Ромашковое поле. Глава 12. Любовь рукой не остановишь.

 
 
                Наверное нет  такого человека, который не любил бы лето. А как же его можно не любить, если с утра к тебе в окошко заглядывает улыбчивое солнышко? Если ты не совсем ещё проснулся, оно пробежит по щекам, погладит по голове, а затем пощекочет, заставит улыбнуться. Так вот и со мной сегодня произошло, немного проспала, а оно уже во всю, разошлось: вставай мол, помогай матери управляться с хозяйством.
            Я так и сделала: подхватилась и пошла, заниматься привычной для меня работой.

                А впереди меня ждала очередная встреча с Ялинкой, вернее с тем, кто рассказывал мне вот уже двенадцатый день о жизни и переживаниях обыкновенной женщины, труженицы.  О сколько всего пришлось ей пережить за свою короткую жизнь, но я не буду забегать наперёд и гадать что, да как. Я просто пойду на это заветное для неё место, где еще цветут  полным ходом ромашки, ещё не наступило время их увядания.

            Припомнились строки из стихотворения Эдуарда Асадова:

Двух равных песен в мире не бывает,
И сколько б звёзд не поманила вновь,
Но лишь одна волшебством обладает

И, как ни хороша порой вторая
Всё ж берегите первую любовь
Всё ж берегите первую любовь.

            А вот у Ялинки это любовь?  И тут голос, который вёл меня, кажется, начинает давать ответ. Я вслушиваюсь, сочувствую, радуясь и огорчаясь, но…я не осуждаю. Нет! имею ли я на это право, на осуждение?
                И вот оно, продолжение….

        Ялинка находилась сейчас в самом расцвете: ей было всего 35 лет. А она уже третий год успешно руководила колхозом, который  ежегодно занимал в социалистическом соревновании первые места. Председатели, которые уже по много лет руководили хозяйствами, только крутили головами: как это ей удаётся? Спрашивали друг у друга.

            А она много читала, искала пути повышения продуктивности скота, и искала методы повышения урожайности полевых культур.

        А ещё она любила….она любила страстно, отдавая этой любви всю щедрость своей души. Их встречи с Василием были не частыми. От встречи до встречи они жили воспоминаниями. И если не могли совсем друг без друга, то звонили. А если и это было недоступно, тогда просто молчали в трубку. По дыханию улавливая настроение.

                Ялинка преобразилась. Она не ходила, а летала, как на крыльях, вся светилась каким-то внутренним светом, который как огонёк притягивал, манил людей. А они вдвоём с Васильком, как она называла его, искали  в тёмном, непроходимом сказочном лесу  ягоду. В этом лесу нет тропинок. По одному туда не ходят. Только вдвоём. Каждая тропика, каждый поворот влечёт за собой новое наслаждение, потому что там растёт сладкая ягода малина, которая пьянит, как вино и даёт новые силы идти и находить.…А найдя, пить это будоражащее кровь  вино, вино вечное, неиссякаемое вино любви. А попробовав однажды это вино, они шли дальше к роднику,  из которого напиться просто невозможно. Делаешь глоток, второй и жажда…жажда… снова охватывает тебя и губы тянуться к той божественной влаге…Оба знали, что этой любви не суждено долго жить, может поэтому так  ценили каждое мгновение встреч. А прощались всегда, как в последний раз.

                Первым на заседание бюро райкома партии вызвали Василия. Обвинительную речь держал второй секретарь райкома партии. Изложив факты, секретарь с возмущением спросил у  Василия:
-И как вы могли, имея троих детей пойти на такую порочащую честь коммуниста связь?
Василий встал со своего места и, глядя прямо в глаза «прокурору» сказал:
-Вы собрались здесь, чтобы судить меня? Я люблю эту женщину. Кто вы такие, чтобы запретить любовь?
-Вы можете лишить меня работы, отнять партийный билет, изгнать меня, да ещё многое вы можете. Вы, здесь сидящие, всесильные. Вы только не можете одного, запретить мне любить!
И не сказав больше ни слова, вышел из зала заседаний. Члены бюро молчали. Так и закончилось это заседание.

            Ялинку  пригласили к первому секретарю через два дня после злополучного заседания бюро. В кабинете находились только второй и третий секретари. Членов бюро не пригласили. Анатолий Андреевич ходил по кабинету и курил. Затем остановился перед женщиной и выдохнул.
-Как же вы могли, Алина Ивановна так поступить?
Та вскинула голову и спросила
-Как, Анатолий Андреевич я поступила?
-Вы поступили аморально!
-По отношению к кому?
-К нам, к партии
-Нет, Анатолий Андреевич, к вам и к партии я поступаю честно. Я всю себя отдаю работе и благосостоянию своих колхозников. Если я поступила аморально, то только по отношению к жене…Василия….И судить не вам меня, а ей. И ещё скажите мне вы здесь сидящие, кто из вас не грешен? Нет, нет, я не цитирую Иисуса Христа. Просто знаю, что безгрешных людей не бывает и судьёй служит не партийный билет, а своя, моя,  совесть.

              Повернулась и как слепая пошла….пошла    прямо в кабинет к Василию. Находящиеся там специалисты, покинули кабинет, оставив их наедине. В последний раз он обнял и крепко поцеловал свою любимую. Она попросила отвести её к своей жене. Василий не возражал. Он знал, что это должно было произойти обязательно. Он знал характер своей любимой женщины. Она должна сама честно рассказать матери его детей о том, что забрала частичку тепла, которое предназначено судьбой ей, его законной жене.

              Дверь открыла худощавая, большеглазая женщина, и как-то сразу вся сникла. Ялинка попросила Василия оставить их двоих. А сама, собравшись с духом, ничего не скрывая, начала рассказывать о своей детской мечте, о юности, о поле ромашковым, и о любви к её мужу. Она  говорила, говорила, и очищающие слёзы лились из глаз. Впервые она исповедалась, но не перед святыми отцами, а перед  женщиной, которая также любила. Очищающие слёзы потоком лились из глаз, а она всё говорила и говорила.

                И тогда та, другая подошла к ней и, обняв за плечи, заплакала. Это были так же очищающие слёзы. Ведь и ей было не просто. Ведь она давно почувствовало своей женской интуицией, что муж и телом и душой не с ней, но терпеливо ждала, надеялась. Теперь она точно знала, что муж вернётся к ней. Да, он будет любить эту необычную женщину, но быть с нею уже не сможет, потому, что ЭТА женщина не позволит.

              А за дверью стоял виновник женских слёз, мысленно прощался с дорогим ему человеком.

              Излив душу, вытерев глаза, Ялинка навсегда ушла из жизни дорогого ей человека. И только через несколько лет судьба подарит им мимолётную встречу, которая как ярким лучом опалит их, дав понять обоим, что не угасла любовь, она только притаилась…и если дать ей хоть маленькую надежду, то она возгорится с новой силой. И тогда уже никакие силы не смогут потушить её. Но….

              Секретарь райкома поступил по отношению к Василию гуманно. В областном управлении сельского хозяйства требовался главный инженер, и его с удовольствием взяли на вакантную должность, выделив в областном городе четырёхкомнатную квартиру, как многодетной семье.

                Ялинка сникла, фигурка стала, как у девочки подростка. Только глаза, как два синих, глубоких колодца украшали исхудавшее личико. Взглянув в эти глаза можно было утонуть навсегда. Её сердце говорило и жило только им, любимым…

Люблю тебя за то, что ты живёшь,
За то, что просто есть на этом свете,
И не бросаешь в душу мою ложь,
Не рвёшь мне сердце, словно буйный ветер.

Люблю за то, что можешь промолчать,
Когда бываю в раздраженье грубой.
И что умеешь, как и я мечтать,
Хотя мечтать бывает очень трудно.

За то, что снится нам с тобою сон
Один и тот же длинными ночами
Которые проводим не вдвоём….
Люблю за то, что, как и я, скучаешь.

Люблю тебя, родной мой, за покой…
Мне в твоём мире тихо и уютно…
День ото дня живу я лишь тобой,
С мечтою о тебе проснувшись утром

Люблю тебя за нежность тёплых рук
В твоих объятьях, как в огне, сгораю
И сердца слышу бешеного стук
Благодарю, что сердцем обладаешь.

Люблю до боли так, что в сердце дрожь,
Лишь стоит мне услышать голос нежный…
Люблю тебя за то, что ты живёшь!
И лишь для нас весь этот мир безбрежный.
((Елена Бедретдинова)

          Мать знала о том, что произошло. Знали все колхозники и весь район. Кто осуждал, кто сочувствовал, а кто злорадствовал. Женщина ещё с большим энтузиазмом взялась за работу. По результатам прошедшего года,  колхоз взял в социалистическом соревновании все шесть переходящих знамён района и одно республиканское. Ялинку наградили Орденом « Знак Почёта». Радовалась ли она? Наверное-да. Потому, что это была заслуга коллектива, который она возглавляла. И это радовала. Однако…не было у неё в жизни стимула, который давал бы силу. Она выдыхалась без подпитки. Ей не хватало простого вопроса любимого человека:
-Как ты? Как идут твои дела? Я люблю тебя!

Нет, невозможно запретить любить.
Волну любви рукой не остановишь,,
Теченьем смоет, понесёт с собой,..
Сопротивляться, думаю, не стоит.
Нет, невозможно запретить любить.

(Ирина Фаузель)

Невозможно.. А она сопротивлялась. Сама себе задавала вопрос:
-Как? Я ещё живу, живу без него?
    Так и жила….

                А беда подкралась незаметно. Накануне первого сентября Ялинка привезла детей от матери, где они находились всё лето. Утром, приготовив праздничную одежду и наказав обязательно позавтракать, и идти на торжественную линейку в школу, а она подойдёт туда позже. Теперь же  ушла на утреннюю планёрку. Вскоре позвонила дочь и сказала, что Ване болит голова. Ялинка поручила вести планёрку заместителю и быстрым шагом направилась к дому, который находился в нескольких метрах от конторы. Только взглянув в лицо сына, она начала собирать его. Позвонила водителю, чтобы тот немедленно подогнал машину к дому. Сама сделала звонок главному врачу района.

              Двадцать километров ей показались бесконечно длинными. Сын полулежал. Голова находилась у неё на коленях. Не видя, как вздымается грудь, она тихонечко звала его по имени. И только по вздрагиванию длинных ресничек видела, что мальчик жив. Ему шёл 12 год. До этого ей казалось, что сын был невысоким, щупленьким ребёнком, а тут вытянулся, ноги лежали на полу автомобиля, а голову держала у себя на коленях. Сердце матери не работало нормально, а колотилось в груди. Она то и дело торопила водителя, хотя тот гнал  на пределе.

          На пороге больницы их уже встречал сам главврач. Он помог водителю донести Ивана, и положить на диван. В кабинете главврача собрался консилиум. Диагноз установили единогласно, менингит. Срочно пошли готовиться делать пункцию. После взятия анализа, диагноз врачи подтвердили. Это был гнойный менингит. Чем чревато это заболевание, Ялинка знала.

          После пункции и принятых других лечебных мер, мальчику стало легче, и он уснул. Мать сидела над ним всю ночь, смачивая сухие губки, протирая пылающие щеки. До сих пор она не знала ни одной молитвы. А тут её губы шептали без остановки слова любви к Богу, к Божьей Матери. Она не останавливалась ни на минуту в своей мольбе к Всевышнему. Слова сами приходили откуда-то из глубины сознания, как будто они там копились веками, а теперь лились нескончаемым потоком.

                Через каждый час приходила медсестра, делала укол,