Курсанты 50-х

ОЛЕГ  ВАЙНТРАУБ

КУРСАНТЫ 50-х

(автобиографическая повесть. ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Майор Трахунов сказал, что, если старшина роты не имеет к нему претензий, то он отпустит его. Со старшиной у меня на прошлой неделе был конфликт. Я вовремя не убрал старое обмундирование в каптерку, а спрятал под матрац. Но глазастый вездесущий старшина обнаружил обмундирование и дал хорошую мне взбучку. Я боялся, что сейчас старшина припомнит мое нарушение, но последний был в хорошем настроении и простит мне эту провинность.
Робея, я снова стучу в канцелярию роты. Майор Трахунов собственноручно, не прибегая к услугам писаря, выписывает курсанту служебную книжку и записывает в книгу увольняемых. Увольнительную записку выписал завтра до вечерней поверки, т.е. более чем на сутки. Такие увольнительные давались, в основном, как поощрение за хорошую учебу и дисциплину.
На радостях я выскочил из канцелярии роты и помчался готовиться к увольнению. Подшивается новый подворотничок, гладится обмундирование, начищаются до блеска пуговицы на гимнастерке и на шинели, до блеска полируются новенькие хромовые сапоги, которые выдали только вчера перед парадом.
Дежурный по роте строит увольняемых. Старшина роты придирчиво осматривает стоящих в строю, отправляя устранять недостатки за небрежно подшитый подворотничок, или плохо выглаженное обмундирование, или не очень хорошо вычищенные сапоги. Когда все недостатки были устранены, старшина идет докладывать командиру роты. Тот, выйдя из канцелярии и приняв доклад старшины, в свою очередь, начинает придирчиво осматривать каждого увольняемого. Потом читает длинную лекцию о том, как нужно вести себя в увольнении, кому и как отдавать честь, и когда возвращаться в подразделение.
За его привычку по целому часу беседовать перед строем дали ему кличку «Теща». Это придумали курсанты много лет тому назад, и эта кличка теперь передавалась с одного поколения в другое.
Я весь извелся, понимая, как долго приходится родителям меня ждать. И, когда все наставления, наконец, иссякли, ротный закончил свое выступление словами:
«А сейчас я проверю как вы будете отдавать честь в увольнении. Напра-во! В колонну по одному на дистанции 2 шага по кругу шагом- марш!».
Мы, выстроившись в кольцо, ходили мимо командира роты, за 2-3 шага переходя на строевой шаг и прикладывая руку к головному убору и резко поворачивая голову. Старались изо всех сил. Ротный по ходу делал замечания. Когда же мы сделали вокруг него кругов десять, он, наконец, остался доволен.
- Старшина, раздайте увольнительные и ведите увольняемых.
Это была самая долгожданная команда. Увольняемых вывели из казармы и строем повели к проходной. Звучит команда «Разойдись!» и я свободен почти на 28 часов. Теперь я могу принадлежать самому себе. Это же счастье!
Вместе с родителями мы отправилиь в гостиницу «Интурист», где они уже сняли номер. Там ждал меня шикарный ужин. Родители привезли очень много домашней еды, чего я был лишен все это время. После столовского питания мне теперь нравилось все. Я с удовольствием уплетает за обе щеки все, что мне предлагает мать, а потом довольный нежится на мягком диване, радуясь своему счастью быть рядом со своими родными.
Отец и мать подробно расспрашивли о моей учебе, об условиях жизни в казарме, о будущем, что ждет меня после окончания училища. За последние месяцы я уже забыл о том, что мечтал учиться на командира радиовзвода. Теперь, заразившись общим настроением, я стал мечтать о летной работе. С жаром, свойственным юности, рассказывал родителям, как я буду летать в экипаже командира эскадрильи, сколько есть увлекательного в летной работе. Мои мальчишеские выражения типа: «Жизнь летчика, как платье балерины, легка, изящна и также коротка» шокировали мать. Я явно бравировал перед ними.
Так за разговорами вечером мы засиделись допоздна. Утром можно было поспать вдоволь, никто тебя не разбудит командой «Подъем!». Впервые за 3,5 месяца ночь я провел не в казарме, а в мягкой постели рядом с родителями. Это было блаженство. Я тогда чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Домой родители уезжали поездом с Южного вокзала во второй половине дня. Перед этим мы вместе пообедали в ресторане «Интурист». Для этого мне пришлось переодеться в гражданскую одежду. Отец и мать для этого прихватили с собой мой гражданский костюм. Дело в том, что солдатам и курсантам запрещалось посещать рестораны. Я не хотел в первом своем же увольнении иметь неприятности. На каких-то пару часов я почувствовал себя вновь свободным гражданским человеком. Раньше я никогда не задумывался об этом. Теперь, побывав пару месяцев в армейской шкуре, я«научился свободу любить».
В вечерних сумерках вокзала поезд увозил самых дорогих мне людей. С грустью я помахал им вслед рукой. Как мне хотелось сейчас ехать вместе с ними в родной Купянск, в родной дом.
Но ностальгическое настроение меня покинуло сразу, как только я оказался за пределами вокзала.
Быстро темнело, и город зажигал свои огни. Я любил просто бродить по улицам города, любуясь огнями вывесок и витрин. Если бы меня спросили, какая самая отличительная черта деревни от города, я бы не задумываясь, ответил – отсутствие неоновых огней на улицах.
Не торопясь прошелся по улице Карла Маркса, свернул на улицу Свердлова, перешел мост и оказался на знакомой до боли Пролетарской площади. В ее углу размещалась городская баня, которую мы регулярно посещали каждую неделю, проделывая шестикилометровый путь от училища строем, и преимущественно по ночам.
Мимо меня проплывали витрины Центрального универмага, Военторга. Далее, свернув налево, и пройдя мимо Пассажа, оказался на площади Тевелева. Далее от нее начиналась главная улица города – Сумская, харьковский Бродвей. Я шел по этому Бродвею, чувствуя себя настоящим воином. Четко отдавал честь встречным офицерам, старшинам, а особенно патрулям.
На пару минут задержался у кинотеатра «Комсомольский». Огромная реклама возвещала о том, что скоро на его экраны выйдет новый фильм- кинокомедия «Карнавальная ночь» с Игорем Ильинским и тогда еще никому не известной Людмилой Гурченко. Ежедневно перед началом вечерних сеансов в фойе кинотеатра играл оркестр под управлением Олега Лундстрема. Тогда он только начинал свою карьеру. Далее мимо памятника Т.Г. Шевченко вышел на площадь имени Дзержинского. Только вчера на этой огромной площади буквально негде было яблоку упасть. А сейчас в это вечернее сумеречное время она была почти пустынна. Кое-где только видны были спешащие пешеходы, да изредка пробегал троллейбус. Еще несколько десятков шагов и я у Украинского драматического театра имени Леси Украинки. В огромных окнах фотографии артистов и сцен из спектаклей. Из знакомых артистов я узнал только Леонида Быкова в какой-то роли. Дальше идти по улице вверх не хотелось. В каких-то двухстах метрах начинался Парк культуры и отдыха имени Горького. Но там сейчас было делать нечего. Когда повернул обратно, то почувствовал, что проголодался. В молочном кафе взял бутылку молока и городскую булочку, и то и другое с аппетитом уплел. В казарму вернулся еще за целый час до поверки. За эти трое последних суток впечатлений осталось целое море.
Новый 1956 год я встречал в училище. Это был мой первый новый год в рядах Вооруженных Сил. Курсанты готовились к празднику несколько дней. От прошлого выпуска в каптерке осталась коробка с елочными украшениями. Но этого ребятам показалось мало. Со всех курсантов собрали по 10 рублей на новогодние развлечения. На эти деньги закупили еще игрушек и небольшие подарки-призы для победителей различных соревнований и конкурсов. Я принимал деятельное участие в этих закупках. Мне пришла в голову замечательная идея: в качестве призов для победителей спортивных соревнований купить большие шоколадные медали в золотой и серебряной фольге. Купили еще ленту, и, проделав в медалях дырочки, пропустили ее через них. Получился вид настоящей спортивной медали, очень похожей на те, которыми награждают на всесоюзных или мировых первенствах.
31-го декабря елку поставили в казарме в конце прохода. Украсили ее, как могли. Каждый что-нибудь придумывал и мастерил. Для ребят, уже несколько месяцев не видавших своих родных и близких, елка была какой-то частицей дома, по которому они уже так соскучились. Хотя они уже давно приняли присягу, носили военную форму и считали себя настоящими мужчинами, в душе они оставались все теми же мальчишками. И елка для них была настоящим праздником детства, островком любимого детства.
Курсантам была предоставлена относительная свобода. Вечерняя проверка в этот день не проводилась. Каждый имел право выбрать по своему усмотрению, где находиться в этот вечер: или в клубе, где тоже была большая елка и были танцы, или в казарме, где проводились различные конкурсы и соревнования.
Старшекурсникам в этот вечер предоставили увольнительные до 9 утра. Они могли встретить новый год в кругу семьи или знакомых. Молодежь пока еще такой возможности не имели. Отпустили только тех, у кого родители жили в Харькове. Мои одители на новый год не приехали, обещали приехать через неделю ко дню моего рождения. Мне уже ничего другого не оставалось, как встречать праздник в училище. Меня избрали в новогоднюю комиссию, и поручили проводить некоторые конкурсы и спортивные мероприятия. Я проводил соревнования по поднятию тяжестей и подтягиванию на перекладине.
К соревнованиям ребята отнеслись вполне серьезно. Среди них были настоящие спортсмены. Соревнование по поднятию пудовой гири выиграл красавец и здоровяк из нашего классного отделения Юрка Моисеев. Больше всех подтянулся на перекладине тоже наш курсант Карелов, тоже Юрий. Он имел спортивный разряд по спортивной гимнастике. Победителей наградили большими спортивно-шоколадными медалями под аплодисменты зрителей.
Закончив проведение своих мероприятий, я освободился, и со спокойной душой отправился в клуб. Там посредине зала стояла елка, а вокруг нее танцевали пары. Партнерш, естественно, не хватало, поэтому ребята часто танцевали друг с другом. Знакомых ребят из моей роты было мало, в основном, все были в казарме, поэтому я почувствовал себя как-то одиноко в этом большом зале. Но вот в зал буквально ввалилась большая новая группа. В ней были курсанты постарше и несколько девушек, одетых несколько вызывающе с ярким макияжем. Они были шумны и веселы, и, возможно, немножко под хмельком. Обычно к таким девушкам я просто не подходил.
В это время ведущий вечера объявил белый танец. Девушки из новой группы быстро разобрали своих кавалеров, а одной кавалера не досталось. Она быстро скользнула глазами по целому строю курсантов, стоящих у стен, и вдруг решительно подошла ко мне. Немного робея, я пошел танцевать с этой, на мой взгляд вульгарной девицей. Да, действительно, она слегка была навеселе. С компанией они уже начали провожать старый год. Она нарочито вихляла бедрами и подпевала звучащей из динамиков песне, изменяя слова. В то время модной была песня «Для тебя». Партнерша напевала:
« Для тебя я сделала разрез на юбке,
Для тебя, для тебя, для тебя …»
Я выросший и воспитанный в