Сказка об изгнанном царевиче

яблочком златым пропало, да крепко полюбилась ему Василиса. Без неё-то и жизнь не мила!
Дождался он утра да в замок кощеев воротился.
- Коли Кощей быстрый, словно ветер, - сказал он Василисе, - сразиться мне с ним надобно.
- Ежели ты с ним сразишься, - ответила Василиса, - только пропадёшь зазря. Кощей-то бессмертный, его ни мечом, ни стрелой не возьмёшь.
- Так расспроси его, выведай, где он смерть свою прячет?
Пообещала Василиса, что выведает да расспросит. Под вечер вернулся Кощей Бессмертный домой, а Василиса встречает его у порога, в пояс кланяется.
- Пошла бы я за тебя замуж, да овдоветь боязно. Немолод ведь ты уже.
- Хоть я и немолод, - ответил Кощей, - да вдовою стать тебе не придётся, бессмертен я.
- Так уж и бессмертен?
- Смерть-то моя далёко запрятана. Есть на острове Буяне дуб могучий. В дупле дуба сундук кованый. В сундуке том яйцо лежит, а в яйце игла. В той игле и смерть моя. Да только сторожат этот дуб змеи лютые да вороны злые. Всякого, кто к нему приблизиться посмеет, зажалят за заклюют до смерти.
Наутро Кощей снова ушёл по делам своим грешным. Иван-царевич дождался, пока его след простыл, и к Василисе явился.
- Выведала я, где Кощей смерть свою прячет, - рассказала Василиса Ивану-царевичу всё, что тот ей поведал.
Оседлал Иван-царевич коня да к острову Буяну. Переплыл воду кипучую да увидал дуб в три обхвата толщиной. Только успел сойти на берег, как навстречу ему вороны – крыльями машут, каркают злобно, того гляди, заклюют. А под ногами змеи лютые шипят, жала ядовитые высовывают. Да не испугался Иван-царевич, змей да ворон мечом своим булатным порубил да к дубу направился. В дупле увидал он сундук кованый, тяжёлый, с трудом его наружу вытащил. Открыл сундук – а там яйцо с виду обычное, а в яйце том – игла. Схватил он иглу да к замку кощееву. А Кощей-то уже и домой воротился, ворота открывает, Василису кличет.
- Ты, Кощей, лучше пленницу свою отпусти подобру-поздорову, - молвил Иван. – А не то сломаю иглу - и тебе верная смерть.
Увидал Кощей иглу заветную в руках Ивана, испугался, взмолился:
- Не губи меня, добрый молодец, отпущу Василису добром, всё, что скажешь, сделаю!
- То-то же! А иглу я, пожалуй, заберу с собой, чтоб ты впредь не делал лиха люду честному. Узнаю, что ты ещё кого обидел зазря – не обессудь, сломаю иголку-то!
Поклялся Кощей, что никому более худого не сделает. Иван-царевич взял Василису да и помчались они прочь. Да только не смирился Кощей Бессмертный, что какой-то жалкий человечишко иглу его заветную с собой увёз. Надел он шапку-невидимку да за Иваном-царевичем последовал. Как застала путников тёмная ночка, слезли они с коня да устроились на ночлег под деревом раскидистым. А Кощей только того и ждал. Лишь только заснул Иван-царевич, подошёл он к нему да из сумы его дорожной иголку и вытащил. Не успел он, однако, её спрятать, как пробудился Иван-царевич, почуяв неладное, вскочил на ноги да и сорвал с Кощея шапку-невидимку. Набросился Кощей на Ивана-царевича, словно коршун, да тот оказался не промах – схватил меч да прямо по иголке и ударил. Как ни бился, ни метался Кощей, пришлось ему помереть.
Поднял Иван-царевич шапку-невидимку – авось пригодится. А с утра чуть свет – устремился вместе с Василисой сызнова в путь-дорогу. Долго ли коротко, встретилось им по пути царство, откуда Василиса родом была. Царь с царицею, как увидали дочь, едва разума не лишились от счастия. Стали они благодарить Ивана-царевича, в пояс кланяться да упрашивать у них остаться:
- Василиса-то единственная кровиночка наша, более не дал Бог деток! Обвенчайся с нею, станешь царём над нашим царством-государством!
- С Василисою-то я обвенчаюсь с превеликим счастием, - отвечал Иван-царевич. - Только обещал я Бабе Яге блюдце со златым яблочком вернуть да проведать, что с царством батюшки моего станется. Чует моё сердце, недобрые дела уже там творятся.
Василиса, как услыхала, что Иван-царевич уехать намеревается, слезами горькими залилась:
- Как же мне без тебя, свет мой ясный, прожить, коли один день в разлуке для меня что целый век?
- Полно, душа моя, не плачь! – стал утешать её Иван-царевич. – Ворочусь я к тебе, обвенчаемся да и заживём вместе и в радости, и в горести.
А у самого сердце не на месте – легко ли хоть на денёк с зазнобою своей расстаться?
Однако же поскакал Иван-царевич на коне добром до избушки на курьих ножках. Баба Яга словно почуяла чего – сама его на крылечке и встретила.
- Ну, здравствуй, Иван-царевич! Принёс ли ты мне блюдечко да яблочко златое?
- Принёс, бабушка, - отвечал ей Иван-царевич. – Поведай же мне, ничего ли не стряслось худого, пока я по белу свету странствовал?
Велела Баба Яга Ивану-царевичу в избу зайти, поставила на стол блюдечко да произнесла слов заветные:
- Яблочко златое, по блюдечку катись, что сталось с Ивановым царством, покажись!
Как увидал Иван-царевич, что в его царстве-государстве творится, мрачнее тучи сделался. Государь-батюшка вскорости помер, так и не надумав, которому из сыновей царство отдать. Один смел, другой умён – как тут выбрать-то? Делать нечего – стали царями Фёдор да Василий. Лишь только схоронили батюшку, пошли на соседа войной. Да войну-то проиграли, только люду немеряно зазря положили. Воротились домой злые, аки черти, да всё друг друга корят.
- Всему ты виной, Фёдор! – говорил Василий. – Всё хвалился, какой ты смелый да храбрый, а сам, лишь только сеча начнётся, ты али с поля боя убегал, али мёртвым прикидывался! Кабы не трусость твоя заячья, ужо разбили бы мы вражину!
- Как бы не так! – возражал ему Фёдор. – Кабы мы не слушали твоих глупых советов, с победою бы воротились! Коли в ратном деле ничего не смыслишь, так молчал бы лучше да не распускал язык зазря! Да и сам-то ты в бой не шибко-то и рвался, всё больше за спины чужие прятался!
Так, ругая друг друга, в царство своё воротились, а там новая напасть. Покуда мужики в чужой сторонке бились не на жизнь, а на смерть, повадился Змей Горыныч трёхглавый поля да города жечь-разорять да баб с детишками живьём поедать. Поначалу надеялись горемычные: вот воротятся богатыри да и прогонят супостата прочь! Да не тут-то было! Витязей храбрых в битвах жестоких перебили, а которые воротились – калеками осталися, где уж им со Змеем лютым сражаться? Тогда цари Фёдор да Василий клич кликнули: ежели найдётся храбрец, который Змея Горыныча одолеет, мешок золотых получит. Да только не верят люди словам их медовым: небось, обманут, как всегда, уж этим-то не впервой!
- Что ж, коли защитить горемычных некому, - молвил Иван-царевич, - ворочусь-ка я в своё царство да и сражусь со Змеем Горынычем. Благодарствую, бабушка, за помощь да за гостеприимство!
- Постой-ка, Иван-царевич! – окликнула его Баба Яга. – Ужель не хочешь узнать, не обманут ли тебя братья твои?
- А пускай и обманут! – ответствовал Иван-царевич. – Не надобно мне их золота! Царство-то батюшки моего, и люди-то мне, чай, не чужие! А там уж либо одолею я супостата, либо быть мне убиту!
- Ну что ж, коли так, счастливо тебе!
Вскочил Иван-царевич на коня да и в царство своё направился. Смотрит по сторонам – кругом нищета да разруха. Довела война проклятая да и Змей Горыныч в придачу! Добрался он до града стольного, дворец братьев-царей показался ему – роскошнее прежнего. По всему видно, себя Фёдор с Василием не обделяют. Слез Иван-царевич с коня да постучал в ворота. Стража грозная узнала царевича изгнанного, хотела было взашей прогнать, да молвил он им:
- Доложите братьям-царям, что, дескать, пришёл Иван со Змеем Горынычем насмерть биться.
Услыхали Фёдор с Василием, что их братец явился, приветили его как гостя дорогого.
- Ох, Ваня, - молвил Фёдор. - Худо у нас дело! Богатырей-то нынче мало, некому Змея одолеть! Я бы и сам пошёл да с Горынычем-то сразился, да только коли меня, царя, змей убьёт, царство-государство наше и вовсе развалится. Ежели ты, братец, одолеешь Горыныча, уж не пожалеем для тебя награды, и дворец наш царский можешь своим считать.
А Василий-то поддакивает братцу: мол, избави нас от напасти; советы мудрые даёт, как Змея одолеть.
- Ежели ты такой умный, - говорит ему Фёдор. – Отчего же сам с Горынычем не сразишься?
- Так ежели чего, - отвечает брату Василий. – Как же царство наше без моего ума-разума проживёт? Не могу я, царь-государь, головою своей мудрой рисковать.
- А вы, братцы, всё такие же хвастуны! – заметил Иван-царевич. – Оттого народ-то вас и не жалует! Кабы не затеяли вы войну проклятую да не положили бы зазря витязей доблестных, давно бы уже и без меня нашёлся храбрец да защитил бы люд ваш честной.
Хоть и серчают Фёдор и Василием за дерзость Иванову, да сказать слово поперёк не смеют – лишь друг на друга кивают: мол, не я в том повинен, а братец мой!
Не стал Иван-царевич их далее слушать – пошёл к нянюшке старой. Та, завидев его, обрадовалась, кинулась обнимать, целовать. Вдруг заметил Иван-царевич, что у неё из-под юбки хвост лисий выглядывает.
- Что с тобой сделалось, нянюшка! Али околдовал тебя кто?
- Нет, Ванюша, - ответила няня, и хвост её тут же начал исчезать на глазах. - Я всякий раз, как сестрицу иду проведать, лисицей оборачиваюсь. Так по лесу гулять сподручнее. Да к старости, видать, рассеянной стала. Совсем позабыла про хвост, глупая голова!
Смекнул тогда Иван-царевич, что за лисицу встретил он тогда подле избушки Бабы Яги.
- А у меня, нянюшка, для тебя гостинчик! Помнится, ты всегда была охочей до диковинок всяких. Вот привёз я тебе из тридевятого царства, тридесятого государства шапку-невидимку. Коли захочешь сестрицу свою тайком проведать, а в лисицу превращаться будет неохота, надень её – и ни одна живая душа тебя не увидит.
- Благодарствую, Ванюша! Диковинки-то я люблю! А уж коли подарочек от тебя, так вдвойне радость мне, старухе! Только Ванюша, остерегался бы ты братьев своих – недобрые они люди. Как бы они тебе лиха не сделали!
- Ежели я одолею Змея Горыныча, и они меня прочь прогонят, - ответил Иван-царевич. - Значит, так тому и быть! Опосля того, что у Бабы Яги услышал, доброго я от них не жду. Лучше ты мне, нянюшка, победы пожелай – чтобы люд честной от напасти избавился! Да и золы мне из печки выгреби малость – пригодится.
Отправился Иван-царевич в опочивальню, а утром чуть свет, сел на коня да отправился на окраину, где, по слухам, в последнее время Змей Горыныч свирепствовал. Вдруг небо потемнело, и показался огромный страшный змей о трёх головах. Крестьяне-то, завидев его, кинулись врассыпную. Одна бабёнка брюхатая не успела. Змей Горыныч собрался было уже схватить несчастную да унести в высь поднебесную, как Иван-царевич преградил ему дорогу:
- Что ж ты, вражина, баб да детишек обижаешь? Сразись-ка ты прежде со мной!
Захохотал Змей Горыныч так, что земля затряслась, да и бросился на Ивана-царевича. Да тот оказался не промах – увернулся да отсёк ему мечом булатным голову. А сверху золой посыпал. Взревел Змей Горыныч, словно выпь болотная да снова на Ивана-царевича бросился. Закипела битва не на жизнь, а на смерть. Бабёнка брюхатая быстренько в избу да в подпол с испугу спряталась. А Иван-царевич знай себе мечом машет. Вскоре и вторая голова чудища полетела прочь. Иван и её золой посыпал. А как третья полетела, замешкался чуток, и тут же на её месте новая отросла. Рубашка-то Ивана-царевича красной от крови