Совет

точно. Но как мне дотянуться до него? Почему она так на меня смотрит? Она что-то спросила? Сказала?
–Простите?.. – я придал голосу жалости. – кажется, я..повторите?
–Представитель Судейства встретит вас у эшафота. Представитель Дознания спустится чуть позже. Есть ли у вас какие-нибудь пожелания?
–Например? – вот тут, надо признаться, я обалдел. Какое может быть пожелание у осуждённого? Жизнь, дура ты набитая! Жить я хочу! К семье хочу!
–Желаете написать последнее письмо или передать что-то на словах? Может быть, какие-нибудь личные вещи?
–У меня всё отняли, – почему я вообще разговариваю с этой дурой? – Какие вещи…
–По-разному, – она пожала плечами, – прядь волос, лоскут рубашки на память – это не возбраняется.
Ну уж нет, девочка! Я выйду отсюда. Теперь, глядя на твою неопытность, глядя на твою наивность, я вижу себя и понимаю, что смогу тебя обмануть, а значит, смогу перехитрить смерть. Я помню, что нужно миновать три этажа – всего три этажа и свобода! Если я смогу переодеться под стражника, то, даст Луал, миную их все. Затем – двери и свобода. Там жена, там дочь. Быстро снарядиться в путь, пока не хватились, и бежать, бежать… на тот же юг!
Да, теперь я вижу это ясно. План безумный, но от того он и должен сработать. Никто не ждёт от меня ничего подобного, значит, это мой шанс. Они не будут готовы, верно?!
Девчонка же смотрела на меня, ждала ответа. Надо действовать. Скоро спустится дознаватель, и тогда, быть может, я не доберусь до ключа.
–Воды бы…
–Что? – у неё был очень забавный растерянный вид. Она не ожидала услышать про воду. Что это с ней? совсем дура? Не знает или не хочет знать?
Часть дознавателей, получив на своих осуждённых смертные приговоры, перестаёт их кормить до казни. А зачем? Уже мёртвые ведь! С едой же в Мааре неладно. Перебои и, привет, голод.
Некоторые думают, что этим доламывают преступников. Некоторые, что этим ослабляют их перед казнью. Мой дознаватель был образцом честности и кормить меня продолжил, но я здесь достаточно давно, чтобы усвоить – не все удачливы как я. Стража разносит тарелки ко всем, но некоторые из них пустые – это для начальства, мол, всё съедено заключённым. А то, что он орёт или ослаб, так это не к нам.
Мне же повезло.
–Воды, – повторил я, – двое суток не пил и не ел.
–Как это? – не поняла она. – Вы не хотите есть? Это вы зря. Мучения перед смертью ни к чему.
–Хочу, – я невольно улыбнулся. Эта Арахна была такой глупой и милой в своей глупости, – мне не дают.
Она побледнела. Похоже, в самом деле не знает о том, что творится здесь. Её счастье!
–Как это не дают? – девчонка аж задрожала от гнева. – Как вы так смеете…
–Кому-то дают. Кому-то нет. экономят, – я улыбнулся опять. Девчонка была забавной в своём гневе. Может быть, она не самый плохой человек?
Арахна покачала головой:
–Я доложу об этом, они проведут проверку.
Девочка, мне плевать! На тебя, на твои проверки и доклады. Я жить хочу, понимаешь?
–Что же насчет воды?
Арахна кивнула, вынула из кармана ключ, провернула его, вышла, провернула, затихла очень быстро, легко удалилась. А я же подобрался.
Рана в бедре застарелая, шевелиться больно, но что значит боль перед смертью? Надо собраться, собраться всеми силами и достать ключ. И пусть наивность умрёт, как умерла во мне.
***
–Возьмите, – Арахна вернулась быстро. на этот раз я следил за ключом, который снова исчез в кармане.
Я нарочно неловко взялся за принесенный стакан, чтобы расплескать немного.
–Извините, руки скованы, не взять.
Она заколебалась. Тут было три варианта: вылить мне воду на голову, помочь мне её выпить или снять с меня оковы.
Я бы выбрал первый. Но Арахна была доброй, и при этом не желала касаться преступника лишний раз, а потому, поколебавшись, потянулась к моим кандалам, и…
–Палач, какого Рыцаря ты творишь? – я не заметил, как он спустился – мой дознаватель, мой добрый и милосердный дознаватель. Мой убийца. Человек, не давший мне шанса на освобождение.
–Это ты мне скажи! – Арахна распрямилась, – почему заключенные жалуются на голод? Их не кормят…
–Этого кормят, – дознаватель прошёл в камеру, у него тоже был ключ, но он, закрыв дверь, протянул его стражнику сквозь прутья решетки. Вот же мерзавец! Знает, видимо, мысли нашего брата.
–Этого? – Арахна потеряла ко мне интерес. Она смотрела только на дознавателя, готовая, казалось, вцепиться ему в горло.
–Этого – да! – гаркнул он и вдруг сунул руку в её карман. Девчонка завизжала, не понимая, дёрнулась, но дознаватель легко и мгновенно её отпустил и вытащил ключ от моей свободы, победно взглянул на меня: – провалился твой план, да?
–Это мой! – возмутилась Арахна, попыталась вырвать ключ из рук дознавателя, и я понял, что это мой последний шанс. Наплевав на всякую боль, я рванулся к ним, готовый умереть и готовый выжить.
Я рванул, не помня и не соображая ничего, даже мысль о дочери меня не вдохновляла так, как жажда жить самому.
И откуда пришла всепоглощающая боль я не понял. Просто толчок в грудь, удар чем-то тяжелым и темнота закружилась, подкосились ноги, и я рухнул куда-то.
***
Арахну трясло. Впервые на неё попытался напасть обречённый. Она понимала, что сама виновата, что отвлеклась, вошла, не дожидаясь дознавателя, да и мало ли ещё? Знала вину. Знала, что гнать её надо с этого места, но сейчас тряслась не от этого. На неё прежде даже голоса никто не повышал, несмотря на её должность. А тут аж нападение!
–Дура! – весело сказал дознаватель, глядя на неё, – как есть! Не могу…надо же было поверить! Эх ты, воробышек.
–Я…он сказал, – Арахна медленно приходила в себя. Дознаватель проявил неожиданное сочувствие:
–Первый раз?
–Казню? Нет. Напали? Да.
–Ты это…– дознаватель усмехнулся, – совет запомни на будущее. Хороший совет. Бесплатный. Никому нельзя верить. Никому. Ни врагам, ни друзья, ни уж тем более тем, кто загнан в угол. У них прыжок на тебя, нападение – единственный шанс. В этот раз Луал тебя помиловал, и я оказался здесь, но в другой раз может так не повести. Будь осторожна и никогда никому не верь. Никому!
Арахна кивнула:
–Надо рапорт составить, да?
–А зачем? – дознаватель огляделся. – Свидетелей ты да я, да мы с тобой. Сейчас очнётся и казнишь. И не было ничего. по рукам?
–По рукам, – Арахна сжала зубы, чтобы точно вернуть себе твёрдость духа – ей это помогало и в детстве, и сейчас. – А некоторых преступников, правда, не кормят?
Дознаватель посмотрел на неё со смешанным чувством. С одной стороны, ему хотелось ответить ей правду, хотелось предупредить, что нечего молодой девушке делать здесь, в таком месте, надо валить, и как можно дальше и быстрее, но с другой стороны… его-то кто предупредил? Ему сказали, что он будет служить закону и он поверил. Кто же знал, что закон живёт только в некоторых местах, и совсем не заглядывает в темницы да в допросные комнаты?
–Ещё чего! – рассмеялся дознаватель, – ты и этому поверила? Сама же знаешь – по всем правилам должны кормить. До последнего утра, если надо! Не верь всему, что слышишь, девочка!
Будь Арахна умнее, она бы уточнила, что спросила не про правила, а про их соблюдение, так как наличие ей известно. А была бы ещё опытнее, то вообще бы ничего спрашивать не стала. Но у неё пока не было гибкого ума и опыта, и только потом, когда сама Арахна окажется в камере и будет ждать своей казни, может быть, вспомнит самый лучший совет в своей жизни «никому не верь». Самый бесполезный совет. Запоздалый, странный и непонятный, но единственный, который мог бы стать ей спасением однажды.
Но это будет уже тогда, когда жизнь будет где-то над Арахной, а не рядом с нею.
(Примечание: персонажи и Маара принадлежат моей двулогии о тенях «Тени перед чертой» и «Гильдия теней», а также относящимся к этой двулогии рассказам-мостикам)