Курсанты 50-х (Продолжение 4)

ОЛЕГ  ВАЙНТРАУБ

КУРСАНТЫ 50-х

(автобиографическая повесть. ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Наконец, появился сержант и повел взвод мыться. Навстречу нам вышел банщик в застиранном когда-то белом халате, и объявил, чтобы все вещи, которые мы снимем с себя продели в специальные металлические кольца и повесили в сетчатый металлический контейнер. Я сразу догадался, что мы попали в настоящий санпропускник, вещи наши будут прожаривать, чтобы ликвидировать всяких возможных насекомых. Деньги, часы, прочие мелкие предметы из карманов мы оставили еще в училище в своих вещах под присмотром дневального.
Когда ребята разделись и повесили свои вещи на кольца, узнать никого практически было невозможно. Все стриженные, голые, все одного возраста и практически одного телосложения, казались все одинаковыми. Только подойдя ближе и взглянув в лицо, можно было кого-то узнать.
Разобрав шайки и получив по четверти кусочка банного мыла, ринулись в помывочный зал. Мылись долго, с наслаждением смывая с потом и грязью усталость этого дня. И действительно, вода вернула силы.
Вышли в предбанник, и еще долго пришлось ждать, пока из помещения с железной дверью покажется контейнер с нашими вещами. Будущие воины столпились и стали хватать свои вещи. А смеха сколько было! Дело в том, что под влиянием высокой температуры все пластмассовые детали одежды расплавились. Еще не так страшно это было, когда это была рубашка, но вот когда на брюках не осталось ни одной пуговицы - это уже было интересно. Выходили из положения, кто как мог. Хотя они уже вместе делили первые тягости военной службы, это еще не был воинский коллектив. Это была еще группа единоличников, каждый друг в друге видел соперника. Конкурс есть конкурс. По самым скромным подсчетам на одно место претендовало 3-4 человека. Сейчас никто из них не помышлял о взаимовыручке или помощи друг другу. Неприятность другого или несчастье вызывало только злорадные улыбки. И даже тот, кто мог поделиться с другим булавкой или брючным ремнем, чтобы выручить товарища, пока об этом даже не помышлял.
Еще пройдет немало времени, прежде чем эти ребята, или вернее те из них, кто поступит в училище в дальнейшем станут буквально братьями, друзьями на всю оставшуюся жизнь, готовыми отдать другу все. Армейская дружба - одна из самых сильных видов мужской дружбы. Но сейчас эти вчерашние школьники были каждый сам за себя.
Одевшись, ребята вышли на улицу. Было приятно ощущать прохладу вечера после жаркого дня и жаркой бани. Но долго нам прохлаждаться не пришлось.
- Взвод, в колонну по четыре становись! - прогудел голос сержанта.
- Равняйсь, смирно! Шагом марш!
И снова дорога длинной в шесть километров до училища. Усталость опять подступает стеной, возникает какая-то тупость и безразличие ко всему. Не хочется ничего: ни разговаривать, ни думать, ни смотреть по сторонам. Шли, преимущественно молча, и даже сержант, который шел рядом со строем, перестал покрикивать на отстающих.
Вернулись в училище почти в одиннадцать, когда было совсем уже темно. А над головой не было у нас ни крова, ни крошки во рту. Кое-как почти в полной темноте разобрали свои пожитки.
- Получать наволочки для матрацев и подушек! - раздалась команда карантинного старшины.
У старшинской палатки выстроилась очередь. Старшина выдавал каждому по старой уже выцветшей и даже с дырами наволочке для матраса и наволочку поменьше для подушки.
- Сейчас вас сержант отведет к стогу соломы на хоздворе. Там набьете соломой наволочки и подушки, - объяснил старшина.
Шли к стогу толпой почти в полной темноте. Окружили его, стали дергать клочки соломы и запихивать в наволочки. Молчали, было тихо, только шуршала солома, и слышалось сопение. Назад поплыли дирижабли матрацев и подушек.
- Взвод, строиться! - снова командовал сержант.
Выстроились в полутьме у командной палатки, слабо освещенной лампочкой на столбе. Сержант разбил взвод по 12 человек на каждую палатку и назначил старшего.
- Палатки ставить умеете? - спросил он у стоящих в строю.
- Умеем, умеем, - раздались из строя неуверенные голоса.
- Разбирайте палатки.
Свернутые полотнища палаток лежали кучей рядом с командной палаткой. Столбы и колья лежали рядом. Быстро расхватали мотки палаток и потащили их к неглубоким ямам специально подготовленных для установки палаток. Начали устанавливать. Оказалось, что толком никто не умел это делать, и ребята едва не передрались. Каждый считал себя лучшим специалистом в этом деле, командовал и тянул полотнище за веревку в свою сторону, а в результате все рушилось и приходилось все начинать сначала.
Выручил их старший. А старшим нашей группы сержант назначил солдата Виктора Радченко, который приехал поступать в училище наравне с гражданскими ребятами. Высокого роста, спокойный и уравновешенный, по возрасту немного старше остальных ребят, он уже отслужил один год в какой-то авиационной части, и по ее направлению приехал поступать. Он сразу невольно вызывал уважение у остальных ребят, и ребята почти безропотно повиновались ему. И вот и сейчас с его помощью, и по его командам нам, наконец, удалось установить палатку. Забили колья, закрепили растяжки. Теперь можно было внести свои вещи и матрасы. Матрасы уложили на деревянные решетки на земле по 6 штук в ряд слева и справа от прохода. Мне досталось место в правом ряду на предпоследнем месте. Не раздеваясь (одеял-то не было), благо ночь была теплая, бесконечно уставшие будущие воины свались, и через пять минут все уже спали. Над палатками стояла тихая звездная украинская ночь. Так закончился для меня первый день в училище.
День второй. Как я спал, и что мне снилось я не помню. Разбудил нас звук трубы, игравшей подъем. Старший выглянул из палатки, а затем вышел узнать обстановку. Подъем играли для “белого” карантина, т.е. для тех ребят, которые уже поступили и были зачислены на первый курс. Оказывается, прием в училище шел уже несколько недель, и первые счастливчики уже чувствовали себя курсантами. Процесс приема шел непрерывно, и приемной комиссии предстояло отобрать около 700 человек на три факультета первого курса. Поступать же приехало в общей сложности более 2000 человек буквально со всей страны. Вместе с белорусами, украинцами, узбеками, якутами были ребята из Москвы и даже Игарки. Приемная комиссия работала постоянно. Группы сдавали экзамены, проходили медицинскую и мандатную комиссии и тех, кто успешно проходил эти испытания, зачисляли на первый курс, переодевали в военную форму и переводили в “белый” карантин”.
В этом карантине они уже жили в новых палатках с кроватями и одеялами по 8 человек, кормили их лучше, и они уже носили курсантскую форму. Поэтому все обитатели “черного” карантина стремились как можно быстрее попасть в “белый”. Во-первых, это уже было поступление, во-вторых, они жили в лучших условиях настоящей армейской жизнью, ходили в форме и уже покрикивали на гражданских ребят. Вот и сейчас подъем был для них. А до вновь прибывших с самого утра, казалось, никому не было никакого дела. Они лежали на своих соломенных матрацах, кто дремал, кто тихо переговаривался друг с другом.
-Кормить сегодня нас будут? - раздался голос из угла палатки, - или будет как вчера?
- А черт его знает, может старший сейчас узнает, - ответил ему второй голос.
Вскоре вернулся старший.
- Никаких команд пока не было, поднимайтесь, умыться можно будет за палатками, там же недалеко и туалет. А на счет завтрака узнаю попозже.
Поднимались нехотя, потягиваясь и почесываясь выходили из палатки. Стояло серое прохладное утро, моросил мелкий дождик. А на стадионе делали зарядку обнаженные до пояса будущие курсанты первого курса.
Выйдя на свежий воздух, я поежился от свежего ветра и прохладного воздуха. Усталость вчерашнего дня еще давала о себе знать. Гудели ноги после долгих переходов. Короткий ежик волос не защищал от мелких капель дождя. Я невольно провел рукой по непривычно голой голове. Да, необычно и неприятно.
Настроение было слегка угнетенное. Плохая погода, усталость, дальнейшая неопределенность, мягко говоря, не шикарные условия жизни - вызывали необъяснимую тревогу и не способствовали хорошему настроению.
Отбросив хандру, разделся до пояса и с бодрым видом выбежал на беговую дорожку стадиона. В свои 17 лет я уже успел усвоить истину: в здоровом теле - здоровый дух. К себе применительно это означало: хочешь иметь хорошее настроение - дай физический заряд бодрости своему телу. И уже одно то, что мне удалось преодолть свою лень, нежелание своего тела в прохладное утро под моросящим дождем раздеваться и делать упражнения, давало мне повод гордиться собой, думать о себе лучше. Сделав два круга по беговой дорожке, я расположился в двух десятках метров от группы новых курсантов, занимающихся зарядкой, и стал повторять их движения.
На зарядку кроме меня из всех вновь прибывших вышел только один, невысокий парень из нашей группы. Я его запомнил еще со вчерашнего дня по заметному большому шраму от ожога на правой стороне лица. Словно кто-то горячим утюгом прошелся по его лицу. Он с большим упорством наматывал круги вокруг стадиона.
Закончив зарядку, весь разгоряченный и с заметно поднявшимся настроением отправился умываться. Умывальником служила длинная труба с врезанными в нее через каждых полметра кранами, а вода в нее посупала из огромной бочки, установленной на высоких столбах, под кранами был приделан большой жестяный желоб. Вода тонкими струйками бежала из кранов и у них, сменяя друг друга, умывались молодые ребята. Некоторые из них уже брились, приспособив куда-нибудь зеркальце. Мое лицо уже коснулась бритва, но брился я не часто, раз в 5-7 дней, скорее не по необходимости, а для солидности. Холодная вода, брошенная горстями на разгоряченное тело, еще больше поднимала тонус.
Когда с утренним туалетом было покончено, можно было подумать о завтраке. Со вчерашнего обеда мы с Генрихом практически ничего не ели. Домашние запасы мы прикончили еще вчера. Но кормить нас похоже никто не собирался. Но это было не так. Пройдясь вдоль палаточного городка, я обнаружил за палатками летнюю столовую под открытым небом. Она состояла из двух десятков длинных столов и скамеек,, сбитых из грубых досок. Столовая огорожена была, словно ринг, канатами. Сюда выстроилась уже большая очередь желающих покушать. Я тоже стал в эту очередь. Прошло с полчаса. Очередь двигалась медленно. Появился комендант карантина, краснощекий майор, комендант училища, гроза всех курсантов. Он объявил, что завтракать будут по группам, а сейчас необходимо разойтись по своим палаткам, там построиться и организованно прибыть на завтрак. Все разошлись по палаткам и стали строиться. Среди них оказались и те, кто уже успел поеть и те, кто еще не успел это сделать. Старшие повели свои группы опять к столовой. Группа, в которую попали мы с Генрихом, имела 20-й номер. Подошли к столовой и стали в затылок к девятнадцатой группе. Долго стояли и ждали под моросящим дождем.
Подошла и наша очередь, вошли мы за ограждение и бросились занимать места за столами. Каждый стол был рассчитан на 12 человек. Столы были мокрые, скамейки немного посуше от мальчишеских штанов ранее здесь