.

* * *


Страшный экзамен

  Брониславу Станиславовичу, молодому доценту кафедры государственного и муниципального управления, внезапно поручили в индивидуальном порядке принять экзамены у одного полковника. Небольшая группа, в составе которой числился этот самый военный, состояла сплошь из работников различных министерств, в том числе почему-то министерства обороны, причём в ранге не ниже руководителей департаментов. Почти все они давно всё сдали, а этот слушатель по засекреченным причинам экзамен не сдавал, и ему предоставили дополнительную возможность.
  Доцентом весьма престижной и сугубо гражданской столичной академии Бронислав Станиславович стал всего неделю назад, и раньше принимать экзамены ему не доверяли, разве что зачёты. Он очень разволновался ещё и потому, что экзамен должен был состояться уже на следующий день. Поздно вечером перед сном Бронислав Станиславович разложил на прикроватном столике экзаменационные билеты, улёгся поудобнее, надел очки и стал просматривать вопросы, а вдруг на какой-то из них он и сам толком ответить не смог бы.
  Один билет проштудировал, другой… и вдруг дверь в спальную комнату открывается и перед Брониславом Станиславовичем вырастает мужская фигура в кожаной куртке, с папахой на голове, с шашкой на левом боку и с маузером на правом.
  – Вы кто, Чапаев? – робко спросил Брониславов Станиславович.
  – Нет, я из другой дивизии, – ответил незнакомец и бесцеремонно уселся на край постели. – Некогда Василию Ивановичу по академиям разъезжать, он своих белых добивает.
  – А вы своих добили уже?
  – Всех под корень вырезал, отдыхаю пока, заслужил. Вот он и попросил меня, боевого соратника, вместо себя экзамен тебе сдать. Так что, давай спрашивай.
  – А как к вам обращаться, голубчик? – приподнимая голову над подушкой, спросил Бронислав Станиславович.    
  – Какой я тебе голубчик! – насупив брови, возмутился посланник Чапаева.    
  – Тогда, может быть, господин красный командир? – осторожно предложил Бронислав Станиславович.
  – Да я тебя сейчас пополам разрублю за господина!    
  – Извините, ради Бога, я это нечаянно оговорился.
  – А за Бога ещё и расстреляю!
  – Я больше не буду, правда, – не соображая, чего не будет, но всё равно пообещал Бронислав Станиславович. – Берите билетик, пожалуйста.
  – Ну, взял.
  – Читайте.
  – Сам читай.
  – Кадровая политика в системе государственного управления, – послушно зачитал первый вопрос Бронислав Станиславович.
  – И что?
  – Отвечайте.
  – Я, что ли?
  – Вы, конечно, не я же.
  – А что говорить?
  – Ну, расскажите, например, как вы подбираете и расставляете кадры у себя в дивизии, какими принципами и критериями руководствуетесь при этом?
  – Чего, какие ещё принципы с критериями! Ты мне голову не морочь. Говори так, чтобы я понял, буржуй недорезанный.
  – Ну, какой же я буржуй, – попытался возразить Бронислав Станиславович.
  – А кто же ты! Ишь, морду какую наел. На чистенькой простынке лежит, одеяльце в цветочек, лампочка светит.
  – Хорошо, товарищ. Давайте сначала. Как вы подбираете и расставляете своих подчинённых?
  – Да проще простого. Подбираю, кто не подчиняется, и расставляю к стенке.
  – Потрясающе. И второй вопрос, товарищ. Учёт национального состава населения при формировании органов местного самоуправления.
  – Опять начинаешь!  
  – Хорошо. Давайте яснее. Кого, кроме русских, вы берёте в отряд красноармейцев?
  – Тебя бы не взял.
  – Это почему же, разрешите полюбопытствовать?
  – Так ты же непонятно кто. Отравишь лошадь и смоешься.
  – Куда?
  – А леший тебя разберёт. К предкам, наверно.
  – Неужели в Польшу?
  – Так ты шляхтич, что ли? А я думал еврей.
  – Я не еврей, а поляк. Преподаватель в третьем поколении. Сын профессора, между прочим.  
  – А зовут-то тебя как, интеллигентишка?
  – Бронислав Станиславович.
  – Да как же тебя с таким именем в академию генерального штаба взяли! Хрен выговоришь. И не поляк ты никакой, если ты Броня. Форменный еврей.
  – Послушайте, уважаемый. Я ничего не имею против евреев, но я поляк. И горжусь этим.
  – А я говорю, еврей.
  – А я утверждаю, что поляк. И корни у меня польские.
  – Под эти самые корни я и изрублю тебя, как всякую белую сволочь. Плевать мне на твоих предков, будь они хоть трижды папуасами. Глянь вот, какой острый клинок у моей наградной шашки. А рукоятка какая, с узорами. Одно удовольствие помереть от такого оружия. Только ты вначале бумагу напиши, что экзамен Василий Иванович сдал.
  – А, если не напишу? У меня ведь своя честь имеется.
  – А у меня ещё пистолетик имеется. Глянь вот, какой тяжёлый. А патронов в нём сколько. Пристрелю, как последнюю контру.
  – Так вы уж определитесь поточнее, товарищ, изрубите меня или пристрелите? – стараясь не терять присутствие духа, произнёс Бронислав Станиславович. – И как кого, как белую сволочь или как контру последнюю?
  – Так, очкарик, ты мне надоел, – недовольно проворчал боевой соратник легендарного героя гражданской войны, встал с постели, одной рукой занёс шашку над головой Бронислава Станиславовича, другой рукой наставил на него маузер и приказал. – Садись и пиши бумагу. Ты против Чапаева, значит, враг. А с врагами у нас разговор короткий…
  Взмах шашки не состоялся, выстрел не прозвучал, но чистенькая простынка под начинающим экзаменатором оказалась поутру слегка подмоченной.
  Через пару часов, наяву уже, в академии, Бронислав Станиславович перед тем, как приступить к выслушиванию ответа на первый экзаменационный вопрос, спросил у офицера из министерства обороны:
  – Скажите, товарищ, а война будет?
  – Ну, что вы, разумеется, нет, – уверенно заявил полковник. – Врагов у России, конечно, много. А с врагами у нас разговор короткий.
  – Верно, – согласился Бронислав Станиславович. – Тогда всё. На второй вопрос отвечать не надо. Я ставлю вам отлично и желаю успехов. До свидания.
  Полковник пожал плечами, улыбнулся, взял зачётку, сказал «честь имею» и вышел.

* * *


Попка хороший, а Васька дурак

  Помню, лет четырнадцать мне было. Сидим за столом в гостиной большой московской квартиры: я, отец, мать, сестра, её жених Петя, его друг Сева и невеста друга Юля. И ещё с нами были: кот Васька на коленях у отца, попугай Попка в клетке на шкафу и бабушка Клава на кухне. Все, кроме меня, кота и бабушки изрядно пьяненькие уже по случаю просто встретились, воскресенье, солнышко, салатики, пельмени, пироги с яйцами, зефир в шоколаде и тому подобное.
  – Ну, дочка, так ты выходишь замуж за Петю или нет? – спросил отец, выпив один и без тоста очередную для себя рюмку водки.
  – Нет, – решительно и гордо, будто отрекаясь от старой веры, ответила сестра.
  – Почему? – удивился отец и положил солёный огурчик обратно в банку.      
  – Потому, что я люблю Севу.
  – А Сева кого любит? – спросил я, чтобы прервать наступившее молчание.
  – А я люблю Юлю, – ответил Сева.
  – А Юля кого любит? – снова спросил я подстрекательски.
  – А я люблю Петю, – ничуть не подыгрывая моему шутливому тону, ответила Юля.
  – А Петя кого любит? – деликатничать я уже не стал из принципа, да и любопытно же было.  
  – А я тоже люблю Севу, – с обречённым видом ответил Петя и быстро выпил стоящий перед ним полный фужер вина.
  – Так это не треугольник, а загадочная фигура какая-то получается, – весело произнёс я, не оценив тогда по малолетству всю пикантную глубину объявленных вслух сокровенных признаний.
  – А ты-то сам