Первая любовь. Встреча. Часть первая

     
      Что-то теплое и приятное коснулось щеки, заставив пробудиться от невероятно крепкого сна. С трудом приоткрываю глаза. Сквозь зеленое кружево незатейливых занавесок ко мне протянулся ласковый утренний лучик зимнего солнца. Окутанная облаком  безумно мягкой маминой перины, сладко потягиваюсь и понимаю: каникулы-ы!
      Наконец-то, родная стихия, милый отчий дом в тихой заводи!
      Кажется, никогда не покинешь эту мамину перинную колыбель, так прекрасна гармония юности и  домашнего уюта. Летящий снег за окном, казалось, звучал какой-то мелодией кружевных ноток-снежинок, они искрились и тихо падали, пополняя толщу и без того пышного покрывала зимы.

      Позади первая зимняя сессия в престижном химико-технологическом институте. Сдана высшая математика, заумная химия и прочий «гранит науки», который приходилось «грызть» бессонными ночами. В итоге завершён забег в четыре экзамена, восемь зачётов, потеряны нескольких килограммов веса в родимой альма-матер.

      Новости в посёлке распространялись со скоростью света. Узнав от очередной сороки о моем приезде, верная подруга Лиза выдёргивает меня из тёплого плена постели. Через пять минут я уже знала все новости сарафанного радио.
Ну, а напоследок,  Лизушка приберегла главное… Ту самую вишенку на тортик: 
      - Лина, Виталик Гаршин отслужил, представь, три года пролетели! Вернулся из армии!       
Новость застала врасплох. Забилось сердце, как-то предательски ослабели ноги…

      Виталий был моей первой любовью. Мне четырнадцать, ему семнадцать. Как прочно завладел он сердцем неискушённой девчонки! Крепкий, темноволосый и мужественный, он нравился многим девочкам из поселка и знал это. Налёт превосходства всегда присутствовал в его манере общаться с сельскими барышнями. Будто он  вырос где-то в столице и вдруг снизошёл до них.
      Гаршин жил с родителями всего через  два дома от моего.
Каждый день ходила я мимо его окон с невероятными муками. Не доходя метров пятьдесят, начинала жутко краснеть. Вдруг появится мой кумир.
И потом, по всей нашей Тенистой улице, шла с бьющимся сердцем.
        Надо сказать, на тот момент, я, худенькая нескладная девочка в очках, не вызывала симпатии у противоположного пола. За стеклами очков не были видны большие, серые, с невероятным оттенком грозовой синевы, глаза. Такие красивые, но, волею судеб, сильно уменьшенные и затушёванные линзами круглых, странноватых очков.
В довершение - маленькая грудь, узкие бёдра и худенькие ножки - всё это вызывало чувство страшной досады у меня, девочки-подростка, с пробивающимися уже ростками серьёзных переживаний начинающей созревать девушки...  Некоторые мои ровесницы выглядели, как взрослые, и ловили на себе восхищённые взгляды одноклассников. А у меня ещё эта жуткая способность мгновенно зардеться и полыхать как пионерский галстук!
        Хотя, было одно неоспоримое достоинство - роскошные русые волосы с пепельным оттенком. Толстая коса спускалась ниже талии и  слегка оттягивала назад голову.
        Но и тут, наши поселковые мальчишки, пробегая мимо, дразнили:
        - Линка - задерибашка!
А кто-то из них, самый борзый, добавлял вслед:
        - Четырёхглазая…
До ужаса покраснев, с неизменно испорченным настроением, я шла дальше с одной только мыслью: «Не дай бог, встретить Виталика!»     

          На маленькой улице Тенистой, где мы жили с подругой Елизаветой, нас было пятеро, незабываемых друзей детства. 
          Виталий в нашей пятерке держался слегка особняком, появлялся только поздно вечером, когда стемнеет. Мне это было на руку, так как и в сумерках при его приближении лицо мое полыхало. Почему-то он всегда усмехался одним уголком губ, глядя на меня. Я теряла почву под ногами от этой усмешки и казалась себе каракатицей.
          Двое других, два Александра, были ребята невероятно добрые и простые.  Один - высокий, миловидный и худощавый. Другой - невысокого роста, коренастый и широкоскулый.
          Оба были старше нас на два года, и оба оказывали мне знаки внимания. Наверное, потому, что я была девицей начитанной, и им со мной было очень интересно. Вдруг, высокий Саша умудрился признаться, что не прочь со мной дружить.
        «Вот его угораздило», - подумала я и неожиданно призналась, что питаю симпатию к другому, не вдаваясь в подробности.
        Не трудно догадаться, что парень был огорчён и оказал мне медвежью услугу, проболтавшись Виталию.
Ведь он часто видел, как я тушуюсь в присутствии Гаршина.
   
        Помню, как-то, погожим летним вечером принёс  Виталий симпатичного ёжика. Нам, всем, сидящим на скамейке возле дома, он поочерёдно подносил ежа и показывал, какая милая у того мордочка, смеясь, говорил, не хотите ли погладить. Дойдя до меня, он резко наклонился и провёл колючим ёжиком по моей ноге. И даже в этой ситуации я не возмутилась, хотя едва сдержала боль и слёзы обиды. Даже ёж, наверное, испытал жалость.       

А Виталий страшно развеселился.

        Кумир мой, похоже, не был добрым, а я, в порыве чувства, захватившего с головой, не видела этого.
     
            Однажды вечером Лиза пришла ко мне, и  мы, как заводные, весело болтали, хохотали и танцевали. На проигрывателе модная пластинка  «Когда я пошел на Бембашу» оглушала каскадом невероятных ритмов. Это был шедевр по тем временам, настоящий джаз!
        Под упоительные аккорды мы стали так чудить, что я уже представила себя где-то на неизвестной Бембаше! Это был спектакль, где туземка покоряла своим танцем островитян.

        Вдруг послышался страшный треск веток в четырех метрах от окна и громкий мужской смех...
        Мы прильнули к стеклу, и, отодвинув короткую занавеску, в темноте рассмотрели удаляющегося Виталия. Он  всё ещё не мог разогнуться, то ли от смеха, то ли от боли.
        Как потом оказалось, мой возлюбленный следил за нами. А чтобы было удобно, залез на дерево посмотреть, что мы делаем под необычную музыку, доносящуюся из открытого окна. Зрелище вызвало у Виталика смех до икоты, от чего он с треском свалился с дерева. Единственный "островитянин" не оценил мой творческий экстаз...
       
        Как-то в сумерках он подкрался и выстрелил из двустволки в фонарь возле нашего дома. Вот такое развлечение было у объекта моего воздыхания.
Узнала я об этом от него, спустя три года.

Помню стихи, сочиненные в горячечном любовном бреду ночью.
        Весна, весна, смотри вокруг,
        Везде ее дыханьем веет,
        И листья распустились вдруг,
        И солнце ласковее греет!
        И на проталинке лесной,
        Подняв головку и качаясь,
        Стоит подснежник голубой,
        Лесной улыбкой улыбаясь!
        Весна, весна, пора любви,
        Смотрите птицы, звери, люди!
        Мне счастье грезится вдали,
        Уверена, что счастье будет!

        Тем временем, подошла к концу наша с Лизой учёба в восьмом классе.        А Гаршин уже заканчивал школу.
Вскоре настал день проводов Виталия в армию.
        Вот мы уже на вокзале. Я дрожащей рукой сую ему открытку на память с посвящёнными ему стихами. Он усмехается. Как всегда. Небрежно, не глядя, суёт её в карман. Прощается с родными, с друзьями, не удостоив меня одним взглядом, даже вскользь…

        Итак, позади целых три года…
        - Лизонька, ты хочешь сказать, что он здесь?!
        - Да! – воскликнула радостно подруга. - Более того, вечером обещал прийти ко мне в гости.
        Сердце опять дрогнуло, хотя я была уже не та девочка-подросток, но душа, что называется, укатилась в пятки.
        - Лина, да не волнуйся ты так, он ведь тебя не узнает, ты же понимаешь, почему! - сказала верная подружка.
        Настал долгожданный вечер. На Тенистой улице темень, свет только от белеющего под ногами снега. Подходим с Лизой к заветному дому, волнение зашкаливает. Сердце стучит так, что, кажется, слышно всем. Виталий выходит, здороваемся и, молча, идем к подруге. На улице почти нет фонарей. Темнота мне на руку, так как я словно вижу, что он, по-прежнему, ухмыляется…

        Поднялись по ступенькам, Лиза включила свет зеленой настольной лампы. Я сбрасываю на плечи белый пуховый платок и поворачиваюсь к Виталию. Он медленно оседает на стул:
        - Это ты?! С ума сойти… если бы я тебя встретил днем на улице, не узнал бы… Боже, какой ты стала!
        Лиза, закрыв рот руками, чтобы не рассмеяться от распирающего ее чувства нескрываемого удовольствия, тихо, задом, ретировалась на кухню.

        Да, прошло три года... Мне семнадцать лет, и я как-то незаметно приобрела скромные, но вполне симпатичные формы, научилась делать красивый макияж, хотя тогда это не называли таким словом. Научилась рисовать безупречные стрелки, как у Мишель Мерсье, подчёркивая грозовую синеву выразительных глаз с длинными ресницами, и придавая тем самым  лёгкую загадочность образу. Волосы были уже белокурые, красиво уложенные, длинные.  Губы слегка подкрашены нежной коралловой помадой.

        В институте мы иногда ходили на дискотеки, которые назывались «танцы». Надо сказать, что отбоя не было от ребят, которые  хотели проводить меня домой.
        Мне было интересно покорять их, но после легкого короткого флирта становилось скучно, сердце тосковало по далекому любимому.
        Просто очень хотелось взять реванш за те времена, когда меня не рассматривали вожделенным объектом юношеских грез...

        Он сидит и не может оторвать от меня глаз... Сказать, что я счастлива, это ничего не сказать. Говорим о пустяках. Мне тоже не верится, он ли это, тот, который не удостаивал меня даже взглядом и проходил мимо с очередной длинноногой нимфеткой, приехавшей из города в гости.
Он окреп и возмужал. Стал таким статным, а теплота взгляда придала не совсем правильным чертам лица обаяние.

        - Поздно уже, - говорю я, после нашей нескладной беседы за чаем. Целый час мы говорили так, будто не знали друг друга.
        - Я провожу тебя! - говорит Виталий. Сердце опять падает куда-то, он меня никогда не провожал. Надеваем  пальто. Лиза суетится, от радости за меня путается в рукавах, вижу своими близорукими глазами ее сияющий взгляд и довольную мордашку…

        Сначала идём молча. Он заговорил первым. Начал с вопроса о выборе профессии. Я от волнения пытаюсь говорить что-то, не всегда впопад. Обычно, облекающая свои мысли в красивую форму и, тем самым, подкупающая собеседника, сейчас я была косноязычна.
      - Поступила в химико-технологический. Неожиданно невзлюбила химию, которой так пичкают на первом курсе... Имея золотую медаль, могла бы  легко поступить в университет на филологический факультет.
      «Что я несу», - лихорадочно думаю  я  про себя с ужасом, ловя близорукими глазами выражение его лица. Он был невозмутим внешне, рассказывал тоже мало, про армию, о своих планах поступления на юрфак, но весьма односложно. Может он и был таким, ведь я его и не знала толком.
      Мы бродили вокруг моего дома. Он изредка  разглядывал меня в тусклом свете несчастного фонаря, замененного давно взамен разбитого им из двустволки.
        Забрели на мостик через речку. Он качался под нашими ногами, как бы подталкивая  друг к другу, но… Виталий вел себя как-то слегка отстраненно, так, будто нас разделяет нечто,