Нина вышла из дома в тугой знойный воздух, предвещавший грозу. Она вышла быстро, я бы сказал решительно, но уже через пару минут замедлила шаги и, дойдя до ближайшей скамейки, присела. Чуть сгорбившись и безвольно опустив руки, поникла головой.
«Значит мои слова всё же подействовали!» - ликовал я. - «Значит вся разыгранная комедия имела успех!»
Буквально вчера вечером, за ужином я как бы случайно сказал:
- Читал в интернете странный рассказ. Это был рассказ от мужского лица. Обычная история, жена изменила и муж об этом узнал!
Как она побледнела! Как полотно! На лбу выступила легкая испарина, и она спросила:
- Она разлюбила мужа?
Я услышал, но продолжил:
-Автор мало рассказал о их жизни до измены. Неприятно думать, что разлюбила. Вообще неприятно об этом думать.
- Муж убил жену? Развелся? - перебила она меня
- Нет! - воскликнул я. - Ты думаешь им стоило бы развестись?
Она потупила глаза, вяло перекладывая еду на тарелке, подумала и спросила:
- Чем кончился рассказ?
- Не успел дочитать, отвлекло что-то, а потом потерял ссылку и не стал рыться в истории браузера.
Больше за вечер мы не проронили ни слова, кроме обыденных фраз и пожеланий спокойной ночи.
Сегодня утром я стал за ней следить. Это не сложно. Сказавшись на работе больным, взяв в прокате машину и, купив в ближайшем секонд-хенде одежду, я припарковался за большим кустарником невдалеке. Здесь великолепный обзор, в него попадает вся улица и наш дом, большой участок парка и целый рой маленьких кафе на его территории. Единственное, что меня раздражало или я думал, что это единственное, что меня раздражало, так это невыносимая духота, скопившаяся в воздухе. В разгар лета солнца накопилось столько, что его тепло сделало плотным воздух, который трудно было вдыхать. Странно, ощущение, как перед дождем, а небо было чистым.
Нина всё ещё сидела на скамейке, когда зазвонил телефон. Она вздрогнула, несколько долей секунд растеряно смотрела на экран, но всё же ответила. Я не слышал, чтоб она говорила, но видел отчетливо, что губы она не разжимала и слушала, слушала, слушала. Потом кивнула головой, чуть позже покачала. Вытерла кончиками пальцев лицо, вероятно плакала.
- Да, хорошо! - произнесла она наконец.
Через некоторое время подъехала машина. Темно-синий форд. Не новый. Нина села в машину. Мне было видно, что силуэт водителя потянулся лицом к силуэту лица Нины, но она уклонилась от него. Пульсирующая во мне ревность, готовая прорваться, как гнойник, как острое воспаление, не получила подпитки и с глухим рычанием, залегла обратно в глубине души.
Водитель развернул машину по направлению к парку. Это меня немного удивило. Не станет же Нина изменять мне в нашем же районе, где нас знает каждая соседка? Хотя, приезжать к нашему дому для него была большая неосторожность. Но он, видимо, джентльмен, черт бы его побрал! Но, нет, машина свернула от парка в сторону.
Форд катился по городу, я, пропуская две-три машины между нами, ехал следом. Как в дурной старой французской комедии: муж следит за любовниками. Только мне было не смешно. Меня трясло от ненависти, жгло обидой и желанием сбросить на них атомную бомбу или сжечь обоих напалмом!
Форд катился по городу, я, пропуская две-три машины между нами, ехал следом. Как в дурной старой французской комедии: муж следит за любовниками. Только мне было не смешно. Меня трясло от ненависти, жгло обидой и желанием сбросить на них атомную бомбу или сжечь обоих напалмом!
Форд остановился у большого и дорогого отеля.
«Шикарничает, ублюдок!» - подумал я.
Огромные витражные окна отеля отражали мир от асфальта до неба. Как в ином мире ходили отзеркаленные люди, проезжали машины, качались деревья и ещё один я сидел в раскаленной машине и смотрел сам на себя.
Прошло минут пять, не больше. За это время в моей голове рваными лоскутами носились вихри мыслей, воспоминаний, страстей и частей Уголовного Кодекса. Я не мог однозначно ответить, для чего решил следить за ними, что мне в этой агонии, в этой изощренной пытке.
«Возможно желание первым знать события в жизни Нины.» - подумал я и стало смешно и больно.
В эту секунду мир поглотила тьма. Почернели и окна отеля. Тяжелая, налитая тоннами воды, с утробными раскатами грома, наползла грозовая туча. В полуденный час мгла превратила мир радости в мир скорби. Мне же в таком его состоянии мира было комфортно страдать. Звуки стихли, ветер замер. И только туча жила и захватывала небо всё больше и больше.
В отеле зажгли электричество, озарив окна желтоватым ровным светом, имитирующим дневной. В этот миг я увидел их. Они сидели у окна в фойе за небольшим столиком, вероятно пили что-то, было не видно. Но я их узнал.
«Чего они ждут? Почему не поднимаются в номер?» - раскалял я свою ревность.
В этот миг молния огненным мечем полоснула небосвод.
И я увидел, что Нина встала, за ней следом встал и ОН. Нина что-то говорила, вероятно страстно и быстро, потому что её рука, поднятая перед лицом, делала коротки и энергичные взмахи.
Оглушительный, разрывающий перепонки, гром обрушился на город. Я даже кожей ощутил накат звуковой волны. Мир всё больше темнел. Казалось, ещё немного тьмы и уже сложно будет различать предметы. В ответ на мои мысли зажглись уличные фонари. Вот так в один миг день стал ночью.
Они всё так же стояли, не двигаясь, а Нина говорила и говорила. ОН схватил её руку и стал её целовать. Новая вспышка гнева и обиды прокатилась в моей душе. Небо откликнулось новыми огненными мечами, кривыми и изломанными, секущими небо на осколки. И молотом звука упал гром. От его силы удара взвыли сигнализации машин. Воздух уплотнился до невозможности им дышать. Густой, влажный, горячий, он вливался в легкие расплавленным оловом. Я стал задыхаться. Не могу сказать от чего больше. От того, что видел или от того, что вдыхал.
Нина пыталась забрать свою руку. Она уперлась в его грудь. ОН же в ответ обнял её свободной рукой и прижал к себе.
Я, не помня себя от ярости, схватился за ручку и сделал движение выйти, чтоб бежать к ним, чтоб бить прилюдно его и оскорблять её! Но тонны, тонны, сотни тонн воды холодной пеленой накрыли город. Уже приоткрыв дверь, вынужден был её захлопнуть. Летний дождь ливнем струился по лобовому стеклу, искривляя, искажая, извращая то, на что я продолжал смотреть. Мне казалось, что они танцуют, а потом, что они дерутся, их тела деформировались каплями, уродовались. А вода лилась нескончаемым потоком, стеной отгораживая меня и их. Я закрыл глаза, не в силах более продолжать эту пытку.
Через полминуты открыл веки. Вдруг, совершенно отчетливо, на сколько это было возможно в этом кривом мире, я различил Нину. Она бежала по улице, прикрывая голову клатчем в одной руке, и держа сандалии в другой руке. А ОН стоял на пороге отеля и что-то кричал ей в след. Но Нина, не оглядываясь, удалялась от него.
Я хотел было завести машину и догнать её, спрятать от дождя и расспросить обо всём, что видел. Но как я объясню, что тут делаю?
Вечером я «вернулся с работы» в обычное время. Нина была закутана в теплый плед, лицо её было заплаканно. Когда мы сели ужинать, я рассказал, что нашел ссылку на тот рассказ, об измене жены.
- Чем всё кончилось? - тихим голосом, не подымая глаз, спросила Нина.
- Автор оставил открытый конец истории. Всего читатель не узнает. - ответил я, ещё не решив нашу с ней судьбу.
