вскочила часом позже, из-за чего не успела позавтракать, толком умыться. Спешно одеваясь же, неожиданно порвала единственную приличную блузку и, чертыхаясь, рванулась к шкафу.
Также утром выяснила ещё следующее: маме стало хуже, а у детей (сразу же обоих) температура.
Пришлось остаться дома. Во всяком случае. От первой работы отказаться на день пришлось точно – этому не обрадовались, поворчали, но в положение, кажется, вошли.
Собралась в аптеку, но то ли руки от нервов дрожали, то ли замочку пришла пора сломаться, но дёрнула молнию Светлана на сапожке, и… осталась в пальцах собачка, и замочек издевательски расползся по шву.
Это было уже слишком. Светлана не была сильным человеком. Она никогда не искала себе ни славы, ни денег, ни талантов. Она хотела себе семью и думала, что её жизнь будет обычной, а она оказалась для неё слишком тяжёлой.
И Светлане стало себя жаль, жаль всю свою погибающую молодость, жаль уходящие годы, и уже ушедшие, жаль за подлеца-мужа, за больных детей, за маму, за работу бесконечную и тяжёлую, за сапожок этот чёртов жаль, что она просто заплакала. Не заревела, как ревут расстающиеся влюблённые, не зарыдала, как это делают натуры горячие и яркие, не заголосила, как это делают, когда положено, а тихо-тихо заплакала в отчаянии.
***
–Не проповедница светлого слова, – с досадой резюмировал Михаил, забыв о том, что говорит в присутствии своего идеологического врага. – Даже Мария рыдала меньше, и себя меньше жалела, когда ей было явлено откровение. А тут…
Но Астарот был тоже поражён:
–Человек! всего лишь человек! со своими проблемами, с сапогами… не сужу, конечно, не уполномочен, но тьма – это сила, а здесь тьма её раздавит.
Михаил осёкся, глянул на Астарота с удивлением:
–Речи, незнакомые прежде! Не печалился ты раньше о душах. Жалость в тебе взыграла?
–Ты меня так не оскорбляй! – обозлился демон, – а то я тебе живо одежды белые адской серой залью! Просто…ну какой она наш адепт? Ты посмотри на неё! О, смотри, у неё суп убежал!
***
Светлана с трудом дожила до конца этого долгого муторного дня. Наконец, стоя на коленях у окна, начала привычную молитву:
–Господи, если ты есть, если слышишь меня, дай мне облегчение в жизни! Не могу я так больше! не могу! Руки опускаются. Услышь же меня, наконец! Или ты услышь, дьявол!
Светлана не знала, к кому уже возносить мольбу и впервые обратилась к обеим сторонам с прошением. Она не знала, верить ли ей вообще во что-то высшее, и поддавалась лишь единственному шансу на спасение – выхода иного она не видела.
Как не видела она архангела и демона, засевших и выжидающих в её квартире.
***
А ночью снилась Светлане всякая муть. Сначала явилась перед нею белая крылатая фигура и возвестила:
–Ликуй, смертная! Дано тебе небесами и сами Богом право и долг лёг на тебя – неси слово Его, неси дело Его, и будешь вознаграждена ты раем!
Радостно сделалось сначала Светлане, но потом вспомнилось вдруг сквозь этот тихий и радостный сон, что у неё порвался сапожок, что маме нужны лекарства, что педиатр настойчиво рекомендует отвезти детей на море – слишком часто болеют…
–Иди-ка ты к чёрту! – бормотнула Светлана расплывающейся белой фигуре, – не хочу… спать хочу, а рая не хочу.
Белая фигура померкла, стушевалась. Затем возникла из её очертаний тёмная – такая же, только более страшная и грозная, возвестила:
–Прими в сердце своё ты тьму, смертная, и получишь всё! И море, и сапожки, и лекарство маме.
«Согласится!» – волновался Михаил, с ужасом представляя, какую головомойку устроит ему Габриэль, узнав не просто о провале, а о том, что у Подземного Царства получилось, а у небесного нет! какой щелчок по самолюбию!
–И ты…тоже… –мозг Светланы соображал, но мама учила её поговорке про сыр и мышеловку, и, хотя наяву Светлана бы согласилась мгновенно, во сне произошло что-то совсем иное, и она отказалась. – К чёрту… оба идите.
Михаил выдохнул, стараясь не злорадствовать: в конце концов, в лужу сели они оба. Но собственный провал не так страшен, когда провалился и твой идеологический враг.
–Не вышло! – Михаил попытался стереть улыбку. – Как жаль!
–Угу, – бормотнул Астарот. – Ни нашим, ни вашим.
Михаил пошёл к ступеням, когда Астарот вызывал лифт, и вдруг остановился. Задавать такие вопросы опасно, но ещё опаснее не задавать – ведь тогда включаются домыслы.
–М…а почему ты не попросил её наяву? – Михаил всё-таки рискнул. – Она бы согласилась, я уверен.
–Не догадался! – фыркнул Астарот и зашёл в лифт.
Лифт загудел, увозя демона вниз. Михаил невольно вздохнул: демоны могут лгать, но не могут они не подумать! И Астарот может сколько угодно долго говорить о своей недогадливости, Михаил только что стал свидетелем милосердия, а это значит, что можно взять демона в разработку и толкнуть его на путь искупления! Он не потерян! Славься, Светлейший!
Астарот, лениво спускаясь в лифте, прекрасно знал, о чём думает Михаил, и с трудом подавлял в себе триумф – негоже так ликовать, а то ещё услышит! А ведь замысел был прост: архангелы легко покупаются на первый удобный им мотив, на первый, что им понятен.
Мотив же Астарота был прост: во тьме должны служить лишь достойные, а Светлана по его мнению, не тянула на это. Если же брать поверхностный мотив, то Астароту просто нужно было втереться в доверие к Михаилу, приручить его, заставить поверить в то, что Астарот хочет и может исправиться…
Тогда Михаил наверняка сам станет искать контакта с Астаротом, а это возможность получить шпиона и информатора в высших рядах Небесного Царства, и, как следствие – повышение в царстве своём, Земном.
А на Светлану… у неё свои дела и заботы. Кто её вспомнит, когда на кону борьба между Небом и Адом?!
