«Мне показалось, или ты в самом деле решила обратиться к дневникам?» — спрашивала себя без особенного доверия к происходящему.
Что заставляет нас неистово трудиться в такое невыносимое пекло, при котором плавятся мозги.
Мало помогает и утренняя прогулка по лесу, снимая несколько напряжение натянутости кожи от усыхания, но и…
Вот в этом "но и", вероятнее всего, и кроется побудительный секрет необузданного трудолюбия.
Труд… то ли побочное явление от зноя, (ехидненько думается, что это творение рук человеческих в определенном смысле), то ли результат повзросления от накопленного опыта сумбурности жизни… Приходят иногда на ум престранные мысли: «Почему после него, этого самого труда, возникает, заслуживающее пристального изучения, восхитительное чувство освобождения, но от чего?! От накопленных мыслей, атакующих сознание, или, обретение свободы от работы не ради самой работы, а из стремления поскорей её закончить, испытывая некоторый азарт и увлеченность. Что это, если не поиски нового способа, как бы её побыстрее выполнить, смакуя послевкусие сладостного освобождения от… И только дневник мимолетности мышления с неподдельной задушевностью раскрывают перед тобой разноречивые образы, наполненные воздухом: объёмные, словно нанесённые выпуклыми спонтанными мазками на полотно воображения и ожившей памяти чувств. Как это...
Середина августа…
Еще с вечера над лесом стал нависать туман, пристально всматриваясь в него, вдруг замечаешь, как в едва различимых верхушках деревьев проблёскивает отчаянная звезда и что-то пытается рассказать из твоей прошлой жизни. И странным образом, видимо, после событий перевернувших мир, возникает мысль об интеллигенции, которая уж давным-давно утратила свое неповторимое самобытное значение не навязанной исключительности, несмотря на то, что некоторые жалкие прослойки общества еще себя так величают, в отличие от истинных, глубоко ушедших в тень, а эти оставшиеся, носители гипертрофированного цинизма, торчат над ней, как символ вульгаризма, и почему-то нестерпимо захотелось говорит о прошлом, уходящем туда... ввысь сквозь туман к звезде, в надежде что она поймет меня лучше, чем эта самая прослойка.
Лето на исходе…
Вчера наблюдалась необычайно многоцветная заря, и дрожащая в раскалённом утреннем воздухе, тишина. Натужно кричали птицы, даже невозможно было определить, какие.
Похоже, грачи. Последнее время они частенько стали появляться в роще, а воробьи, так те, с привычным удовольствием всё утро трепыхаются в росе.
Вон, какие взъерошенные с блестящими глазёнками-черничками! Вот и начался день!
Низко над головой пролетела огромная ворона, махая крыльями, словно отгоняя от входа в лес, по диагонали, на распахнутых широко крыльях, планирующим полетом пересекла притеррасную часть поймы небольшой речушки, и скрылась в синеющей туманной дымке.
Где-то глубоко внутри, то ли это от самой жизни, то ли от этой птицы, осталось царапающее ощущение...
Будто какая-то хищная птица, неистовым полетом рассекла надвое душевную пойму на то, что было когда-то, и на то, что происходит теперь…
И хоть ты ещё самозабвенно стремишься сохранить внешнюю оболочку благополучного человека, но, будущее, в рассеченной надвое хищником душе, не рождается...
День получился изменчив, как ветренная кокотка: то солнце разливало карамельные краски, маскируя неприглядны трещины жизни, окружающей лес, то вдруг, откуда не возьмись, проливной дождь, а потом опять… прорвалось сквозь кордоны туч солнце и, тут же, налетели комары.
Один ветерок не унимался, хранил завидное постоянство забавляясь соснами, сгоняя с них крупные чистые капли, распугивая ими комаров.
Особенно сказочным лес, кажется утром после ночного дождя: солнце берет власть в свои руки(лучи) над открыты пространством, а в самом лесу, оно творит чудеса, проникая сквозь кроны рваными оранжево янтарными лоскутами, усиливая черноту теней, и ты, как зачарованный смотришь, как на ветвях появляются сказочные жар-птицы.
Сегодняшнее утро показало свой капризный непредсказуемый характер, сообщив о себе проливным дождём, доведя до исступления ветер так, что в кронах сосен, без прелюдий и плавного вступления в тему, вводя поочерёдно исполнителей, с первых же аккордов, зазвучало мощное тутти, собравшее вмиг все двигающееся население леса, способное издавать хоть какой-то мало-мальский звук.
Утро, словно грозно предупреждало, что грядет осень, зима твоей жизни, чтобы ты не обольщался, был готов писать свою повесть так, будто взял время в свои руки, и, только от тебя теперь будет зависеть, покажется ли конец началом чего-то лучшего.
От прогулки по лесу приобретается особенное ощущение свободы над пространством и временем!
Появляется время думать, размышлять, утопая в чарах от увиденного, услышанного, придумано навеянного.
Пролетит какая-то крупная пёстрая птица с длинным хвостом, и тебе уже мерещится райская птица, снизошедшая до твоего присутствия без всякого на то приглашения на чужую территорию, а едва лишь стоит только признаться себе, что это обыкновенная галка или сорока, произнеся это простое имя вслух, как чары тут же испаряются.
Невольно приходят в голову размышления, об истинной правде, той ли, что представилась тебе образом райской птицы, которую ты своим глазами, якобы, увидел в пролетающей сороке, или в том, что люди, передавали друг другу в накопленном жизненном опыте, вложив в слово «сорока»?
Задавшись таким вопросом, тут же выявляешь вечный конфликт поэзии, как твоей («фантазии») и, сермяжной правды жизни, как накопленного человеческого опыта.
В этом неприглядном опыте человека, сорока-воровка, аморально таскает куриные яйца, а в литературе, можно встретить это безнравственное несовершенство в поэтическом ореоле — «сорочье царство», так часто называют раннюю весну в полях, когда снег ещё кое-где ещё лежит белыми пятнами, обнажая чернеющие прогалины тяжело дышащей мокрой земли, освобождающейся из-под снежного плена.
И вот тут-то, и начинаешь иначе относиться к значению слова. Слову, как к звезде, которое живет в каждом из нас: горит, освещает все внутри, как и звезда на небе, и способно закончить свое ощутимое существование, слетев с губ, так же, как гаснет на небе звезда.
Что заставляет нас неистово трудиться в такое невыносимое пекло, при котором плавятся мозги.
Мало помогает и утренняя прогулка по лесу, снимая несколько напряжение натянутости кожи от усыхания, но и…
Вот в этом "но и", вероятнее всего, и кроется побудительный секрет необузданного трудолюбия.
Труд… то ли побочное явление от зноя, (ехидненько думается, что это творение рук человеческих в определенном смысле), то ли результат повзросления от накопленного опыта сумбурности жизни… Приходят иногда на ум престранные мысли: «Почему после него, этого самого труда, возникает, заслуживающее пристального изучения, восхитительное чувство освобождения, но от чего?! От накопленных мыслей, атакующих сознание, или, обретение свободы от работы не ради самой работы, а из стремления поскорей её закончить, испытывая некоторый азарт и увлеченность. Что это, если не поиски нового способа, как бы её побыстрее выполнить, смакуя послевкусие сладостного освобождения от… И только дневник мимолетности мышления с неподдельной задушевностью раскрывают перед тобой разноречивые образы, наполненные воздухом: объёмные, словно нанесённые выпуклыми спонтанными мазками на полотно воображения и ожившей памяти чувств. Как это...
Середина августа…
Еще с вечера над лесом стал нависать туман, пристально всматриваясь в него, вдруг замечаешь, как в едва различимых верхушках деревьев проблёскивает отчаянная звезда и что-то пытается рассказать из твоей прошлой жизни. И странным образом, видимо, после событий перевернувших мир, возникает мысль об интеллигенции, которая уж давным-давно утратила свое неповторимое самобытное значение не навязанной исключительности, несмотря на то, что некоторые жалкие прослойки общества еще себя так величают, в отличие от истинных, глубоко ушедших в тень, а эти оставшиеся, носители гипертрофированного цинизма, торчат над ней, как символ вульгаризма, и почему-то нестерпимо захотелось говорит о прошлом, уходящем туда... ввысь сквозь туман к звезде, в надежде что она поймет меня лучше, чем эта самая прослойка.
Лето на исходе…
Вчера наблюдалась необычайно многоцветная заря, и дрожащая в раскалённом утреннем воздухе, тишина. Натужно кричали птицы, даже невозможно было определить, какие.
Похоже, грачи. Последнее время они частенько стали появляться в роще, а воробьи, так те, с привычным удовольствием всё утро трепыхаются в росе.
Вон, какие взъерошенные с блестящими глазёнками-черничками! Вот и начался день!
Низко над головой пролетела огромная ворона, махая крыльями, словно отгоняя от входа в лес, по диагонали, на распахнутых широко крыльях, планирующим полетом пересекла притеррасную часть поймы небольшой речушки, и скрылась в синеющей туманной дымке.
Где-то глубоко внутри, то ли это от самой жизни, то ли от этой птицы, осталось царапающее ощущение...
Будто какая-то хищная птица, неистовым полетом рассекла надвое душевную пойму на то, что было когда-то, и на то, что происходит теперь…
И хоть ты ещё самозабвенно стремишься сохранить внешнюю оболочку благополучного человека, но, будущее, в рассеченной надвое хищником душе, не рождается...
День получился изменчив, как ветренная кокотка: то солнце разливало карамельные краски, маскируя неприглядны трещины жизни, окружающей лес, то вдруг, откуда не возьмись, проливной дождь, а потом опять… прорвалось сквозь кордоны туч солнце и, тут же, налетели комары.
Один ветерок не унимался, хранил завидное постоянство забавляясь соснами, сгоняя с них крупные чистые капли, распугивая ими комаров.
Особенно сказочным лес, кажется утром после ночного дождя: солнце берет власть в свои руки(лучи) над открыты пространством, а в самом лесу, оно творит чудеса, проникая сквозь кроны рваными оранжево янтарными лоскутами, усиливая черноту теней, и ты, как зачарованный смотришь, как на ветвях появляются сказочные жар-птицы.
Сегодняшнее утро показало свой капризный непредсказуемый характер, сообщив о себе проливным дождём, доведя до исступления ветер так, что в кронах сосен, без прелюдий и плавного вступления в тему, вводя поочерёдно исполнителей, с первых же аккордов, зазвучало мощное тутти, собравшее вмиг все двигающееся население леса, способное издавать хоть какой-то мало-мальский звук.
Утро, словно грозно предупреждало, что грядет осень, зима твоей жизни, чтобы ты не обольщался, был готов писать свою повесть так, будто взял время в свои руки, и, только от тебя теперь будет зависеть, покажется ли конец началом чего-то лучшего.
От прогулки по лесу приобретается особенное ощущение свободы над пространством и временем!
Появляется время думать, размышлять, утопая в чарах от увиденного, услышанного, придумано навеянного.
Пролетит какая-то крупная пёстрая птица с длинным хвостом, и тебе уже мерещится райская птица, снизошедшая до твоего присутствия без всякого на то приглашения на чужую территорию, а едва лишь стоит только признаться себе, что это обыкновенная галка или сорока, произнеся это простое имя вслух, как чары тут же испаряются.
Невольно приходят в голову размышления, об истинной правде, той ли, что представилась тебе образом райской птицы, которую ты своим глазами, якобы, увидел в пролетающей сороке, или в том, что люди, передавали друг другу в накопленном жизненном опыте, вложив в слово «сорока»?
Задавшись таким вопросом, тут же выявляешь вечный конфликт поэзии, как твоей («фантазии») и, сермяжной правды жизни, как накопленного человеческого опыта.
В этом неприглядном опыте человека, сорока-воровка, аморально таскает куриные яйца, а в литературе, можно встретить это безнравственное несовершенство в поэтическом ореоле — «сорочье царство», так часто называют раннюю весну в полях, когда снег ещё кое-где ещё лежит белыми пятнами, обнажая чернеющие прогалины тяжело дышащей мокрой земли, освобождающейся из-под снежного плена.
И вот тут-то, и начинаешь иначе относиться к значению слова. Слову, как к звезде, которое живет в каждом из нас: горит, освещает все внутри, как и звезда на небе, и способно закончить свое ощутимое существование, слетев с губ, так же, как гаснет на небе звезда.
Хорошо если ты помнишь о его силе, соизмеряя с силой света погасшей звезды, который летит к человеку, сопровождая на его жизненном пути.
Бывает и так, что звезда может быть погасшая для себя, а для людей на земле, еще продолжает гореть тысячи лет.
Как же нужно потрудиться разуму над душой, пробираясь через марево жизни, чтобы слово, оставленное человеком, имело бы все основания на право лететь через поколения, оставляя маленький, едва мерцающий след, подобно свету угасшей звезды во Вселенной.
Бывает и так, что звезда может быть погасшая для себя, а для людей на земле, еще продолжает гореть тысячи лет.
Как же нужно потрудиться разуму над душой, пробираясь через марево жизни, чтобы слово, оставленное человеком, имело бы все основания на право лететь через поколения, оставляя маленький, едва мерцающий след, подобно свету угасшей звезды во Вселенной.
След культуры, величайшей роскоши, которая могла и должна была быть, наиглавнейшим средством выражения нашей жизни и её поддержания в самые сложные и противоречивые моменты. Тончайший, еле уловимый след безупречного художественного вкуса по маршруту сильной мысли, олицетворяющей необозримые умственные горизонты человека.
Ведь только человек, с его мировоззренческим характером и философским мышлением, способен возвысить силу духа так, чтобы вернуть слову его первоначальную, девственную свежесть, вызволив его из заскорузлого панциря стёртости, заболтанности, растерявшего высокие образные качества, и вот тогда, оно вновь сможет благоухать, гореть, обжигать, охлаждать, ласкать и греть, как звезда! Чтобы можно было жить, не утеряв доверия к человеку, среди истинно культурных людей, не бояться оставаться ребенком, будучи зрелым человеком. Оставить след, сохранивший внимание и сочувствие, не развращая этических основ, как величайшего блага, дарованного человеку жизнью.
Короче, молодец!
Надежда !
