нужно было обязательно сделать громко: хлопнуть дверью так, чтобы косяки чуть ли не слетели с кирпичей; захлопнуть оконную раму с таким грохотом, чтобы перепугавшаяся самка голубя выдавила из себя два яйца сразу. Когда он опоздал на лекцию по физике и вновь хлопнул дверью, а потом прошёл к своему месту не вдоль стены, а обойдя все первые ряды, Виктор Романович сначала проводил его взглядом, а затем заключил:
— Конечно, похвально, что вы с такой лёгкостью можете придать двери большое угловое ускорение и агрессивно обратить на себя внимание всех сидящих в аудитории, особенно Виктории и Аделины, мимо которых вы особенно демонстративно прошагали… Но, понимаете, Леонид – это всё природная сила, животная… А, значит, низменная. Гораздо мощнее и ценнее сила духовная. В молчании и спокойствии она, отнюдь не в шуме. Поучитесь у Полины, мой друг: тихая, скромная, не променяет книгу на клубы. А как скажет «нет», так несчастный влюблённый вены себе захочет перерезать.
— Я, конечно, утрирую и привожу лишь наглядный пример, друзья мои. Но, думаю, вы понимаете, о чём я.
С тех пор Лёня никогда не вёл себя шумно. Более того, он всерьёз увлёкся физикой, а через десять лет устроился в РАН, хотя до этого на его уме были лишь девчонки да спортзал.
Другой наглядный пример произошёл с Гошей, когда тот влился в скинхедскую группировку, что со временем отразилось на его внешности: бритая голова, куртка-косуха и берцы с белыми шнурками. Не обошлось и без неоднозначных татуировок, выдававшихся за традиционные славянские символы. Самое интересное было в том, что Виктор Романович не высказал ни одного осудительного слова в сторону его увлечений – он отыскал к нему подход со стороны. Гоша нам рассказывал, как однажды после двух пар физики в четверг профессор позвал его побеседовать с глазу на глаз:
— Леонид, я не собираюсь вас никоим образом осуждать, поскольку я всего лишь преподаватель физики, а не ваш отец или кто-то другой, имеющий право на нравоучения. Я прекрасно понимаю ваши мотивы и даже могу предположить, какой спектр внешних условий привёл вас к заинтересованности этими идеями. Я прекрасно помню нулевые, когда на Лиговском в Питере могли выпустить средь бела дня очередь из калаша в ту самую группу людей, а один раз при мне в «Макдоналдс» на Невском забежал провокатор, после чего началась потасовка с битами и кастетами… Только вы, Леонид, оставили без внимания одну важнейшую вещь. Сила не за тем, что активнее всех машет кулаками – а за образованными людьми, за нужными этой стране и этому миру людьми, получающими много денег. Думаю, вы понимаете, что, как бы это кощунственно не звучало – но всех не перебьёте. Помните новеллу Александра Грина «Зелёная лампа», как бедняк не терял времени и выучился на врача? Я советую вам направить вашу активную энергию не в деструктивные действия, а в повышение вашего уровня образования. Начните читать книги – если не знаете, какие, то я всегда вам с радостью посоветую после лекций. Выберите себе сферу, в которой сможете и захотите стать специалистом. Даже если физика вас не интересует – мой дорогой друг Алексей Владимирович с кафедры экономической теории начнёт с октября набор на программу, которая позволит получить второй высшее – начните учиться, откройте для себя путь к деньгам, а когда вы найдёте своё место в жизни и сможете реализовывать себя – то поверьте, это будет гораздо эффективнее, чем заниматься сомнительной деятельностью, к тому же расстраивая вашу маму и папу, которые и так еле сводят концы с концами из-за очередного сокращения на тракторостроительном заводе.
Гоша, надо сказать, долго упрямился, но всё же принял к сведению слова Виктора Романовича. Даже с учётом того, что ему пришлось побывать в полиции три раза и пройти судебное разбирательство, скоро он взялся за ум, а через десять лет стал владельцем трёх бензозаправок с планами расширяться в ближайшей перспективе.
Но и в этом случае не обошлось без весёлой ремарки от любимого нами Виктора Романовича, о чём на встрече выпускников десять лет спустя мы узнали от Георгия:
— Знаете, Георгий Николаевич, глубокоуважаемый Вольфганг Паули, которому принадлежит великое правило, объяснившее целую структуру мироздания и возможность существования целой периодической системы химических элементов без вырождения частиц в безликое нечто, похожее на конденсат Бозе-Эйнштейна… Он ведь очень трепетно относился к нацизму и всяким образом старался не ассоциироваться с широко распространёнными в те годы идеями… Был забавный случай, когда учёный сломал руку, и врачи ему либо по чистой случайности, либо по врачебной необходимости, либо по совпадению целого ряда факторов, не исключая забавного трюка… В общем, ему зафиксировали руку в гипсе в таком положении, которое очень было похоже на выполнение нацистского приветствия… И вы сами представляете, в каком виде приходилось бедному учёному представать перед студенческой аудиторией. И он очень противился тому, чтобы его тогда фотографировали…
Неоднократно он к нам обращался после того, как во время лекций мы узнавали либо о возможности применения принципа возможных перемещений для описания механического движения, либо о сведении изопроцессов к варьированию коэффициента кривой, называемой политропой, либо о современных подходах статистической физики к расчёту процессов, происходящих с большим числом элементарных частиц:
— Знаете, друзья мои, в чём состоит истинная маргинальность? Всё-таки, упиваться декадентскими настроениями под произведения Введенского и Вертинского, размышлять об употреблении кокаина и слушать музыку, мотивами которой выступают тщетность бытия и бесконечная безысходность, может каждый, для этого много ума не надо… А вы попробуйте любить жизнь такой, какая она есть, попробуйте находить красоту в тех мелочах, о которых вам не поведает ни одна книга. Попробуйте упиваться не саморазрушением, а красотой математических моделей, описывающих физические явления этого мира… Подумайте о том, какое разнообразие целому миру металлургии придаёт различие в содержании легирующих элементов и особенности производственного процесса… А что уж говорить тогда о Стандартной модели, когда число частиц, которое можно пересчитать по пальцам, даёт всё, что мы видим, весь осязаемый мир? Как эти непонятные частицы сливаются по механизмам, известным в полной мере одному только богу, в более совершенные ансамбли, которые в конечном счёте образуют целые галактики и планетарные системы, горы и равнины, пейзажи Восточно-Сибирского плоскогорья и Памира, изящество Большого Каньона и величие Елисейских полей, прохладные и туманные английские рощи, в одной из которых размышлял Ньютон, выходивший из келий подышать свежим воздухом? Огромные решётчатые своды итальянских капелл, описанные кистью Микеланджело, строгие фрески Джотто, весёлые и непринуждённые этюды из народной жизни Питера Брейгеля? Поэзия Петрарки, Райнера Марии Рильке, Джона Китса, Байрона, Пушкина и Лермонтова? Когда вы смотрите на обыкновенные электроприборы, в которых ток движется по законам Фарадея и Максвелла? В этом истинный нигилизм, в этом истинная маргинальность, друзья мои…
— Страдать может каждый. А вы попробуйте радоваться каждому дню, — заключал после своих умозаключений наш Виктор Романович.
После двух лет, проведённых с Виктором Романовичем, наступила серость и пустота, как только мы сдали последние экзамены по физике и приступили к изучению более сложных наук. Потом мимолётно пролетела защита диплома, годы работы, путешествий, во время которых неплохо так помотало по нашей необъятной родине и по миру… Я часто вспоминал своего преподавателя по физике, а особенно – в те моменты, когда волей-неволей оказывался в тех местах, о которых он рассказывал во время исторических отсылок. В частности, я помню, как в свободное время от командировочных вопросов гулял по Гамбургу, и в переулке набрёл на родной дом Генриха Герца… Или о доме, в котором пылкий Артур Рембо стрелял в своего близкого друга, Поля Верлена, в Брюсселе – и о них в рассказах Виктора Романовича отыскалось место, чтобы передать дух эпохи, той самой эпохи, послужившей переходным этапом от классической физики к квантовым неопределённостям и скачкам…
Меня неплохо так помотало по миру за многие годы жизни, и однажды, лет тридцать спустя, я вновь оказался в городе, в котором располагалась моя альма-матер. Несмотря на то, что многое должно было измениться с тех времён, некий непостижимый дух нашей родины всё же оставил множество вещей такими, какие они есть. Те же улицы, тот же 13-й трамвай, проезжавший мимо Ботанического сада… Многих моих однокашников уже либо нет в живых, либо все рассеялись по миру так, что для их поиска, пожалуй, и понадобятся те самые методы квантовой механики, о которых рассказывал мой физик. Но каково же было моё счастье, когда, проходя по знакомым коридорам своего университета, пахнущим деревянными полами и студенческими годами, уже в качестве представителя от столичного завода, я услышал всё ещё весёлый и звонкий голос Виктора Романовича!
— Роман, сколько же лет назад вы последний раз были на моей лекции? Вы знаете, какая доля элементов успела распасться за это время?
Эх, Виктор Романович…
