воскрешения семьи была все-таки подавлена яростью и негодованием, всю силу которых он обратил на свою жену.
Джек тщательно подготовился к встрече.
Заранее место встречи было, как можно незаметно, тщательно изучено и обыскано, но ничего подозрительного они не нашли. В одном из зданий, у окна, выходящего на место встречи, Джек посадил снайпера. Еще несколько человек спрятались в засаде.
В назначенное время Джек бы на месте.
Он долго прождал, но никто так и не пришел.
В бешенстве, напуганный, он вернулся в отель, в котором остановился, и где его ждал Шон, которого он отказался взять с собой на встречу.
- Что? – парень встревоженно всматривался в его лицо. – Что случилось?
- Ничего не случилось! Никто не пришел! – прорычал Джек в ответ. – Наверное, поняли, что я не один.
- Но как же так? Твои парни прокололись? Но ты говорил, они профессионалы.
- Да, так и есть. Но, тем не менее, они прокололись. Иначе, зачем назначить встречу, и не прийти на нее?
- И что теперь делать?
Джек снял куртку и в досаде швырнул в кресло.
- Теперь – не знаю. Ждать и надеяться, что мне дадут еще один шанс. Организуй-ка мне пресс-конференцию, скажи, что я готов дать интервью и ответить на какие-нибудь вопросы. Я прессу этим не балую, думаю, они не упустят возможности забросать меня какими-нибудь гадкими вопросами.
- Но зачем это? – не понял Шон.
- В интервью я как бы невзначай обмолвлюсь, в каком отеле остановился. Конечно, похитители и сами могут это узнать, но на всякий случай. Если им что-то от меня нужно, они так просто не отступят, я думаю. Они еще свяжутся со мной.
- Но это опасно. Особенно, если учесть, что на тебя кто-то охотится. Если это не эти люди, а кто-то другой…
- А! – Джек раздраженно отмахнулся, не дав ему закончить. – Кому надо, тот все равно узнает, где я и что делаю. Особенно тот, кто на меня охотится. Сейчас не он меня беспокоит, а те, у кого может быть мой сын.
Шон не стал спорить, видя, что Джек взвинчен и раздосадован. Парень давно уже понял, что когда брат в плохом настроении, его лучше не трогать, и, вообще, желательно оставить одного. Поэтому он сказал, что прогуляется по улицам и ушел, предоставив Джеку время на то, чтобы совладать с собой и подумать.
Джек не ошибся. Похитители не заставили себя долго ждать. Уже на следующий день под дверь номера подбросили толстый конверт из плотной бумаги. На этот раз на конверте не было никаких опознавательных знаков, даже кому он предназначался, указано не было.
Почувствовав под пальцами что-то твердое, Джек торопливо распечатал конверт и перевернул его, вытряхнув содержимое на стол. Выпала записка на картонке и маленький пластиковый пакетик. Бросив взгляд на его содержимое, Джек отшатнулся. Спотыкаясь, он отступил назад и, наткнувшись на кушетку, в бессилии на нее упал, сев.
Отведя взгляд от пакетика, в котором лежал маленький детский палец, Шон схватил записку и прочитал вслух:
- Мы дадим тебе еще один шанс увидеть своего сына живым… но, к сожалению, уже не совсем целым. Приходи один. Больше уговаривать не будем, а пришлем тебе твоего мальчишку по кусочкам. Через полчаса, на том же месте.
- Убью… всех убью! – порычал Джек.
Подскочив, он выхватил картонку из рук Шона и в бешенстве разорвал на кусочки. Потом в ярости пнул ногой столик, на котором лежал конверт. Столик перевернулся. Взгляд Джека замер на пакетике, упавшем на пол. Медленно опустившись на колени, он наклонился и осторожно взял пакетик пальцами. И вдруг застонал.
- О, сыночек… прости меня!
Шон, ошеломленный, наблюдал за ним.
Джек резко поднялся, сжав пакетик в ладони, и сунул его в карман брюк. Потом подхватил куртку и торопливо надел.
- Что ты собираешься делать? – Шон испуганно смотрел на него.
- Спасать своего сына, - рявкнул Джек зло.
- Но как? Ты же не пойдешь туда один, как они хотят?
- Пойду.
- Но это глупо.
- Предлагаешь сидеть здесь, пока они режут на куски моего ребенка?
- Но… надо что-то придумать.
- Я узнаю, что им нужно. Да и придумывать уже времени нет.
- На то и рассчитано, разве ты не понимаешь?
- Понимаю, Шон, я все прекрасно понимаю, я никогда не был дураком! Я пойду. А ты сиди здесь и ничего не предпринимай, не лезь. Если ты сунешься, и из-за этого умрет мой сын, я сам разрежу тебя по кусочкам, понял?
- Но если они просто хотят тебя убить? Если это просто ловушка?
- Все равно пойду.
- Но, Джек…
- Шон, прекрати истерику. Успокойся. Будь на телефоне. Если они потребуют деньги или что-то еще, я свяжусь с тобой, чтобы выполнить их требования. Будь готов.
- А если… не свяжешься? Если они тебя убьют?
- Тогда позаботься о моем сыне. Я сделаю все, чтобы они его отпустили. Он ребенок, если им нужен я, убивать его им незачем. Если мою жену они отпустят, а меня убьют, позаботься о том, чтобы отправить ее ко мне на тот свет, там я уже сам с ней разберусь. У меня есть завещание, Патрик является моим наследником. Все мое имущество, включая компанию, переходит к нему. До его совершеннолетия компанией будет управлять Зак. Ты назначаешься его официальным опекуном. Тебе я тоже отвел долю в компании, и некоторую сумму, которая позволит тебе закончить учебу и прожить. Но это так, на всякий случай. Умирать я пока не планирую.
- Ты составил завещание на Патрика, зная, что он погиб… вернее, не зная наверняка, что он жив? – удивился Шон.
Джек кивнул.
- Потому что я знал, что он жив. Я чувствовал. Моя интуиция меня никогда не подводила.
- А что она говорит тебе сейчас?
- Ничего! – Джек раздраженно фыркнул. – Мне некогда к ней прислушиваться, Патрик страдает, ему страшно, я должен начать действовать, мне некогда размышлять. Пока я буду думать, они будут резать его. И так из-за меня… - глаза его вдруг заблестели от слез, которых Шон никогда раньше у него не замечал.
- Ты не виноват.
- А кто виноват? – Джек фыркнул и решительно вышел из номера, закрыв за собой дверь.
Шон выскочил следом и проводил его взглядом, наполненным ужасом. Сердце его больно заныло.
- Только вернись, Джек… Пожалуйста, вернись, - сдавленно прошептал он ему вслед.
Но тот не услышал его и, зайдя в лифт, спустился вниз. Тут же в отеле, в баре, он нашел Хока, который попивал свой любимый черный кофе, сидя за стойкой. Джек подозвал его легким движение головы и пошел в туалет. Когда его телохранитель зашел за ним, Джек, убедившись, что в туалете никого нет, протянул к нему руку с раскрытой ладонью.
- Хок, мне нужен твой пистолет.
Чернокожий гигант молча распахнул куртку и достал из кобуры под мышкой тяжелый пистолет.
Джек проверил его и, засунув за пояс, прикрыл курткой. Потом поднял взгляд на Хока, который молча наблюдал за ним.
- Вы не хотите, чтобы я вас сопровождал, я правильно понял?
Джек кивнул.
- Что я должен делать?
- Ничего, Хок. Иди, допивай свой кофе. Скоро увидимся.
Джек больше ничего не сказал ему, лишь кивнул и вышел.
Через пятнадцать минут он бы уже на месте.
Припарковавшись на взятой на прокат машине, он вышел и, отойдя шагов на десять, остановился.
Место встречи оставляло желать лучшего, но, надо сказать, для таких встреч было идеально. Грязные трущобы, очень даже подходящее для совершения всяких гадких делишек, включая убийство. Джек как-то отстраненно подумал о том, что не хотел бы умирать в подобном месте. Почему-то ему всегда представлялась своя смерть иначе. Ему казалось, что он будет убит у всех на виду каким-нибудь киллером. Ему хотелось бы дожить до глубокой старости и умереть стариком, мирно и тихо, от старости и болезней. Но почему-то у него было ощущение, что до старости ему дожить не дадут. Слишком много он нажил себе врагов. И то, что он стоял сейчас здесь, было кричащим тому доказательством. Сколько раз его уже пытались убить, но впервые Джек задумался о том, что пора что-то поменять в своей жизни, что так больше жить нельзя. Он понял это только сегодня, когда увидел крохотный пальчик в целлофановом пакетике. Никогда раньше он не позволял страху брать над собой верх, но сегодня страх его одолел. Он готов был рисковать своей жизнью ради своих принципов, упрямства и всего того, что заставляло его все годы плевать в лицо врагам с их угрозами и попытками его раздавить. Но не жизнью Патрика. Не было ничего важнее жизни его сына. Это – его слабое место, которого никогда раньше у него не было. Именно таким сейчас и ощущал себя Джек, стоя на грязной улице в ожидании, беспомощным и слабым. Он не мог думать ни о чем, кроме маленького пальчика, лежащего в кармане его брюк. Пальчика, который там оказался только по его вине. Потому что он это допустил. Эта была боль, с которой он справиться не мог. Боль, мучающая его с того момента, когда ему сказали, что его сын погиб. Да, он не верил, но от этого боль его почему-то не становилась слабее. Она сидела в нем незаживающей раной, превратив всю его жизнь в муку. Да, он продолжал жить, работать, и держал эту муку в себе, никому не показывая. Бывали моменты, когда ему казалось, что терпеть это он больше не может, и тогда он доставал свой пистолет.
«Не можешь выдержать – у тебя есть пистолет» - вспоминал он слова своего отца.
Но что-то так и не позволило ему нажать на курок. Может, это был просто страх, трусость, а может, надежда, что его сын жив. Патрик часто ему снился. Он видел его здоровым и веселым, словно он где-то жил и приходил его навещать во снах. Обнимал, целовал, утешал.
«Не переживай, пап, я с тобой, я за тобой приглядываю. Я твой ангел-хранитель. Ты не плачь, у меня все хорошо. Мы увидимся, когда я вырасту. Тогда ты не сможешь меня забрать, заставить жить с тобой. Мы будем общаться, иногда встречаться, ровно столько, чтобы я не смог тебе навредить. А может, я смогу во всем разобраться, победить проклятие, и тогда мы снова сможем быть все вместе, я, ты и мама».
Во сне Патрик говорил ему что-то, чего Джек не мог понять, но он не больно и пытался. Это всего лишь сны. Мало ли что выдавал его обезумевший от боли и тоски рассудок. Иногда Джек даже мечтал о том, чтобы сойти с ума или потерять память, чтобы вырваться из кошмара, в которой превратилась его жизнь. Кошмара, на который его обрекла Кэрол, как теперь оказалось. Он старался пока о ней не думать, поглощенный мыслями о сыне, но когда мысли о ней все-таки пробирались в его голову, он начинал задыхаться от ненависти и ярости, подобно которым никогда еще не испытывал ранее, ни к кому. Даже к своей матери. Он не мог понять, как она могла с ним так поступить. И за что? За то, что любил ее, пытался всеми силами сохранить их семью? Он не почувствовал жалости, когда увидел ее на фотографии, измученную, истерзанную. Лишь в первое мгновение что-то, похожее на радость, вспыхнуло в его сердце, когда он понял, что она все-таки жива. Прежние чувства, которые он к ней испытывал, ожили в нем, но уже в следующее мгновение он напрочь о них забыл, охваченный только лишь негодованием, обидой, ненавистью и яростью. А радость предпочел отнести не к ее воскрешению, а к воскрешению сына. Типа, раз она не погибла тогда, значит, и Патрик – тоже. Потому и обрадовался. А не потому, что она, эта мерзавка, жива. Джек не задумывался над тем, что с ней сделать, как поступить. Он не хотел сейчас об этом думать. Вообще не хотел думать о ней. Все, что его сейчас заботило – это его сын. Если бы не Патрик, Джека бы сейчас
